Книга Исхода

— В дальнейшем будьте любезны подробно рассматривать только случаи краткосрочной аренды изолированных или труднодоступных территорий. Хотя отслеживать нужно, разумеется, все.

— А чем плоха долгосрочная аренда?

— Послушайте, а лично вы заключили бы договор с бог знает кем и с небольшими постоянными выплатами? Когда есть опасность, что вам дадут ерунду, пропользуются — год, а потом исчезнут в неизвестном направлении? Долговременная аренда — дело солидных, известных, никуда не торопящихся сторон. А кратковременная — это когда срочно нужны деньги. Тогда не спрашивают, кто берет.

— Ага. Тогда докладываю. Уже после предварительного отбора нами рассмотрено три в высшей степени подозрительных случая. Два — оказались банальными делами с подпольным производством наркотиков. Уже передали материалы "Интерполу" и УБН. Третий, — третий оказался более сложным. Маленький райский островок во-от здесь...

— И что?

— Баки. Похожи на нефтяные, только поменьше и с черными гранеными крышками. Всего три. Маленький поселочек из нарядных домиков, и еще какие-то длинные белые здания.

— Радиоперехват?

— Радиомолчание!

— Так. Это они зря. Это они перестарались. Нормальные люди не ведут себя, как вражеская армия перед наступлением. Выяснить! Если не пустят — послать боевых пловцов.

— То-то и оно, что пускают. Наши люди бывали на острове под различными благовидными предлогами. Сперва — так, а потом послали специалиста. Похоже, что они и впрямь занимаются биологией моря. Магистр Ратш утверждает, что видел там синтетизаторы последних марок, электронные микроскопы и еще какое-то оборудование, лично ему неизвестное. Он утверждает, что в исследованиях делается упор на генетические аспекты.

— И что, — никого не удалось узнать?

— Представьте себе — удалось. Возглавляет все это некто Йенс ван Роозе, личность весьма небезызвестная в биологических кругах.

— Досье?

— Очень объемистое, но не в интересующем нас плане. Дозвольте кратко? — И, не дождавшись ответа, начал. — Смутьян, не признает авторитетов, множество работ по биологии в самых разных областях, основная область интересов — биология биоценозов. Постоянно выдвигал различные головоломные проекты типа выращивания огурцов в приполярье, насаждения лесов в Сахаре и тому подобное...

— Прожектер, значит.

— Весьма. Только он — всегда осуществлял свои проекты, если ему разрешали. Почти все работы имеют выход на практику, большую и денежную.

— Так он, — в голосе мэтра Леруа послышалось легкое разочарование, — богат?

— Не то слово. Богат и практичен, аренду оформлял на свое имя и при этом немилосердно торговался. Вполне мог организовать и осуществить эту экспедицию.

— Что ж вам тогда не нравится?

— То, что несколько лет тому назад он резко прекратил свое небезуспешное и выгодное ратоборство со всем миром. А еще — баки. И, как вы справедливо изволили заметить, — радиомолчание... Позвольте вопрос, мэтр?

— Не называйте меня мэтром.

— И не просите. Это совершенно невозможно.

— Так в чем дело?

— Вы будете спешить с сообщением американской стороне?

— Ни в коем случае. Они кинутся выяснять и все испортят. Чуть позже, может быть.

— Эй, сенаторы! Не бегите так быстро, разговор есть ...

— А разве, — выдвинулся вперед Хаген, которому было как-то неловко, что во время предыдущего разговора с этими молодыми людьми он остался на заднем плане, — между нами осталось что-то недосказанным, мой юный друг?

— Конечно. Вы нас просто сразу же побили, а разговора, как такового, и не было. Да нет, вы не бойтесь...

— Вот чего нет — того нет, уверяю вас...

Круглолицый досадливо махнул рукой:

— Ну ладно, ну неудачно выразился, прошу простить. Я хотел сказать, что мы не в обиде. За глупость положено бить. Это я — ошибся, я принял вас не за тех, и я — виноват.

— И за кого же вы нас приняли? И, заодно, — за кого принимаете теперь?

— Ну, глядим, ну — старики, квадратные такие... Из богатых. Я искал вас, чтобы сказать, что это — неправильно.

— Высокое небо и святые Альфред, Альберт и Адольф... Правду сказать, — я думал, что меня уже ничем нельзя удивить. Поздравляю вас, вождь Бледнолицых Черноногих, — вам это удалось в полной мере!

— Осторожней, — это какая-то каверза...

— Не думаю... И что же вам кажется неправильным?

— То, что даже сильные люди разных поколений живут и действуют врозь. Я — понимаю, насколько мы глупы и неопытны. Такие, как вы, нам нужны, как хлеб, вода и воздух.

— О-о! Вам недостаточно надоели нотации родителей?

— Мы уважаем родителей, — в тоне его обозначилась легкая угроза, — но они говорят нам то, что хотят. А у нас — есть вопросы, на которые ответить просто некому. От таких поучений не скучают: за них бывают обязаны.

— Будьте добры хотя бы приблизительно очертить круг вопросов. Тогда мы сможем говорить более предметно.

Хаген — явно наслаждался нелепой ситуацией, Фермер — хмурился, а Некто В Сером явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Сейчас, — круглолицый фюрер нервно глотнул, — нас интересует, как управлять людьми, не пытаясь сотворить из них идиотов. Как начинать и вести войны, не рискуя в них увязнуть. Как определить для себя меру необходимого и достаточного кровопролития, потому что мы не боимся крови, но не хотим лишней крови. Ничьей, позвольте заметить.

— Это — все?

— Нет. У нас даже в первом списке около двадцати пунктов.

— Стоп! Немец, ты не так меня понял: это я пытался иронизировать, неуместно, — прости. Я хотел сказать, что для ответа на каждый из уже приведенных тобой вопросов даже при врожденном таланте и хорошем наставнике нужен солидный университетский курс. Если знаешь, чего хочешь. А почему ты решил, что мы каким-то образом подходим для твоих целей?

— Тот, кто претендует на то, чтобы вести людей, должен разбираться в людях. Если я ошибся сейчас, то ничего не потерял, получив лишний урок.

— И ты дожидался нас несколько месяцев?

— Не дожидался, но — рассчитывал, что вы появитесь.

— Слушайте, март ведь, паршивый март! К чему нам разговаривать под открытым небом, — пойдемте в пивную!

К утру они мирно, за умными разговорами, — напились.

Триста килограммов купленной платины, краденой платины, добытой платины не то чтобы закончились, а — стало видать дно. Могло хватить, а могло и не хватить. Не только художник, все остальные тоже ощущали, почти физически чувствовали, как все теснее смыкается вокруг их деятельности бестолковое, медлительное, но неодолимо-тяжкое внимание мира, а значит — давление мира. То, что запросто сошло бы еще год, еще полгода назад, теперь могло стать тем самым птичкиным коготком. С тем же самым фатальным исходом. Деньги были, и проще всего было бы, казалось, — купить, но отметил Отщепенец, что кто-то осторожно трогает и эту маловероятную нитку. То есть на платине свет тоже клином не сошелся, вполне сошли бы также палладий, осмий и особенно иридий, но беда была в том, что эти элементы были ни в коем случае не дешевле платины и попадались не чаще. Светиться без крайней нужды не хотелось никому, а резерв был желателен. Но применительно к такой вещи, как резерв, "желательность" почему-то неизбежно оборачивается "необходимостью". Как это и происходило все чаще в затруднительных случаях, со своим, — и весьма радикальным! — предложением выступила Анна. Категорически отказывавшаяся от подобного полета на "Адонисе", она вызвалась "сгонять" в Пояс Астероидов на новом Изделии. Сначала она потренировалась на том же самом "Адонисе", вбирая его в нутро младшего собрата и извлекая заново. Потом спросила относительно способов точного определения металлов на расстоянии и прослушала целую лекцию по спектроскопии вообще, и по Лазерной Спектроскопии — в частности. Посмотрела в действии лабораторный спектроскопишко и, отдуваясь, пошла спать. Наутро ей предложили подходящий прибор сконструировать и вырастить в двое суток, но к этому времени до нее дошло. В конце концов она вообще понимала все, что нужно, но как-то по-своему. Никто не мог понять, как именно. Поэтому она отказалась от услуг мастеров и сказала, что попробует задать с пульта грамотный вопрос. С этим у нее получилось, оставалось только потренироваться. После неудачи с брошенной на поверхности Луны батарейкой и брошенной на поверхности Луны серебряной ложечкой, около пяти десятков лет подаренной "на зубок" Тайпану, попытка с банкой из-под тушенки прошла успешно, она назвала и олово, и железо, и еще что-то, после чего почти не ошибалась в такого рода анализах. Пару раз попробовала на искомых металлах и хорошо все запомнила. Потом села в кресло и привычно взялась за штурвальчик ужатой, огороженной, зафлаженной, укрощенной Системы Навигационного Поиска. И тут же выяснилось, что укрощала она систему — слишком лихо, и надо возвращать кое-что из отставленного, а чтобы вернуть только кое-что, а не все сразу, рискуя провести следующие пару миллионов лет субъективного времени в райских садах под аккомпанемент непрерывных оргазмов на сотню-полторы комплектов, нужно знать, где это находится, а для того, чтобы знать, необходимо поискать везде — и т.д. О том, чтобы привлечь художника, не было и речи: она сама никогда бы на это не пошла, и он категорически заявил о полной своей непригодности для такого рода дел, хотя и не стал рассказывать об истинных причинах этой непригодности. Проведя в бесплодных попытках несколько часов, она выбралась из кресла бледная и растерянная, как никогда раньше. А Об, по-отечески возложив руку ей на плечо, с доброй улыбкой прошипел:

— Сломала, дура? — И утешил. — Ничего-о, новый сделаем...

Он — ценил ее. Временами — восхищался. Но при этом не испытывал ни малейшего почтения. Поступило предложение обратиться к Радужному Ядру, но Радужное Ядро неожиданно воспротивилось этой затее, заявив, что для него опасность завязнуть в Поиске с Полным Контактом даже больше, чем у любого человека в силу гораздо менее полного контакта с реальностью из-за мало развитых органов чувств. И, соответственно, ничтожного по человеческим меркам чувственного опыта.

— Я, — обозначило оно под конец, — неизбежно потеряю всякую связь с реальностью в первые же мгновения контакта. Для меня данная попытка равносильна обретению новой, вполне самодостаточной и, может быть, куда более привлекательной вселенной.

А художник сел на берег в позе лотоса — медитировать. Отрешенный от мира, с широко открытыми и ничего не видящими глазами, дыша незаметно на посторонний взгляд, он провел около четырех часов, после чего вздохнул, все-таки с трудом разогнул закостеневшие суставы и долго моргал пересохшими глазами. А потом он сказал, что на Обратную Сторону нужно отправить его злополучные "Ворота Свода".

— Это просто вещь. Пассивный прибор, вроде бинокля. Ему не грозит завязнуть. — Он улыбнулся и добавил непонятно. — И все-таки это тоже — я.

К счастью — умница Ресибир, относившийся к нему с величайшим пиететом, в ту незабвенную февральскую ночь выгреб все, что можно, и, разумеется, — все опусы корейца. Узнав об этом, Первый Пилот, которой длительная растерянность была присуща меньше всего, тут же обрела былую энергию. Она считала, что теперь — знает художника лучше, чем кто бы то ни было. В том числе, — на что он способен в случае чего... Прежде всего, пока "Ворота Свода" еще не были доставлены, она потребовала лекции по Химии Элементов. Поняла все, что ей сказали, но не то, что ей было нужно, и опять расстроилась. И пошла спать. Этот прием не подвел: часам к десяти формального утра до нее опять дошло. Тут, кстати, подоспела и посылка. Медитация автора не подвела, и дело постепенно пошло на лад. Осторожно-осторожно, как полководец, вынужденный вести позиционную войну, едва-едва "касаясь" забавного штурвальчика, переходя от одной поисковой ситуации к другой, почти неотличимой, постоянно возвращаясь назад, и с немыслимыми ухищрениями, — в кресле! С занятыми руками! — глядя на все эти перемещения через "Ворота Свода", она умудрялась каким-то образом разглядеть перспективу, не влезая в нее целиком. И — на протяжении суток отвоевала необходимую часть утраченного. После этой работки она каждый раз часами сидела на одном месте, тупо глядя перед собой, охваченная тягостным недоумением: как же это у нее в первый раз-то вышло? И так же неизбежно приходила к выводу, всегда одному и тому же: сдуру. Потом, ритуально встряхнув головой, она бормотала ритуальное заклинание:

— Господи боже ты мой... И все это только для того, чтобы в точке выхода была еще и платина.

Пронаблюдав эту картину несколько раз, художник предложил обучить ее медитации по всем правилам и был решительно послан к черту. Потом она сделала попытку. Было уже знакомое ощущение безболезненного, короткого хлопка сразу по всему телу, по всем его клеткам, и она тут же обнаружила свой корабль в пустоте и без опоры, а кресло — услужливо слегка сжалось, предлагая скомпенсировать невесомость. Неподалеку, почти неподвижно относительно вращающегося корабля,разве что только медленно-медленно приближаясь, тяжеловесно плыла глыба вроде бы подходящих размеров. Глаз — обманывал при оценке расстояния в пустоте, ее предупредили об этом, но само по себе зрелище было потрясающим: она залюбовалась легко-легко парящим без опоры, окатанным валуном размером с небольшой кинозал, хотя и была в настоящий момент занята делом. Следовало проверить, как она выучила следующий урок, и на поверхности парящей глыбы ослепительным, нестерпимым для глаз блеском вспыхнула огненная точка. Она быстро померкла в холоде космического пространства, но дело было сделано: результаты анализа этого ультраосновного естественного сплава оказались в высшей степени удовлетворительными. Как честный человек, старающийся сделать дело максимально-хорошо, она повторила пробы еще несколько раз с разных сторон. А потом, сквозь естественный, тем более сильный — потому что в первый раз, азарт кладоискателя, обнаружившего, к примеру клад Нибелунгов, прорвалась прохладная мысль: по крайней мере — хватит. Особенно на первый раз. Урок второй: открыть портал на широкой грани, десять — на десять — должно хватить. Делаем. Посмотрим, каково Изделие в режиме геминера. Медленно-медленно, по метрам, а потом и по сантиметрам, она буквально насадила зияющий портал на глыбу, как игольное ушко — на нитку. Зафиксировала между сжавшихся стен. Возврат. С точностью собственной, внутренней навигации у Изделия все было в порядке: оно возникло из небытия практически в том же месте, с которого исчезло так недавно.

Осмий — 2 317 568 кг. 218, 56г.

Иридий — 5 420 118 кг. 32, 41г.

Палладий — 1 165 273 кг. 114, 02г

Платина— 3 321 719 кг. 450, 16г.

Притащив глыбу на Луну, она первым же делом повторила собравшимся свою Прохладную Мысль:

— На первое время должно хватить.

Теперь, после того, как глыба была растворена Сборщиками и восстановлена в виде аккуратных, совершенно одинаковых цилиндриков чистых металлов, ей постоянно припоминали это опрометчивое высказывание:

— Да, — разглядывая распечатку, сказал Об, — на первое время, действительно, должно хватить. В обрез, разумеется.