Повесть о потерпевшем кораблекрушение Часть 2

Движение за всеобщее избирательное право набирало силу, и уже на следующий год в Ассамблею Республики была представлена петиция, содержавшая почти 800 тысяч подписей. Но Ассамблея оставила ее без последствий. Хотя такой результат, собственно, и ожидался, среди активистов движения стали заметны уныние и растерянность.

Обер Грайс тем временем был назначен директором дочерней фирмы компании Лойна Далуса "Западный Арсенал" в Сайлоре, включавшей в себя артиллерийский цех и верфь. Далус почел за благо задвинуть чересчур уж политически активного пайщика подальше — чтобы не бросал тень собственной неблагонадежности на своего патрона. А на промышленность Республики обрушилась волна кризиса, зародившегося в Старых Землях. Число забастовок резко выросло, схватки рабочих с полицией стали едва ли не обыденным зрелищем в фабричных кварталах крупных городов. Но рабочие требовали не только сохранить уровень зарплаты. "Право голоса!" и "10-часовой рабочий день!" — было написано у них на плакатах.

Жена Обера Грайса принимала горячее участие в возобновлении кампании за "Список Справедливости". Она постоянно принимала в доме активистов движения, руководителей рабочих союзов, радикальных политиков и журналистов. Ее собственные статьи проникали время от времени в крупные газеты.

"... Говорят, что 10-часовой рабочий день будет разорением для всей промышленности республики. Ложь! Шесть заводов Обера Грайса работают прибыльно при 9-часовом рабочем дне, а спичечная фабрика — даже при 7-часовом. Фабриканты просто-напросто боятся, что вместо простого выжимания крови и пота из работников им придется озаботиться техническими нововведениями, поднимающими производительность. Именно в этой косности — подлинная причина их сопротивления ограничению рабочего дня. Таким образом, тот, кто боится введения 10-часового рабочего дня, на самом деле выступает против прогресса промышленности!

Говорят, что свобода рабочих ассоциаций будет означать непомерно завышенные требования со стороны работников, что они смогут тогда принудить платить зарплату, не соответствующую возможностям предприятия. Эти господа лукавят! Почему-то покупатель и продавец на рынке всегда торгуются о цене товара. Но едва мастеровые вздумают поторговаться о цене рабочих рук, как ответом им чаще всего бывают дубинки и сабли полицейских, а бывает — и пули.

Промышленникам выгоднее договориться с рабочими, учитывая не только свою страсть к барышам, но и законный интерес рабочих к достойной жизни. Если имущие классы не поймут необходимость и благотворность реформ, нас ждут тяжелые времена. Да, реформы означают необходимость поступиться чем-то. Но одновременно они пришпоривают прогресс, заставляют снижать издержки, улучшать организацию дела, применять новые машины. Если же голос рабочих не будет услышан на парламентских скамьях, он все громче и громче будет раздаваться на улицах. У нас уже нет выбора между приверженностью к старинной рутине и реформами. У нас остался один выбор — между реформами и революцией. И если вы не сделаете выбор в пользу реформ, выбор в пользу революции будет сделан за вас!"

"Элинорский

Трансконтинентальный Экспресс"

Обер Грайс напряженно работал над расширением "Западного Арсенала". Постройка верфи шла полным ходом, рядом с артиллерийским цехом поднимался цех стрелкового вооружения. На главных заводах Далуса было освоено производство нового нарезного штуцера с новой пулей, имевшей коническую выемку в донной части, что обеспечивало хорошую обтюрацию без процедуры плотной забивки пули в ствол, отнимавшей время при заряжании. Теперь пуля просто загонялась в ствол одним ударом шомпола, как в гладкоствольном ружье, а плотное ее прилегание к нарезам обеспечивалось расширением краев конической выемки под давлением пороховых газов. Одновременно было выпущено совершенно новое изделие — семизарядный револьвер, снаряжавшийся унитарным патроном с латунной гильзой. Патент на это изделие и на унитарный патрон принадлежал безвестной фирме, подлинным владельцем которой было Техническое бюро Грайса.

Выпуск револьверов был начат и в "Западном Арсенале". Многие оружейные заводы выбросили вскоре на рынок целый ряд более или менее удачных подражаний. Варлан, скрепя сердце, просто купил лицензию и несколько необходимых станков у Далуса, наладив производство сразу трех разновидностей револьвера с разной длиной ствола, и тем немало опередил остальных конкурентов.

На этот раз сражение Далуса за военный контракт было победоносным и офицеры Легиона Республики стали получать револьверы его фирмы. Через некоторое время револьверами начали вооружать и кавалерию. А Обер Грайс через свое Техническое бюро уже готовил на базе одной захудалой оружейной мастерской новые образцы стрелкового оружия. Мастерская получила в банке Грайса кредит, закупила на заводе прецизионных станков Грайса новое оборудование. Через несколько месяцев Обер придирчиво рассматривал первый экземпляр нарезного казнозарядного ружья с откидным затвором под унитарный патрон.

Экономический кризис не обошел стороной Лойна Далуса, ударил он и по фабрикам Обера Грайса. Речь не шла о банкротстве, но прибыли упали, сбыт замедлился. Забастовки вспыхнули на сталепрокатном заводе Далуса в Порт-Квелато и на чугунолитейном, расположенном вблизи Фоломатьены. С превеликим трудом Грайсу удалось уладить дело без вмешательства полиции.

Лойн Далус кипел от бешенства:

"Это все твоя агитация! Подбиваешь мастеровых требовать всякие права, а они готовы сесть на шею!"

Обер отвечал не менее резко:

"Если бы не мой авторитет у рабочих, у тебя бы сейчас стояли почти все заводы, а твои мастеровые дрались бы с полицией! Благодари судьбу, и меня не в последнюю очередь, что дело кончилось миром!"

Стачки бушевали по всему Восточному побережью, газетные статьи напоминали военные сводки, то и дело сообщая о стычках рабочих с войсками или полицией. "Список Справедливости" был у всех на устах.

Не меньше 12 тысяч человек приняло участие в шествии к зданию Ассамблеи Республики. 2 миллиона 11 тысяч подписей стояло на этот раз под "Списком Справедливости". Но демонстрантам преградили путь десятки шеренг конной и пешей полиции, многочисленные деревянные барьеры. Ассамблея отказалась принять петицию.

Через два дня шумная толпа в несколько сот человек собралась перед домом Обера Грайса в Порт-Квелато.

"Долой смутьянов!" — кричали в толпе. — "Зачинщика мятежа — к ответу!"

В дом полетели камни, почти все падавшие в обширном палисаднике, не долетая до окон.

К несчастью, Обер Грайс находился в это время в ванной, и не сразу услышал крики толпы. Его жена, обеспокоенная, запахнула пеньюар и осторожно выглянула из-за портьеры. "Надо предупредить мужа!" — мелькнула мысль в голове у Инесейль. Но она не успела.

Четверо человек, взломав дверь, проникли в дом с заднего крыльца. В руках они сжимали револьверы. Инесейль столкнулась с ними на пороге спальни.

"Где твой муж? Где Обер Грайс?" — злобно зашипел один из них. Инесейль молчала, со страхом глядя на три револьверных дула, почти упиравшихся ей в грудь. "А если они полезут в детскую? Там же Тиоро!" — обожгла ее тревога за сына.

Стоявший позади всех невысокий плечистый человек негромко произнес:

"Похоже, в ванной шумит вода..." — и он махнул револьвером в сторону коридора.

Двое налетчиков высадили дверь в ванную. Обер, не успевший смыть с себя мыло, резко повернулся. Налетчики, ухмыляясь, направили на него револьверы:

"Выходи, гаденыш! Сейчас ты получишь по заслугам!" — мстительно воскликнул один из них. Через открытую дверь до Обера явственно донеслись злобные выкрики толпы.

"Что с Инесейль?" — обожгла его мысль. Он постарался обрести хладнокровие, не спеша вылез из ванны, потянулся за полотенцем и, неуловимым движением швырнув его в лицо одному из налетчиков, резким ударом выбил револьвер из руки другого. Но большего ему добиться не удалось. Оба налетчика вцепились в него и они все трое вывалились в коридор, тяжело рухнув на пол. Намыленному Оберу все же удалось выскользнуть из рук нападавших, но не успел он вскочить, как его ухватили за ногу и снова повалили на пол. В этот момент он услышал четыре выстрела с небольшими интервалами, донесшиеся из спальни.

Налетчик, сохранивший свой револьвер, приподнялся на коленях и вновь попытался навести оружие на Обера. Однако тот, лежа на полу, нанес ему сильнейший удар пяткой в лицо, быстро перекатился по полу и захватил сзади голову второго своего противника. И тут в спальне снова раздались выстрелы.

Обер, больше не задумываясь, хрустнул шейными позвонками налетчика, вскочил на ноги, подхватив револьвер другого налетчика, стонавшего, скорчившись, на коленях и зажимавшего руками разбитое в кровь лицо. Ударом ноги Обер распахнул дверь в спальню и ворвался внутрь.

Пока в ванной и коридоре шла возня, двое других налетчиков делали свое дело в спальне. Один из них повалил Инесейль на кровать, разрывая на ней пеньюар. Другой, стараясь не высовываться из-за портьеры, распахнул створку окна и, не торопясь, сделал четыре выстрела в направлении улицы. Инесейль отчаянно боролась. Ей удалось вцепиться зубами в щеку насильника. Тот отпрянул, ударив ее кулаком в лицо, но тут же схватился обеими руками за окровавленную щеку. Инесейль, несмотря на удар, рванулась, дотянувшись до сумочки на прикроватной тумбочке, и выхватила оттуда маленький блестящий револьвер — подарок мужа. Слабо хлопнул выстрел. Насильник, не успев сообразить, что произошло, ощутил ожог, резкую боль в шее, глаза его затянуло мутной пеленой, он покачнулся, растопырив пальцы... Его напарник, заметив блеск револьвера в руках жертвы, не долго думая, всадил две пули в грудь молодой женщине.

Когда Обер заскочил в спальню, его взгляд сразу зафиксировал безжизненное тело жены, распростертое на кровати, и другое безжизненное тело, рухнувшее на нее сверху, и налетчика у окна, направившего в его сторону свой револьвер. Обер резко дернулся в сторону, налетчик выстрелил, израсходовав последний патрон, и вскочил на подоконник. Обер выстрелил от бедра, налетчик согнулся пополам и медленно рухнул наружу, в палисадник.

В это время толпа у дома, подогретая криками раненых (получивших пули в результате четырех выстрелов через окно спальни Обера Грайса) и призывами наемных полицейских провокаторов, хлынула во двор дома и уже проникла в вестибюль первого этажа.

Обер Грайс, бросив револьвер, кинулся к жене. Глаза ее были полузакрыты, она дышала с тяжелым хрипом, на губах ее выступила кровавая пена.

"Не умирай, Инес!" — в отчаянии воскликнул Обер, обнимая жену за плечи. — "Я люблю тебя!"

Инесейль сделала слабую попытку шевельнуть рукой, дернулась и затихла. На лестнице, ведущей на второй этаж, послышался топот множества ног. Обер вскочил на ноги, рванул на себя ящик небольшого столика у стены и достал оттуда два вороненых револьвера. Взведя курки, он, как был — голый, в крови и мыльной пене, — выбежал в коридор.

С лестницы уже вываливалась толпа. Передние, увидев голого окровавленного человека с револьверами в руках, остановились. Один из провокаторов, прячась за спинами, выстрелил из своего револьвера. Обер тут же отпрянул в дверной проем спальни и открыл ответный огонь. Толпа, совершенно не ожидавшая такого отпора, рванула вниз по лестнице, опрокидывая замешкавшихся и топча упавших...

Вечером Обер Грайс был арестован. Но к тому моменту в доме и вокруг него уже было множество журналистов. Замять обстоятельства происшествия не удалось и полицейским властям пришлось вести следствие с соблюдением правил.

Официальная версия властей, быстро проникшая в печать, заключалась в том, что Обер Грайс обстрелял из окна своего дома манифестантов, протестовавших против его подстрекательских выступлений. При этом он ранил двоих человек. Толпа, действуя в интересах самозащиты, ворвалась в его дом и была встречена выстрелами, коими было убито еще шестеро и ранено восемь человек. Некоторые манифестанты были вооружены, но применили оружие только для самообороны. В ходе перестрелки случайными пулями была убита супруга Обера Грайса, госпожа Инесейль Грайс, урожденная Маррот.

Следствие было проведено в рекордно короткие сроки и дело передано в суд уже через две недели. Во многих крупных газетах появились статьи, требовавшие сурового наказания для убийцы, главаря политических смутьянов. Другие солидные газеты осторожно намекали на неполную ясность обстоятельств дела.

Государственный обвинитель был полон праведного негодования:

"...И вот, хладнокровно выпустив пули по толпе верноподданных граждан, этот профессиональный подстрекатель, презревший всякие моральные устои, поднял руку на достойных обывателей, которые в справедливом гневе пытались оградить себя, да и просто случайных прохожих, от револьверных залпов".

"И этих людей он встретил выстрелами в упор. Некоторые из них имели оружие и пытались защитить своих друзей от этой расправы. Но подсудимый, в прошлом — боевой офицер, использовал свой опыт, на этот раз для того, чтобы убить шестерых человек".

"Мало того! Бездушный циник, обвиняемый успел перетащить троих убитых в свои покои, чтобы иметь повод представить дело как самозащиту. Он использовал даже случайную смерть жены в перестрелке, затащил ее труп в спальню и пытался инсценировать картину нападения на нее".

"Надеюсь, что теперь облик этого кровавого убийцы ясен всем, и высокочтимый суд не замедлит с вынесением справедливого приговора!"

После речи государственного обвинителя и показаний свидетелей обвинения, к допросу свидетелей обвинения приступила защита. Обера Грайса защищал молодой адвокат, горячий поклонник Касрафа Телуса, по имени Лейвек Элбор. Сам Телус рекомендовал его Оберу, охарактеризовав как самого цепкого, пронырливого и изворотливого парня, каких он только встречал.

"Мой первый вопрос к господину полицейскому дознавателю, проводившему осмотр места преступления и сбор вещественных доказательств", — начал Лейвек Элбор. — "Согласно подписанному вами протоколу, на месте происшествия были обнаружены и изъяты восемь револьверов. Исключая один, все они — производства заводов Зеккерта, все — 2-й модели, все — калибра 10 с половиной миллиметров. Я не ошибаюсь?"

"Все верно", — наклонил голову тучный усатый человек в штатском платье.

"Согласно этому же протоколу, один револьвер обнаружен в ванной, три — в спальне, один — под окном спальни, и три — на лестнице, ведущей на второй этаж дома моего подзащитного. Правильно?"

"Так" — снова кивнул усатый.

"Один из револьверов, обнаруженных в спальне, не серийный короткоствольный револьвер калибра 8 миллиметров. Так?"

"Так".

"Кроме того, мой подзащитный добровольно сдал два длинноствольных револьвера калибра 8 миллиметров, также не серийные. Я не ошибаюсь?"

"Нет. Все это написано в протоколе", — пожал плечами усатый.

"Благодарю вас. К вам у меня пока больше нет вопросов" — заявил Лейвек Элбор. — "Теперь попрошу занять свидетельское место господина полицейского следователя".