Народ одобрительно кивнул, за время моего появления тут статус воинов, особенно варягов да викингов, в глазах моих родных сильно упал. Нет, если там защищать село надо, или предотвратить будущие нападения, как мы с Обеславом в походе — такое приветствовалось и уважалось. А вот жизнь с добычи, что в походах берут, наоборот, представлялась дурацкой затеей. Ну зачем боями да битвами заниматься, если самим всё сделать можно? Вот ремесленник это да, человек полезный. А ради трофеев дрыном стальным махать направо и налево — такое представлялось сущим идиотизмом. Вот такой выверт сознания произошёл. Поэтому государство росов, руси, по-разному называние могло звучать, представлялось в голове моих родных страной, где живут полезные люди, что промышленностью занимаются и поля растят.
— А Москва — что это означает? — спросила моя супруга.
— А я не знаю, — честно ответил я, — но город был здоровый и очень богатый.
— Корелы похоже озера да ручейки мелки называют, — подал голос Обеслав, наши пленные подростки на смеси многих языков болтали, а он с ними много времени проводил.
— А мурманы — болота да топи, — внёс свою лепту Кукша, он в скандинавском натаскался, пока науку воинскую с Гуннаром осваивал, под чутким руководством Ивара.
— Ну что, граждане. И озера с ручьями, и болота с топями, у нас присутствуют, — подытожил я, — возьмём такие названия для деревни да государства?
Народ за столом утвердительно кивнул.
— Надо ещё должности наши утвердить, а то нашивки с должностями есть, а бумаг, подтверждающих изображённое на них — нет, — я писал бланк для утверждения изменений в Конституцию, — вот тут теперь все текст прочтите и подпишитесь в правом квадратике, если согласны с решением, в левом — если нет.
По очереди в листке отметились все жители села, даже семилетний Предвой, сын Леды и Вторуши, самый младший из Игнатьевых. И в этом ничего удивительного не было — по уровню знаний и навыков, полученных как в процессе игр, так и в процессе работы в деревне, этот мелкий мог дать фору многим взрослым. Тем же торговцам на Ладоге — пацан наш бойко считал до миллиона и писал по-русски практически без ошибок. А как он с клапанами на переборке трактора управлялся — любо дорого глядеть! Потому всех и привлёк к выбору названия для города и государства.
Листок с изменениями в Конституцию, две его копии, легли в архив. Сам процесс законотворчества был зафиксирован в "Книге учёта законодательных актов", с датой, составом участников и подробным описанием причины внесения поправок. Всё это дополнит летопись Буревоя, и пройдёт через века, мы именно на это надеялись. Такое — для потомков, деда очень возмутило в своё время то, что не знают наши правнуки и праправнуки своих предков, вот и старались мы, марали бумагу. Утвердили новую версию Конституции, кстати, единогласно.
Следующее утро для наших пленных выдалось необычным. С неба лило, как из ведра, да ещё и гремело, молнии сверкали. Буревой опять увидел в том хороший признак, Перун нас поддерживал. Мы пришли в сарай кподросткам все мокрые, подсвечиваемые молниями и в сопровождении грома.
— Всем встать, — пленники вяло подчинились, прав был Обеслав, полная у них безнадёга.
Похожи ребята были на заключённых концлагеря, хотя мы их не били и кормили как на убой. Просто неопределённость замучила подростков.
— Идите за мной, — под конвоем из Кукши и Обеслава мы повели рабов в сторону бани
Помывка у них обычно по темноте была, вечером, сейчас же было утро, и пленные чуть расшевелись, начали переживать. В бане сначала пропарили и отмыли девочек, Зоря записала все их отличительные признаки, шрамы, родинки, пятна родимые. Мы с Буревоем сделали тоже самое с пацанами. Выдали чистое нательное белье, повели на медосмотр. Я боялся, что даны девчушке занесли каких инфекций, но вроде обошлось, барышни наши это подтвердили. Осмотр, опрос — чем хворали в детстве, ломали ли руки ноги, что болит сейчас. Зубы осмотрели, волосы на вшей проверили, пальца пересчитали — вроде все в порядке, здоровы наши пленные.
— Теперь одевайтесь, — комплекты камуфляжа мы им заранее приготовили, — и идите за мной.
В актовом зале было все село. Я сидел за столом, накрытым нарядной тряпкой, у меня была стопка паспортов, за книгой Актов сидел Буревой. Начался опрос, мы писали их биографию для личного дела. Процесс затянулся, но вот, наконец, последний пленник поставил отпечаток пальца на листве с описанием их жизни, под надписью "С моих слов записано верно". Игнатьевы откровенно скучали, рабы же были в недоумении.
— Сегодня вы начнёте новую жизнь. Вы станете гражданамиРоссии. Это не только позволит вам не сидеть больше в сарае, но и даст возможность стать вольными людьми. Это записано в наших Конституции и Законах. Пока вы являетесь зависимыми гражданами, о чем есть запись в документах, — я положил руку на их паспорта, — пока воли своей вы не имеете, содержать себя не можете, поэтому к каждому из вас прикреплён куратор. Об этом тоже тут написано. Если хотите жить как вольные люди — должны вы выполнить все требованияЗаконов и кураторов. Вот в этом направлении и приложите свои силы. Имена ваши пусть останутся, однако мы их на свой манер будем говорить. Род вы свой потеряли, не ваша в том вина, но родовое имя быть у каждого должно, как и отчество, имя отца. Родовые имена, фамилии, мы вам сами придумали.Отчества по нашим именам определили, отцов ваших нет уже, привыкайте. Подходите по одному, кого вызывать буду, и ставьте отпечаток в "Книге Актов" и в документах.
Наверно, пленные ожидали все что угодно, но только не такой непонятный процесс. Вон, стоят, по сторонам зыркают, слов многих понять не могут, жмутся друг к другу, боязно корелам.
— Юхо! Теперь для нас ты Юрий, родовое имя — Рыбаков, отчество — Кукшевич, Кукша твой Куратор, — пацан недовольно посмотрел на нашего вояку, и подошёл к столу.
— Веса! Ты теперь Вера Буревоевна Лодкина! Куратор — Веселина! — фамилии мы им по их рыбацкому прошлому почти всем подобрали.
Подход, погружение пальца в сажу, отпечаток в"Книге Актов", в паспорте, возврат в строй.
— Сату! Сати Обеславовна Озерова! Куратор — Агна!
— Роха! Роза Добрушевна Крючкова! Куратор — Зоряна!
— Туули! Анатолий Власович Рыбкин! Куратор — Буревой!
— Лахья! Лада Сергеевна Кузнечикова, твой куратор Леда!..
Дружный смех разрядил обстановку. Пленные засмущались, покраснели, особенно Лада. Вон, прильнула в Юрке своему, любовнички, блин, малолетние.
— Жить пока будете под нашим присмотром, дом мы вам выделим. Бежать даже не думайте, тут на много дней пути никого. Присматривайтесь, обживайтесь, завтра у вас тяжёлый день — начало занятий и трудов на благо всего государства.
— Каких занятий? — Юра, самый старший, посмел задать вопрос.
— Школа у вас завтра начнётся. Чтобы свободнее стать — надо научиться читать и писать. А иначе так и будете почти рабами. Это у нас так в Конституции написано. Вы ж даже прочитать не сможете, что делать надо, чтобы свободу заработать.
Ребята недоуменно перешёптывались.
— Кураторы! Отведите их в дом, объясните, как чем там пользоваться. Да Конституцию и Кодексы выдайте, пусть перед глазами будут, какстимул.
Бедолаги корелыв полной прострации отправились, сжимая в руках паспорта, в специально оборудованный дом. Мы в их жилище заколотили двери запасные, ходы на чердак, решётки на окна поставили. Сам дом разделен на две независимые комнаты, для мальчиков и девочек, входы разные в эти помещения. На мальчиков, Юрку и Толика, ложится обязанность поддерживать санитарное состояние, выносить ведра из туалета и пополнять запасы воды. На девочек — уборка и правка одёжки и постельного белья. До зимы разберёмся с отоплением — или им доверим, или сами будем поддерживать огонь. Приготовление пищи, стирка, сушка — это всё в общем доме будет, отдельным образом организовано. Благо, бытовая техника на паровой тяге работает исправно. Пока мы им доверять до конца не можем, каждый вечер будемвсех сажать под замок, и дежурного на охрану поставим. Так им и разъяснили, ещё раз повторив, что бежать особо тут некуда. До вечера объясняли правила их новой жизни, учили пользоваться шкафами да светильниками, туалетом и окнами. Всё это сопровождалась даже не угрозами, предупреждениями о том, что любой ущерб, нанесённый жилью будет взыскан дополнительной работой и приведёт к отсрочке в получении свободы. Хотя пугать особо не пришлось — ребята выпученными глазами пялились на окна, кровати двухэтажные, шкафы с постельным бельём и одеждой. Только при виде решёток на окнах тоска во взгляде проступала, а так — сплошное удивление.
На следующий день мы окончательно ввели в ступор наших зависимых сограждан. Побудка, завтрак в общем доме, с распределением обязанностей на день, выдача рабочей одежды, что само по себе было нонсенсом — ребят не отпускало удивление. Потом застращали их техникой безопасности и вывели на работы. Вот тут корелы совсем "поплыли". Трактор, которым ловко управлялся дед, громада горячего цеха с большой трубой, кучи сырья, что громоздились по двум крепостям — бывшие рыбаки натурально таскали челюсть по полу от увиденного. Чуть не затрещинами пришлось их из состояния полного изумления выводить — надо начинать генеральную уборку Москвы.
Мужская часть населения — я, Буревой, Кукша, Юрка и Толик с Обеславом — отправилась строить бараки и склады. Девушек — Ладу, Веру, Сати и Розу — взяли в оборот Леда, Агна и моя жена. Они будут из соломы и стружки прессовать утеплительные плиты и займутся переработкой сосновых иголок. Дети, кто помладше, заняты обслуживанием тракторов и выделкой тары — будут сколачивать ящики и фанерные коробки. На стройке Юра и Толик заработали по первому взысканию. А нечего стоять, разинув рот, пялясь на Буревоя, что трактором тягал бревна для стен! У девушек всё прошло более мирно, без эксцессов.
Вечером пленники намылились идти домой — не тут-то было! Ужин! И куда же без занятий! После приёма пищи, до восьми вечера, организовали три урока — законы России, чтение, письмо. Игнатьевы при этом живо обсуждали в другой комнате поправки в кодексы и Конституцию — много разных мелочей проявилось даже после одного дня совместной работы с зависимыми гражданами. Потом корелов отправили на ночлег, выставив дежурного. Честь эта выпала Обеславу. Он потом рассказывал нам о тех разговорах, что подслушал за ночь — долго корелы не могли угомониться под впечатлением первого дня новой жизни. Второй день был его копией, и следующий тоже, и тот, что за ним...
С ребятами стало даже как-то веселее. Особенно их реакция на окружающий пейзаж радовала. Мы вечерами, после их отправки на ночёвку, обсуждали, смеясь, как они дивятся нашим чудесам и какие лица делают при этом. Юрка тот везде искал подвох, Толик к нему жался и тоже всего боялся. Девушки поражались количеству кудели, натурально прозревали, погружая руки чуть не до плеч в ящики с будущими сосновыми нитками. А когда остальную машинерию ткацкую увидели — заподозрили в нас волхвов. Ну то не первый раз такое, может, вести себя спокойнее будут. Больше всего их пугали занятия. Ведь занимаются хозяеваформенными издевательствами! Заставляют значки непонятные на листочках ещё более странных рисовать да заучивать! Ещё цифры эти! И при этом сами тем же самым занимаются чем-то постоянно!
Неделю привыкали бывшие пленные. Семь дней ходили по селу, отвесив челюсть. Потом чуть освоились и начали задавать вопросы. Их было много, и все разные. Я родственникам обозначил границы дозволенного для рассказа, поэтому часть ответов они так и не получили. Что за оружие странное? Молчание. Почему все почти одинаково одеты? Откуда столько железа? Где берете столько рыбы? Почему за то, что отлил за углом, пришлось чуть не неделю ночами яму рыть?!
Это Юрка проштрафился, и согласно Административному кодексу, попал на принудительные работы, в свободное от остальных обязанностей время. Ямы он рыл не просто так, делал траншею под водопровод. Я это посчитал вполне себе работой в части развития гигиены, которой подобные нарушения наказывались, вот и махал Юрка лопатой. Я с винтовкой охраняю его, да светильником помогаю, темно уже.
— Вот зачем я тут землю рою! Да рисунки эти делаю! Странные вы, — он утрамбовывал землю в тачку, — вроде пленник я теперь, получается, а о таком рабстве и не слышал.
— Ты много, наверно, чего не слышал, мал да глуп ещё. Рисунки те — твой путь на свободу, если ты до сих пор не понял.
— И как же на путь тот встать?
— А ты прочти, что в законах написано, тогда и поймёшь. Да паспорт свой рассмотри, и с паспортом Кукши сравни, может, и дойдёшь своей головой до чего.
— Кукша, — зло выплюнул пацан имя моего пасынка, — век бы не видел!
— Чего так? Вы вроде сверстники почти, могли бы подружиться.
— Ничего... — пацан замкнулся в себе.
Я отвёл его после отработки в их комнату, и пошёл разбираться с проблемами во взаимоотношениях в нашем небольшом коллективе. Ответ нашёлся у Леды. По её словам, наша Лада стала какие-то странные взгляды в сторону Кукши отправлять. Юрий это заметил, ну и взревновал. Получил по шапке от Кукши, тот даже не совсем понял, в чем проблема. Просто оплеухой успокоил Отелло новоявленного, да и пошёл себе. А Юрка злобу затаил. Пришлось просить Леду и Веселину вызнать поподробнее, что за вертихвостку мы у себя на груди пригрели, Ладу эту.
Ситуация решилась достаточно просто. Лада не то чтобы разлюбила своего Юру, просто посмотрела на Кукшу, высокого, стройного, накачанного, вольного и одинокого, ирешила повысить свой статус старым проверенным способом — через постель. Причём в доверительном разговоре с Веселиной выдала той, что хочет через кровать ту добиться свободы для её Юрки. Охренеть! Вот те раз! Такого я точно не ожидал. Пришлось мне делать внушение обоим нашим влюблённым. Привёл их в актовый зал и на пальцах объяснил всю ситуацию. Лада — в слезы, Юрка её успокаивать, да на меня смотреть глазами бешеными. А чего злиться? Я честно сказал, что свободой Кукша их наделить не может, не в его власти. Да и я не могу, потому что есть Закон, а в нем чётко написано, как чего добиться в плане уровня вольности. Пришлось вновьцитировать документы, что мы вдалбливали в головы корелов каждый вечер, влюблённые прислушались. Вроде, разрулили ситуацию, помогло внушение.
Да ещё как помогло! Теперь эта парочка зубрила уроки так, что времени на сон не хватало. При светильниках сидели, готовились к переходу на следующий этап вольности. Мы им выдали "Азбуку"с картинками, может, понятнее будет. Результат не заставил себя ждать, к концу октября эти двое умели считать до десяти, писать своё имя, и читать по буквам небольшие простые слова. По нашим законам это достойно второго уровня вольности, при условии выработки без нареканий на общих работах в течении месяца. Дальше будет сложнее, свобода штука дорогая. Пока в плане получения большей воли вперёд вырвалась Лада, у неё штрафов не было, а каждый штраф отсрочивал переход к новому этапу.
Наверно, мои современники посчитали бы меня сатрапом да душегубом. Ещё бы, подростков вместо рабов держу, да ещё и с таким расписанием. Однако тут, в этом времени, эти дети были уже взрослыми, в их возрасте уже семьи некоторые заводили. Мой опыт общения с местным населением да рассказы деда, говорили о том, что подросток по моим меркам может вполне себе присунуть ножик в брюхо тому, кого посчитает себе угрозой. Один наш Кукша чего стоит, головорез доморощенный. Вот и пришлось показывать силу. Не из большой любви к насилию, или там скверного характера, а просто потому, что пока я в их глазах не завоюю авторитет, а он тут пока опирается только на различные способы силового принуждения, никакого диалога и сотрудничества не получу. В данный момент я для них мало отличаюсь от данов, такой же рабовладелец, и, соответственно, враг. Начни я им рассказывать про равноправное общество, они бы просто не поняли, и посчитали бы меня идиотом. А при наличии возможности — топором по "кумполу" огрели, рассовали что под руку попадётся по карманам, да и прыснули в разные стороны. То, что бежать тут некуда, они головой своей до конца не понимают, слишком мал их личный опыт. Приходится всё делать медленно, и начинать взаимоотношения так, как они тут привыкли. Потом медленно переходить к более тесному сотрудничеству, уже на основе доверия и взаимопонимания.
