Хорошо забытое старое - 3 (Трилогия Окончена)

Сестра? На вид она ему в дочери годилась. Девушку звали Мария, и она приехала не одна. С дочерью. Девочка лет пяти-шести в яркой алой панамке с волнистыми краями бегала в тени деревьев — то гоняясь за птицами, то перепрыгивая из одного солнечного пятна в другое. Самая обычная девчушка. Но вот Мария позвала дочку, та повернулась к Ольге лицом, подошла ближе.

Кольнула сознание какая-то странность в ее внешности. Ольга присмотрелась. Брови. Брови были нарисованы. Хм... Девочка была симпатичной. Смуглая, как и все бразильянки. С живыми угольками глаз. Подвижная. Портили ее только пухлые щеки и отсутствие волос. Да, девочка на секунду сняла панамку, почесала пальцами лысую макушку. Там, где у других детей торчала непослушная волнистая копна, у нее блестела гладкая, обтягивающая череп кожа.

— Это Альсинда, можно просто Алинка. Доча, поздоровайся.

Девочка взялась за края юбки и изобразила реверанс. Затем воспросительно посмотрела на маму, получила в ответ кивок и снова убежала. Со взрослыми ей было скучно.

— Что с ней?

— Лейкемия. Рак крови.

— Рак?! — переспросила Ольга, запнулась на мгновение. — Вы так спокойно об этом говорите?

Мария пожала плечами.

— Ко всему привыкаешь. Мы с Алинкой уже год лечимся. Сначала была и паника, и депрессия. Я по ночам плакала, стараясь, чтобы она не видела — ей и без того тяжело. Ей не нужны мои слезы. Ей нужна моя улыбка,моя поддержка, моя вера.

Последние годы для Марии были тяжелыми. Сначала заболела мать мужа. Тоже рак, хоть и другой. Мария искренне любила свекровь.

— Необыкновенная женщина. Она не думала о смерти. Даже когда было очень тяжело. Путешествовала, рисовала картины. Проводила мастер-классы по изготовлению брошек. Она начала учить английский язык, чтобы навестить в Штатах свою дочь, сестру мужа. Говорила, мол, рак — это временно, а английский пригодится, когда она вылечится. Нечего откладывать дела на потом.

Они боролись несколько лет. Множество операций, химиотерапия, традиционные и нетрадиционные методы. В какой-то момент показалось, что болезнь отступила. Ненадолго. Через полгода ей стало плохо. И снова больница, анализы, исследования. Ненавистное слово "метастазы". На этот раз поражены оказались не только внтуренние органы, но и мозг. И очередная операция, которую она не перенесла.

Не успела семья пережить одно горе, как на них обрушилось новое. Альсинда. Их единственная дочь. Лейкемия. На этот раз возникла еще и финансовая проблема. На лечение свекрови ушли запасы семьи. Они собирались продать квартиру. Но вмешался Эдуардо. Он платил за лечение племянницы.

Ольга слушала. Отмечала эмоции Марии. В чем-то сопереживала. И анализировала собственные чувства. Действительно ли это сопереживание? Или привычка? Привычка делать все правильно. А огорчаться, когда кому-то плохо — это правильно. Действительно ли ей жаль этих людей? Жаль на эмоциональном уровне?

Нет, не было сопереживания к незнакомой умершей женщине. Было уважение. Ольга любила сильных людей. Тех, кто не сдается в сложной ситуации. Свекровь Марии была достойным человеком. И тут же пришло сравнение. А она сама? Сдалась? Достойна ли уважения сама Ольга?

Мысли повернулись к бегающей девочке. Людям свойственно жалеть детей больше, чем взрослых. Умиляться. Что-то такое... заложенное генетически... Своих детей у Ольги не было, материнский инстинкт ее в полной мере не коснулся. Сопереживала ли она девочке? Наверное. В той же мере, что и свекрови Марии. Потому что это правильно, а не потому, что ее действительно волнует судьба девочки.

"Я черствая женщина. Черствая и бездушная. Как робот", — подумала вдруг Ольга. — "Как же так? Это неправильно. А я всегда старалась быть правильной. Разве я была такой раньше?"...

Но она ведь привыкла заботиться о других. Ольга представила — а если бы на месте этой девочки был кто-то из студентов университета? Пусть не рак, в ее время он легко лечится. Пусть серьезная травма в рейде. Голова моментально включилась в работу, выдавая варианты — что делать, куда бежать, как оказывать помощь... Все верно. Ее сознание привыкло думать над решением вопроса, а не страдать и пережевывать проблему. Возможно, это и неплохо. Для нее как руководителя. Кто-то должен сохранять хладнокровие, когда у остальных истерика... Да, привыкла заботиться. Наверное, когда-то это было по велению сердца. А потом... Потому что так "правильно".

А Ольга очень правильная. Ершова вдруг почувствовала незнакомое отвращение к этому слову. Ей расхотелось быть "правильной". Захотелось сделать что-нибудь НЕ-правильное, что-нибудь плохое. Мысли заметались. Кроме как бросить на землю мусор, в голову ничего не шло. А мусорить нехорошо. Если все будут мусорить... Да-да, вот так и мыслят все "правильные" люди. Ольга оборвала саму себя и бросила на землю фантик, который давно держала в руке, ожидая, пока по дороге подвернется урна. Тут же смутилась, сделала вид, что случайно его уронила и поспешно подобрала.

— ... у нас хорошие шансы на выздоровление. Процентов восемьдесят, — вырвал ее из раздумий голос собеседницы.

Ольгу невольно передернуло. Это хороший шанс? А Мария начала рассказывать о лечении, о том, как они проводят время в больнице, как быстро взрослеют там дети.

— Недавно у одного мальчика был день рождения. Знаете, что ему желали другие дети? Здоровья. Жизни. Возможности попасть домой к братьям и сестрам. Возможности выходить на улицу и играть с другими детьми. Они умеют ценить правильные вещи. Посмотрите на мою дочь и на других детей. Пока кто-то орет на весь парк, что ему не купили мороженное, Алинка радуется, что ее ненадолго выпустили из больничных стен. Что она может видеть деревья, солнце, может бегать...

"Умеют ценить простые вещи"... "Радуется тому, что видит деревья и солнце"... "Желают здоровья и жизни"... Ольга смотрела на малышку и в голове вертелись слова, сказанные ее матерью. Только в ее голове почему-то звучал голос Андрея. Усольцеву это подходило. Он мог бы сказать такими же словами.

Да, ей есть над чем подумать. Ершова смотрела и смотрела на девочку. Не понимая толком, что именно ее задевает. Глубоко внутри что-то неприятно шевелилось и царапалось, пытаясь прорваться наружу, но стены, которые построила вокруг себя Ольга, мешали. Мешали до тех пор, пока Мария не отыскала на смартфоне видео годичной давности.

— Алинка не всегда была такой. Ее пухлость — от лечения. Она была худенькой и красивой. Волосы до пояса. Танцевать училась.

Ольга посмотрела на экран смартфона и застыла. Видео почти в точности копировало другое, знакомое — тот давний голографический ролик, что когда-то притащил к ней в дом Волошин. Где танцует маленькая пятилетняя Наташка. Похожее алое платье с широкой, развевающейся юбкой. Копна волнистых каштановых волос. Худенькая гибкая фигурка. Кружится и кружится...

Плотина внутри Ольги прорвала. Сравнение девочки с Наташкой разрушило барьеры. Она по-новому посмотрела на Альсинду, чувствуя, как появляется в горле ком, как начинают щипать глаза непрошенные слезы, как разливается внутри панический страх и запоздалое понимание. У нее же рак! Она может умереть! Девочка, еще пять минут назад бывшая чужой, в мгновение стала своей. Семья! У Ольги есть семья! Есть Наташка, есть Ярик — ее любимые люди, ради которых она готова на что угодно. Эта девочка напомнила о них...

* * *

Домой Ольга ворвалась, напугав домработницу. Помчалась в свою комнату, включила ноутбук, полезла в интернет. И до вечера читала о раке. О самой болезни, о способах лечения. Смотрела статистику выздоровлений. Алинка, маленькая веселая Алинка, напомнившая Ольге Наталью. А вдруг ее не вылечат? И никогда больше не отрастут эти чудесные кудряшки? И она не сможет танцевать? И никогда не вырастет? Ершова, искренне считавшая, что все эмоции в ней умерли, вдруг ощутила такой прилив чувств, что ей стало трудно дышать. Страх, сопереживание, жалость... А каково матери девочки? Когда согласился бы отдать свою жизнь вместо ребенка, но твоя жизнь никому не нужна. Когда видишь, что твой ребенок страдает, что ему больно.

Мысли метались. Чем она может помочь? Деньгами? Деньги не гарантируют выздоровления. В ее время рак лечится. Вот если бы она могла сделать лекарство! Только... это неправильно. Вряд ли она имеет право вмешиваться в историю. Создавать лекарство, которое откроют еще нескоро. Плевать! Плевать на правила! Она ведь не собирается предлагать вакцину широкой общественности. Но спасти одну девочку она сможет!

Ольга мгновенно загорелась идеей. Впервые с тех пор, как ушел Андрей, у нее появилась цель, которая действительно жгла ее изнутри. Ершова принялась вспоминать. Как в свое время появление антибиотиков полностью изменило медицину, так позже ее изменило появление универсальной вакцины от рака. Была ли в ее искине информация об этом лекарстве? Возможно. Но заряд давно сел, а все дополнительные батареи израсходованы. Без искина извлечь неусвоенную информацию из головы было невозможно. Ольга сумела вспомнить, как сделать антибиотик, основные обезбаливающие и антисептики. Но рак? Она легла спать, надеясь, что мозг переварит полученный запрос и утром выдаст хоть что-то... Увы, не выдал. Ольга еще раз перерыла свои старые вещи, прощупала офицерский пояс, надеясь, что где-то завалялась горошинка запасной силовой батареи. Нашла пару шариков со сжатым силовым полем, какие использовались для страховки во время рейдов, но ни одной батареи.

— Андрей! — вдруг выпалила она.

У него могло что-то остаться! По примеру Ольги, Усольцев носил в офисе полную форму, положенную по уставу. На его вещи она никогда не зарилась. Сейчас она, конечно, понимала, что Усольцев тратил свои батареи на то же, что и она — на учебу. Переписывал в мозг из искина информацию, что поможет ему освоиться в этом времени. А вдруг у него что-то осталось...

Ольга открыла ноутбук, зашла на страничку Андрея в фейсбуке. Открыла мессенджер. Пальцы застыли над клавиатурой. Она ни разу ему не позвонила, ни разу не написала. Один раз набралась смелости отметить его фото, и ее "лайк" мгновенно затерялся среди сотни других.

"Если я тебе понадоблюсь"... запомнившаяся фраза смущала и заставляла нервничать. А вдруг он подумает, что она ищет предлог, чтобы написать? И тут же ответное — а вдруг он этого не подумает? А если ему все равно? Ольга нервно рассмеялась.

— Определилась бы уже что-ли, — сказала она сама себе.

Перед глазами снова встала девочка в красной панамке. Это для нее. Это только для нее.

"Привет. У тебя не осталось запасных силовых батарей? Очень надо".

Текст написан. Время идет. А она никак не может нажать на отправку. Затем зажмурилась и быстро ткнула в кнопку. Сообщение ушло. Ольга замерла, забыв, что надо дышать. Прошла секунда, другая... минута... Мир не обрушился, ничего страшного не случилось. Ершова продолжала смотреть на экран, ожидая ответа. Спустя пять минут расслабилась. Да, это не будущее. Сообщение не передается моментально в мозг адресата. Андрей не обязан отвечать ей сразу же. Может, он занят. Может, еще не получил сообщение. В ответ мессенджер тихо пискнул.

"Да, есть одна. Последняя. Только, Оленька, солнышко, скажи мне, что батарея тебе нужна не для работы".

Ершова чуть не подпрыгнула от счастья. Есть! Есть батарея! Осознание этого затмило даже "Оленьку" и "солнышко", на которые она в другой раз непременно бы обратила внимание.

"Не для работы. Но ОЧЕНЬ нужна. Вопрос жизни и смерти".

"У тебя все в порядке?"

"Да, я..."

Ольга запнулась. Ей вдруг захотелось поделиться с кем-нибудь. Своим планом, своим желанием спасти девочку. С Усольцевым? Почему нет? Сделать лекарство — это нарушение законов времени. Этого лекарства не должно здесь быть. И все-таки... именно Усольцев ее бы понял. Гуманист чертов. Но он бы понял.

"Да, я хочу спасти девочку. У нее рак. Хочу сделать лекарство".

Последовала пауза. Зашевелились внизу мессенджера точечки, показывая, что ее собеседник что-то пишет. Затем замерли... Вместо текста пришел улыбающийся смайлик. А следом еще один — поднятый вверх палец.

"Сейчас найду самую срочную доставку".

"Спасибо".

"Удачи!"

Ольга еще некоторое время сидела у монитора. Ждала. Может, он напишет еще что-то? Спросит, как у нее дела, например? Но нет, разговор окончен. Девушка ощутила укол разочарования. Зато следующим утром к ней постучался курьер. Крошечная коробочка. Прозрачная голубоватая горошинка внутри. Ни записки, ничего другого...

Ершова поспешно поставила подпись на подсунутом курьером бланке. И рванула в свою комнату.

Искин включился. Знакомая лавина информации хлынула в голову. Обострилось зрение и слух, побежали сводки новостей и отчеты систем. Ольга мысленно оборвала ненужные потоки. У нее один-единственный запрос. Есть! Информация о лекарстве. О составе, о том, как синтезировать, как использовать. Ольга просматривала данные и осознавала простое — она ничего не понимает. Принялась загружать дополнительную информацию — недостающие знания по химии и фармацевтике. О том, как получить компоненты лекарства.

Половину дня Ершова пролежала, свернувшись на полу, прижав ладони к вискам. Голова раскалывалась. Вечером поток информации прекратился. Ольга приняла обезбаливающее и снотворное. На утро проанализировала полученные данные. Производство вакцины стало более понятным. Теперь надо было разобраться, как его сделать в нынешнем времени с помощью подручных средств. Искин подключился к интернету. Одни компоненты были легкодоступны, с другими было сложнее. Еще хуже с оборудованием, но при наличии денег все проблемы решались.

Ольге понадобился месяц. Месяц на то, чтобы оборудовать дома мини-лабораторию, чтобы законными и незаконными путями найти нужные вещества. И, наконец, сделать лекарство. Она отменила визиты к психологу и спортзал, она отказалась от вечерних посиделок с Розой. В голове была лишь одна навязчивая идея. Вакцина!

Ершова взяла одну из инъекционных пластинок — заменила в ней обезбаливающее на свое лекарство. С Марией они встречались каждую неделю — гуляли в парке около часа. Девушка мрачнела с каждой встречей — похоже, лечениие дочери шло не так хорошо, как хотелось бы. Завтра они встретятся снова. Ей хватит секунды. Прижать пластинку к плечу девочки и все. Если что — скажет, что комарик укусил. Только бы сработало!

А на следующий день позвонила Мария. По ее тихому и грустному "привет" Ольга догалась, что новости ее не обрадуют. Алинка в реанимации. Прогнозы неясные... Анализы плохие... Девочку ждет операция. Даже если все пройдет хорошо, ее в ближайшее время из больницы не выпустят.

— Я хочу ее навестить! Это важно!

— Нельзя. К ней никого не пускают.

Руки опустились. Ну уж нет! Если надо, она незаконно проникнет в больницу и уколет девочке это чертово лекарство! Ольга застыла... Она? Незаконно проникнет? Та, прежняя Ольга, в жизни бы не сделала ничего неправильного. А она? Синтезировала лекарство. Собирается залезть в палату. Прав был психолог. Цветы на ее пепелище растут совсем не те, что были раньше. Она схватила телефон.