Тем временем, случился обед, на который Бронзовый Топор опоздал, возясь с амулетом. Как и обещал старейшина старейшина Седой Волос, их кормили настоящим мясом, а потому ему наверняка не досталось бы ничего, кроме костей и объедков.

Желая избежать столь печальной участи, Бронзовый Топор отправился к своей ученице. За Черненой Сталью водилась привычка таскать "излишки" (потому она, собственно, всегда вызывалась работать на кухне), и маг рассчитывал, что она не откажется угостить его мясом (и не только). Но, увы, в комнате гномихи, ее не оказалось. Рунный маг наведался на кухню, но ее не было и там. Топор забеспокоился и уже хотел было пуститься на поиски, однако тут ему повстречался сам почтенный Седой Волос. Предводитель экспедиции выглядел обеспокоенным, если не сказать испуганным, но шанса поинтересоваться своим самочувствием Топору не дал.

— Возьми свой десяток и отправляйся в священные глубины, — приказал он, не успел тот разогнуть спину после почтительного приветствия. — Я ощущаю в них что-то. Возможно какая-нибудь тварь земная отбилась от стаи и добралась дотуда.

"Интересно как? Прогрызла себе путь через тысячи орагов орихалковой породы?" — хотел было спросить рунный маг, но прежде, чем маг успел хоть слово сказать, старейшина уже удалился по своим делам.

Кричать в спину древнему нифлунгу было бы верхом непочтительности, а потому Топору не оставалось ничего, кроме как собрать своих подопечных и отправиться в мрачные катакомбы под дворцом.

"И в довершение всего, я разбил нос и утратил достоинство", — подумал он, отрешаясь от воспоминаний и рисуя в воздухе простую руну призванную остановить кровотечение.

— Вы не пострадали, уважаемый? — раздался за спиной голос одного из его подчиненных, который прямо-таки сочился поддельным участием.

— Нет, Стеклянная Линза, — ответил нифлунг, с трудом вспомнив имя воина. — Но лучше ты иди впереди. А то у нас, наземников, зрение слабое...

По рядом его сопровождающих пробежался тихий смешок. Бронзовому Топору было сорок семь лет и из них он лишь десять дней провел в поднебесном мире. Однако это были первые дни его жизни, а потому клеймо уроженца поверхности прилипло к нему прочнее кожи. Раньше гном стыдился своего происхождения и тщательно скрывал это, но затем, видя бесплодность попыток, бросил это дело и теперь не стеснялся сам шутить на эту тему, особенно когда это было выгодно. Как сейчас например — так-то ему полагалось идти вперед, как командиру отряда и магу, а теперь, сославшись на несуществующую слабость, он мог поставить между собой и возможной опасностью одного мелкого двуличного подхалима, который не уставал потешаться над ним, когда думал, что рунный писец этого не замечает.

— Кричи, когда появится чудовище, — с усмешкой добавил Топор. — Если, конечно, успеешь.

Стеклянная Линза вздрогнул. Он был довольно молод даже по меркам этой экспедиции, в которой даже сам рунный маг мог считаться зрелым и ему еще предстояло свыкнуться с мыслью, что за пределами родных поселений, смерть таиться на каждом шагу. Сказать ему, впрочем, было нечего — ведь как и Топор, он был по рукам и ногам скован цепью командования и ему ничего не оставалось кроме как занять место впереди процессии.

"Ничего, монстрами тут и не пахнет", — с мрачным удовлетворением подумал Бронзовый Топор, глядя на то, как юный воин безуспешно пытается побороть демонов страха, овладевших его разумом. — "Здесь вьется запах... потрохов?"

Гном принюхался, задумавшись над тем, что уже не играет ли его воображение с ним злые шутки, пользуясь тем, что он голоден, но нет, в воздухе действительно вился терпкий аромат жаренных коровьих (по крайней мере, Бронзовый Топор полагал, что коровьих) внутренностей. На мгновение нифлунг задумался над тем, уже не сюда ли скрылась Черненная Сталь?

"О да", — подумал он, осознав, что аромат был слабым и, скорее всего, исходил от Линзы, который успел пообедать. — "Ведомая желанием не делить свою трапезу, она сбежала к корням мира и там переродилась, наполненная злыми энергиями. Волшебство Глубинных Тварей сделало из нее совершенную убийцу и лишь аромат вареного мяса, предвещающий ее приближение, может послужить предупреждением ничего не подозревающим жерт..."

Тут его рунный камень, висевший на шее, затрепетал и магу стало не до смеха. Достав амулет из-под рубахи, Топор с тревогой принялся всматриваться в переплетение символов на его поверхности, который сменяли друг друга по мере того, как амулет пытался определить природу возмущений. Наконец, на нем проступили щупальца — Бронзового Топора прошиб холодный пот, но тут картинка мигнула и изобразила вилы Исчадья Бездны. Затем и вовсе началось что-то странное: символ начал беспорядочно изменять форму, становясь то пчелой, то змеей, то солнцем, то перечеркнутым изображением гномьей головы.

— Почтенный маг? — испуганно спросил Стеклянная Линза, вперив взор в амулет. — Что это значит?

— Здесь применялось волшебство, — стараясь скрыть собственное беспокойство произнес Топор. — Но камню не под силу определить, что именно. Мне нужно взглянуть на Сейт лично.

Он запихнул амулет обратно под одежду, а затем взмахнул руками и сосредоточился. Разорвать связь между бренным телом и душой было непросто (если, конечно, магу нужно было вернуться), особенно для руннописцев, чье искусство сосредотачивалось вокруг влияния на материальный мир, но когда-то Топор мечтал стать Чтецом Знаков и добился неплохих результатов, прежде, чем понял, овладеть силой Света у него не получится. Отделив свой дух от плоти, маг осторожно попытался перейти из тварного бытия в колдовские измерения... и провалился.

Это можно было сравнить с попыткой вынести тараном открытую дверь — за считанные мгновения, прежде чем Топор успел что-то осознать, его "я" погрузилось в Сейт на глубины, так глубоко, как он никогда бы не решился. Гном испугался, уже приготовившись к тому, что сейчас дикая магия растерзает его на тысячу кусков, но тут с удивлением обнаружил, что вокруг него была лишь пустота. Колдовские шторма, грозные вихри Сейта, были не то, чтобы слабы — их не было вовсе.

Осознание этого зародило в душе Бронзового Топора сильный страх. Пытаясь успокоиться, он задержал дыхание (образно выражаясь, конечно) и напомнил себе о том, что в дворцовых катакомбах находился фокус древних рун, начертанных Алмазной Маской. Скрытые в стенах великой пещеры, они защищали Топазовый город от дикой магии, а потому было закономерно, что здесь царил мертвый штиль. Увы, хоть довод и звучал разумно, душевного успокоения он не принес — интуиция продолжала твердить Топору, что здесь что-то нечисто.

"Но что я могу поделать?", — возразил ей себе маг. — "Нужно предупредить старейшину Седого Волоса, когда мы вернемся..."

Эта мысль помогла куда лучше. Нечего было и думать, что Топор с его-то ограниченными талантами сможет объяснить природу такого феномена.

"Да и к тому же, мой рунный камень не может следить за такими глубинами...", — подумал он, осознав что неподвижность колдовских течений никак не могла заставить его амулет начать бить тревогу. — "Я должен вернуться".

Успокоившись, гном направил свой дух обратно, вдоль тонкой нити, соединявшей его духовное "я" с плотским. Если бы в Астрале не царила жутковатая пустота, он бы мог занять часы, если не дни, но сейчас гном потратил чуть больше десяти минут. Правда, за это время обстановка успела изрядно пощекотать ему нервы. Потому, когда оказался буквально "в шаге" от материального мира, и увидел души своих собратьев — яркие сгустки жизни посреди мертвой пустоши, это обрадовало его так сильно, что он едва не нырнул обратно в тело, забыв о своей цели. Вновь взяв себя в руки, маг сосредоточился на следах чужого присутствия, как вдруг...

— Почтенный руннописец! — Стеклянная Линза резко тряхнул его за руку, разрушая транс.

Пришла боль. Дикая, мучительная, чудовищная, беспощадно напавшая на каждую клеточку тела руннописца. Хоть ему в каком-то смысле и повезло — обычно, ушедшие в Сейт умирали после внезапного возвращения в тело (видимо сказалось, что он был рядом и желание вернуться еще не угасло), обжигающая агония страданий, в которую он погрузился, заставляла сожалеть об этом. И поджарить проклятого глупца, осмелившегося разбить его сосредоточение. По сути, Линзу (а это был он) спасло лишь то, что руки не слушались мага и он не мог начертать огненный символ.

-Что... случилось... — удалось прохрипеть магу, когда, спустя вечность, муки наконец стали отступать

— Шаги, почтенный! Кто-то идет сюда! — с тревогой воскликнул молодой гном.

Забыв о боли, Топор обратился в слух. Сквозь раскаленный металл, залитый в уши невидимой рукой его палача, он услышал равномерное приближение металлического лязга. Рунный камень вновь дал о себе знать, но на сей раз, чудесный амулет никак не мог помочь магу — сил не было даже на то, чтобы достать его. Нечего было и думать о том, чтобы начать колдовать самому — это бы убило его вернее, чем... чем чтобы за гадина к ним не приближалась.

— Займите позиции, — приказал он. — Держите оружие и сигнальные... талисманы наготове..

"Сами будто не могли додуматься", — зло подумал он, глядя на то, как его отряд переходит в боевое положение. — "Дурачье".

Ширина тоннеля позволила его воинам занять положение "Трех Стен": впереди были самые опытные и сильные воины, вооруженные мотыгами, за ними — тройка, вооруженная копьями, которые они спешно раскручивали, придавая нужную длину. За ними располагались арбалетчики, рядом с которыми крутился Стеклянная Линза, вооруженный коротким мечом. В теории, рядом с ними полагалось стоять и самому Топору и защищать воинов своей магией, но...

"Ладно", — сказал он себе, собрав волю в кулак, поднявшись и медленно подковыляв к ним. — "Есть еще чем их удивить"

Он вновь вытащил рунный камень. Растрачивать его содержимое не хотелось, но выбора не было. Сам он не мог колдовать еще несколько часов, а потому приходилось полагаться на старые запасы.

Долго ждать не пришлось. Сперва коридор затопил черный туман — липкий, холодный и беспощадно поглощавший любые звуки, он двигался на гномов, грозя их поглотить.

"Колдовство темных эльфов", — осознал Бронзовый Топор. — "Проклятие".

Под прикрытием облака тьмы остроухие твари могли бы вырезать их за считанные минуты, а потому маг немедленно свой амулет и выставив его вперед, пробудил заклинание ветра. Мгновение спустя, поток воздуха уже боролся с маревом мрака. Секунду-другую мрачное облако колебалось, но затем сила рун взяла верх и оно отступило Бронзовой Топор возликовал, радуясь победе над волшебством лысых ублюдков, но затем из тумана выступила исполинская фигура закованного в черную сталь и его сердце упало.

— Я — Ужас, летящий на крыльях Тьмы, что чернее темноты и самой безлунной ночи, — произнес стальной гигант.

Арбалетчики, объятые страхом, открыли огонь, но ни один из болтов не добрался до пугающего гостя — первый вспыхнул точно свечка, второй исчез в золотой вспышке, а третий бессильно чиркнул по броне, упав на землю — адамантий, пропитанный колдовством был руне на его наконечнике не соперник.

— Я — Властелин Тьмы, сияющий точно золото над Океаном хаоса! — продолжал Великий Ужас, сделав еще один шаг вперед.

Забыв о боли, терзавшей его тело, Бронзовой Топор шагнул ему навстречу, молясь и вкладывая всю энергию рунного камня в огненный руну. Монстр не успел сделать следующего шага, а рунный камень уже летел ему в голову.

В эти же мгновения, Топор воздел руки и воздвиг перед своими собратьям барьер, поглощавший свет и магическую энергию. Но даже через него, сияние огненного заклинания, было нестерпимо, болезненно ярким. Нифлунг едва не рухнул на пол, из последних сил удерживая стену...

Но тут она раскололась.

— И вы, безумцы, стоящие передо мной будете уничтожены моею силой! — провозгласил Повелитель Тьмы, когда колдовской барьер пал.

"Мне даже не удалось его оцарапать", — с тоской подумал Бронзовый Топор, слабеющим взором глядя на медленную, но неотвратимую смерть, приближавшуюся к его отряду.

Это была его последняя разумная мысль, прежде, чем из под него точно вышибли невидимую опору и он мягко опустился на колени. Тщета попыток бороться за свою жизнь сломала в нем стержень, позволивший сопротивляться чудовищной боли, навалившейся на него после того, как он заставил себя колдовать. Сквозь мутный туман, в котором тонули его чувства, Бронзовый Топор слышал крики ужаса, лязг металла и шипение боевой магии, но все это уже перестало иметь для него значения. "Боги, вот уж плохой день так плохой день", — с холодной ленью и невеселым смешком подумал он, когда его дух покинул тело. На сей раз — навсегда.

* * *

7 год от основания Империи.

Где-то под Бзад-Ароном.

Неистовый поток фульгура обрушился на Императора с яростью штормового фронта, сжатого до размеров небольшой волны. Нормальное живое существо оказалось бы изжарено в мгновение ока, но плоть Властелина Алабастера устояла перед таким испытанием. Взмахнув рукой, Повелитель Тьмы разорвал ткань пространства. С шипением, фульгур принялся утекать в него, возвращаясь обратно в таинственные глубины Астрального плана, где он обрел существование.

Не успел Император отряхнутся и перевести свое внимание на Сердце Бзад-Арона, как она неожиданно поднялась в воздух. Ее тело завибрировало и издало чудовищный крик... Хотя нет, называть его так было бы преуменьшением. Все-таки "крик" означал лишь простое сотрясение воздуха, в то время, как тело Сердца породило чудовищное колебание звуковых волн и колдовской энергии. Даже Фомальгаут был вынужден отступить на шаг назад, защищаясь от разрушительной магии. Звук продолжал усиливаться и пещеру затрясло — стало очевидно, что на этом Создательница Миров не успокоится.

— Крутая, да? — усмехнулся Темнодушец. — Покажи-ка мне, что ты еще можешь.

Самого Императора окутало лиловое сияние — Вуаль Забвения, боевое заклинание Эры Магов-Королей. Барьер мог без труда выдержать натиск, стирающий с лица земли горы, а потому неплохо подходил для того, чтобы проверить силу новой противницы Повелителя Тьмы. Крик прервался — Фомальгаут сощурился, ожидая нападения, но тут Сердце Бзад-Арона ринулось к прорыву Астрала. На ходу она уменьшалась — детали сложного механизма отваливались и, не успевая коснуться пола, истаивали, становясь туманом. Мгновение и она уже нырнула в проход, скрывшись в колдовском измерении, не преминув хлопнуть за собой дверью.

— -Е-мое, — разочарованно выдохнул Темный Император, останавливая судороги схлопнувшегося прорыва, грозившие обрушить пещеру. — Эй, борода, твоя защитница смылась.

Впрочем, долю секунды спустя, он понял, что его оставила и Серебряная Ложка. Применив колдовское зрение, Фомальгаут увидел, как она ползет по секретному ходу, пытаясь залечить свои раны с помощью простенького талисмана. Тщетные потуги — сила Копья Тьмы на порядок превосходила целебное заклинание ее безделушки. Выкинув гномиху из головы, Фомальгаут сосредоточился и перевел внимание на след, оставленный уходившей Сердцем Бзад-Арона. К удивлению Темнодушца, она бежала не прочь, а в глубь — след, оставленный ее погружением зиял, точно молния на грозовом небе, остановленная таинственной силой (Лучом Белого Дракона, например).