Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Дай вставки погреть!
И греет. Тонкое оргстекло — поплыла, потекла вставка. Толстое, не равномерный нагрев, она по спирали закручивается.
Следующее — сапоги! Те самые, которые нам выдали еще на полигоне, оказывается, если к ним подойти с должной смекалкой, то из них может выйти произведение армейского искусства. Вряд ли у лишенного фантазии гражданского, имеющего все под рукой или в магазине хватит полета мысли, что с сапогами можно сделать такое. Например, будет ли недалекий штатский гладить утюгом сапоги? Никогда! А, почему? Да, потому что ему это и в голову не придет, придать изящество этой грубой обуви!
Как гладить? Через марлю, тряпочку? Ха-ха! Я глумлюсь над таким дилетантским подходом в решении столь щекотливых вопросов!
Первое, при принятии такого судьбоносного решения, сапоги-то выдаются на год, и если ты запорешь сапоги, то новых-то тебе не дадут. В лучшем случае, выдадут из подменного фонда, которые используют при хозяйственных работах, убитые вусмерть, стоптанные многими поколениями говнодавы, и будешь как последнее чмо. Или покупать за свой счет, что тоже немалых денег стоит. Просить деньги у родителей на сапоги — нелепо. Признаться родителям, что ты — долбоёб, конечно, можно, но стоит ли расстраивать стариков?
А, посему, при глажке сапог, они утягиваются. Если у тебя голенища у сапог широкие, и нога в них болтается, как карандаш в стакане, то тогда один выход — гладить.
Берешь две банки сапожного крема. Именно крема, а не ваксы — изобретение Сатаны, одну, а еще лучше две стеариновые свечи.
А, вот тут мнения знатоков и любителей глажки сапог разделяются. Первое, можешь исстругать свечу в порошок в банку крема и тщательно все перемешать, либо намазав обильно банку сапожного крема на сапог, пропорция: один сапог — одна банка сапожного крема. И вот пройдя горячим, раскаленным утюгом по голенищу, быстро трешь свечой по утюгу и снова по сапогу. При этом, обязательно, провел по сапогу, а затем, всенепременно тряпкой очищаешь еще не зажаренные остатки крема. Если только профукал момент — "вспышку", то, все. Утюг безнадежно испорчен на вечные времена, и ховайся куда подальше от суточного наряда, потому что старшина их будет сношать за испорченный инвентарь бытовой комнаты, да, и товарищи тебе не скажут "спасибо", утюгов мало, гладить форму нечем.
И поэтому глажение сапог проходило, когда население казармы либо спало глубоким сном или когда был точно уверен, что у тебя все пройдет гладко. Умельцы, набившие руку на глажке очень высоко почитались, не каждому было дано освоить это не простое ремесло, да, и не всем оно и надо было. Например, как мне, что мне приходилось приспускать голенища, делать "гармошку", икры полные, это и даром не нужно.
Про "гармошку" на сапогах тоже стоит остановиться. Одно дело, что просто замял голенище сапога, и все. Сверху немного ровно, а внизу — "гармошка".
Можно сделать художественную, геометрически правильную гармошку. Голенище вначале размечается на сектора. Они представляют собой ромбики, квадратики, стоящие на угле. Затем пассатижами защипываются — надламываются углы этих геометрических фигур. Придется лишь контур линиям, они сами образуются в процессе эксплуатации, но в тоже время были любители, которые полностью заламывали кубики. Здесь существует опасность, что можно продырявить голенище. Колька Панкратов со своим другом из местных Завалишиным "Завал") умудрились не только погладить сапоги, но и до утра наломать кубики на голенище. Смотрелось очень красиво, но как-то боязно, вдруг офицеры не оценят их изысканного вкуса в армейской обуви, и заставят на присягу топать в подменных гавнодавах?
Плюс к утру надо было подстричься, иметь чистый носовой платок. Подшить и погладить х/б. Дел много. Ночь коротка, спишь ты или не спишь — никого не волнует. Задача поставлена, в лепешку разбейся, но выполни. Любой ценой. Как? Никого это не волнует.
Утром — подъем, физзарядка, умывальник, завтрак. Все по распорядку. С одной поправкой, что подняли на два часа раньше чем все училище.
Снова строевой смотр. Все не выспавшиеся, злые как собаки. То, что ночью казалось, пришито правильно и верно, а также красиво и эстетически привлекательно, за пять минут до строевого смотра кажется убогим, неверным, похабным, не по Уставу. Твою мать!!! Офицеры сейчас порвут всех и вся.
Орут все и сразу. Я ору на подчиненных и командиров отделений. "Комоды" — на подчиненных. Курсанты орут, что они видели в гробу и в половом органе мамы старшины, всю армейскую систему, когда все роты батальона получили парадку вовремя и за два-три дня днем спокойно ее оборудовали, а мы как макаки, в карты проигранные, должны совершать подвиг за одну ночь. И этот подвиг никому на хрен не нужен. Хоть и разделяю их чувства, но рекомендую всем заткнуться.
На удивление, строевой смотр прошел спокойно. Отдельные замечания были, но это — мелочи.
Те, кто наклеил шевроны и курсовки на ткань были наказаны отрыванием своего художества. Хреново. Ладно бы отдали, так офицеры, кто просто, буднично, как Вертков, Земцов, а кто с издевкой как Тропин, Баров, отрывали слои ткани. Ладно, если отрывались хорошо, у некоторых, они рвались вместе с шевроном, курсовкой.
Сами виноваты. Говорили же, что все это можно в отпуск наклеить, но не перед присягой, когда будут трясти как осину.
Да, и в отпуск не стоит. Есть такой начальник строевой части в училище подполковник Корнеев. Этот гад редкостный. Он строит отпускников, проверяет соответствие формы уставным требованиям. Вплоть до длины шнурков. И плевать ему, что у тебя билет на руках, что убытие транспорта через пару часов. Не устраивает его что-то, и все — устранять выявленные недостатки. Следующее построение через сутки, в 17.00.
Говорят, что наши предшественники, после выпуска, пришли к Корнееву домой, одели противогазы, и ... ввалили ему по самое не хочу. Почти все зубы вынесли. Теперь Корнеев, как Брежнев, говорит с присвистом и причмокиванием, как вурдалак, и много золотых зубов во рту. Но, все это байки училищные, а, может, и правда. Но, то, что Корнеев лютует перед отпуском, знает все училище. Мы его еще в глаза не видели, но уже боялись и ненавидели. Как впрочем, и все курсанты.
После строевого смотра — полчаса на устранение недостатков, получить оружие, и на плац. Строевая подготовка и тренировка присяги. Репетиция.
Потом снова репетиция. И еще одна. Прохождение торжественным маршем. А, потом еще раз. Все вместе. Всё сначала.
Если в училище построение на большом разводе было хоть и по батальонам, но по старшинству курсов. Четвертый курс (первый батальон), потом — третий курс (третий батальон), второй курс (второй батальон), первый курс (четвертый батальон) — мы. То на присяге наш батальон шел первым в училище, первым проходили торжественным маршем мимо трибуны с высоким командованием.
Присяга на главной площади города, мы не должны опозориться. Там будет все училище. Там будет полгорода. Сначала было волнение, затем наступила усталость, за ней — равнодушие.
Постоянные тренировки, казалось, выбили все эмоции, только усталость и смертельное желание спать, спать, спать.
И, вот, построение всего училища на большом плацу, пару напутственных слов, и все училище выдвигается на центральную площадь Славного г. Кемерово.
Первыми — сорок первая рота.
Через пару кварталов случилась какая-то заминка. И команда по цепочке " На крышки люков не наступать!"
Нам-то это было очевидно, но какому-то задроту из сорок первой эта аксиома была неведома. Итог — утащили в сторону. Перелом голени. Присягу будет принимать в больничной палате, пижаме полосатой расцветки.
— Интересно ему автомат дадут?
— Ну, да, на живот положат!
— Кто ему автомат в больницу потащит?
— Ага, прикинь, лежит какой-нибудь дедушка с кислородной подушкой, тут толпа военных топает, да, все с оружием.
— Тут и пизд...ц дедушке настанет!
— Только "ап-ап" успеет прошептать!
— Таким идиотам из сорок первой нужно не автоматы давать, а снегоуборочные лопаты.
— Почему снегоуборочные, а не совковые?
— Совковые — железные, сами убьются, на хрен, да, и других искалечат. Поэтому только из фанеры. Ущерб минимальный, да, и кто вокруг — выживут. — Женька Поп ухмылялся.
Вдоль строя прохаживался Земцов. Начищенный, наглаженный, подтянутый, подбородок задран — картинка из "Строевого Устава ВС СССР". Красавец.
— Разговорчики в строю. Всем смотреть под ноги. Шепотом предупреждать товарища о грозящей опасности. Не спать на ходу. Думать, просчитывать ситуацию! Не наступать в лужи, масляные пятна. Одним словом — думать. Считать последствия! — вполголоса он инструктировал роту.
За внешним его лоском и спокойствием чувствовалась напряженность. Волнуется ротный. Мы все волнуемся. Вот и показалась площадь.
Построились. Доклад начальнику училища полковнику Панкратову. И началось принятие присяги.
Во рту пересохло. Все стояли не шелохнувшись, ждали, когда тебя вызовут для принятия присяги. Никто не хотел опозорится.
Боковым зрением видели как в четвертом взводе сорок первой роты кто-то упал. Не вынес напряжения.
— Слабаки.-кто-то шёпотом за спиной произнес.
— Они и присягу-то принять не могут как курсанты. Стоя в строю, а не на больничной койке.
— Падают как подрубленные.
— Не рота, а группа инвалидов, поступивших в училище по блату.
— А, ну-ка! Всем тихо! — уголком губ прошипел я.
Тем временем курсанты принимали присягу. Те, кто возвращался в строй, были с потными лицами, пунцовыми щеками.
— Поздравляю!
— Поздравляю!
— Молодец!
— Спасибо, парни!
Все полушепотом. Мы искренне радовались, что все шло ровно и гладко, как учили. Никто не споткнулся, не перепутал ни текст присяги, ни долго выходил из строя. Это тоже целая наука. Когда стоит колонна по три человека, все с оружием, как правильно, грамотно выйти из строя. Кто-то должен сделать шаг вперед, кто-то шаг в сторону. Тоже не все так просто. И при этом чтобы все было четко, ровно. Не зацепи стволом автомата рядом стоящего товарища. Сложно. Но нужно сделать как нужно! И мы делали. И гордились собой. Мы — курсанты! И кто принял присягу, подписал ее текст, стал полноправным членом огромного коллектива под названием АРМИЯ!
Был период в жизни, когда всерьез рассматривал возможность стать археологом. Изучал много литературы. В том числе изучил Библию и Евангелие. С точки зрения истории. Есть там фраза: "Имя мне — легион". Там шла речь о каком-то бесе, что вселился в какого-то мужика, и разговаривал с окружающими, мол, нас много бесов.
Легион древнеримский, в зависимости, где дислоцировался, был от двух до шестнадцати тысяч. То есть от полка до дивизии.
И мы сейчас становились частью громадной машины — армии. И мы могли все. Пока мы в армии, нам не страшен ни черт, ни дьявол. Самый страшный для нас — командир. Он — вершитель наших судеб. И Бог и Дьявол в одном лице.
Вон он ходит Земцов, принимает рапорта у командиров взводов, что взвода приняли присягу.
Потом выступили те, кто на трибуне. Вроде и слова банальные, в другой раз и не слушали, а сейчас... сейчас они были обращены к нам — взволнованным, ловящим каждое слово новообращенным.
Команда для первокурсников "Разойдись". Подбежали родственники, друзья, к кому приехали на присягу.
Цветы, поздравления. Есть возможность размять спину, ноги. Поправить форму. И снова в строй.
Прохождение торжественным маршем. Шагает взвод, рота, училище. Кажется, что здание обкома партии подпрыгивает от нашего марша. Стекла дрожат. Идут курсанты! Мы — единое целое, единый организм! Порвем всех и вся!
Шеренга держит равнение, колонна держит равнение. И как говорит капитан Баров "квадратно-гнездовым способом" тоже поддерживается равнение.
В училище идем аккуратно. Не хватало еще, после присяги, перед первым увольнением свалится в колодец и переломать себе ноги. Тогда вообще неизвестно когда в увал пойдешь.
Каптер роты был из моего взвода, бывший солдат Юра Алексеев.
В увольнение положено идти в ботинках. Только вот, нет моего размера — сорок пятого. Обидно, аж, до слез.
— Юра! Твою мать за ногу! И мне, что теперь в увольнение не идти, что ли? Из-за того, что ты не нашел ботинки? Просил же, как человека, с другими ротами поговори, может, как у нас это заведено, где-то есть то, что ему даром не надо, а он держит!
Юра, хоть из бывших солдат, а толковый парень. Без гонора, мы с ним как-то быстро сошлись.
— Командир! Замок! Славян! Честное слово — спрашивал. Ну, нет таких лыж на тебя. В каждой роте такие большие ботинки носит только по два-три человека. А у нас в роте — два, да, и то нет их. Вот, самый большой — Егорова, сорок четвертый. Напяль, иначе будешь здесь торчать, вместо увала.
Кто-нибудь пробовал натянуть новенькие, ни разу не надеванные армейские парадно-выходные ботинки на размер меньше, на растоптанные, обросшие сухими мозолями ноги? Фиг! Думаю, что когда в средневековье инквизитор придумал пытку "испанский сапог", то вдохновило на это, средневековый каптер, который, сволочь, не мог подобрать своему товарищу по оружию нужную пару обуви!
Штаны от парадки быстро все гладили внизу, пока были в сапогах -помялись. Построение. Инструктаж, который никто и не слушал. И так все уши уже прожужжали. Не пить, не курить на ходу, честь воинскую отдавать и пр. Или как говорят в армии: "Дисциплину не хулиганить! Водку не пьянствовать! Вести себя с честью и достоинством! С гражданским населением вести себя мирно! Милиционеров не обижать!"
Кто собирался в увал в одиночку, то, памятуя о дерзком местном населении, одел под рубашку поясной ремень. Чёрт его знает, чем обернется встреча на незнакомых улицах славного города Кемерово.
Кто хотел — ушел до утра в увал, кому некуда было идти, или робок в знакомстве с девушками — до отбоя.
Поутру все делились впечатлениями от первого увольнения. Некоторые, конечно, врали о своих любовных подвигах. Кто хотел — верил россказням.
Я с великим наслаждением снял — содрал эти чертовые ботинки. За сутки научился ходить на внешнем ранте ботинок. Как косолапый медведь.
Надев сапоги, я понял, как я их люблю. Готов бегать, прыгать, как в кроссовках! Были бы крылья — взлетел бы!
— Я с такой классной девахой познакомился! Рядом живет. Студентка из Политеха!
— А, я зашел сначала в пельменную, что на Кузнецком, на углу, выпил стопку водку и съел тазик пельменей. — отрыгнул, помахал рукой, разгоняя запах — до сих пор рыгаю ими. Класс!
— В "Цыплятах табака" кормят как у мамы! Советую, парни!
— А, ты, Полянин, чем в своем первом увольнении занимался? — Гурыч толкнул Вадика.
— Да, так. — Вадик смутился, попытался уйти.
— Ну, давай, давай, колись!
— Куда пошел! Иди сюда!
— Ну, давай, рассказывай!
— Я — это. — огромный медведь Полянин, смущенно отводил взгляд.
— Нашел тетку, которая тебя сначала накормила, а потом изнасиловала?
— Нет, сначала изнасиловала.
— Лишила девственности Полянина?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |