Нариэль смерила королеву взглядом с головы до ног, и в глазах ее — это чувство было подлинным — мелькнула жалость к слепому существу.
— Жизнь — слишком дорогая плата за комедию.
-По тебе не заметно, девочка. Ты делаешь всё, чтобы доказать, что твоя жизнь для тебя ничего не стоит, не говоря уже о твоих родителях, которые тебе её дали. Швыряться жизнью — это поступок ребёнка, столь же глупый и бессмысленный, как отрывание крыльев у бабочек.
Рыжеволосая красавица вздохнула.
— Меня все равно приговорили. Каяться в том, что я не делала, я не собираюсь. Да и не сумела бы. Если уж гореть, так пусть хотя бы не за ложь.
-Это глупость, Нариэль. Такая же глупость, как носить напоказ эти браслеты, — королева легко указала на них. — По-твоему, те, кто любит лорда Майтимо или Берена, должны тоже отрубить себе руку и переучиться на левшу?
— Это уж мое дело, — сверкнув глазами, ответила Нариэль. — А что до глупости, то, по вашему, умно — наводить клевету, лгать, клянясь именами ваших же Валар, и приговаривать по ложным обвинениям? Ваш Атанамир преспокойно солгал именем Эру и Валар. Как и его свидетели. Видно, как они чтят их!
Королева насмешливо наблюдала за ней.
-Когда заканчиваются аргументы в свою пользу, начинаются обвинения противоположной стороны. Я думала, ты продержишься подольше.
— Дешевые приемы, Ваше Величество. Я не ребенок, чтобы вестись на подначки, — только и ответила Нариэль.
Королева рассмеялась, взяла со столика бокал, пригубила вино.
-О да, конечно. После того, как ты полностью выполнила то, что я рассчитывала от тебя услышать. Теперь мы замкнёмся в гордом молчании и будем убеждать в первую очередь себя в том, что мы взрослые и мудрые, и что не стоит обращать внимания на эту глупую королеву, которая ну просто не в состоянии постичь нашей духовной высоты и чистоты.
Нариэль шагнула к ней — ближе.
— Чего вы от меня добиваетесь? Для кого из нас жизнь и смерть — лишь игра? Это очень забавно — издеваться над человеком, которого завтра сожгут? Вы и с остальными так же поступали — призывали их к себе, насмехались над тем, во что они верят, а потом смотрели, как их тащат на костер? Если вы достойный человек — имейте хотя бы каплю уважения к чужому выбору. Вы сами устраиваете эти гнусные комедии. Вы отправляете людей на смерть. И еще смеете насмехаться, когда другие не желают ползать перед вами на коленях, умоляя о пощаде! Это, видите ли, детство и гордыня! А взрослость — это лгать и приносить ложные клятвы, как ваш Атанамир. Мерзко!
Королева с улыбкой изобразила аплодисменты.
-Неплохо, неплохо, девочка. В тебе пропадает талант, тебе бы выкинуть дурь из головы и пойти в актрисы, хотя, конечно, происхождение не позволит. Что же касается твоего вопроса, — нет, почему же. Я уважаю людей и их выбор, но тогда, — взгляд Тар-Мириэль стал стальным, — когда они этого достойны. Когда они действительно живут в своём выборе, а не выпячивают его с показным стоном: ах, сожгите меня тоже, я пойду на смерть! А вы не догадываетесь, что, быть может, вашему Мелькору омерзительно смотреть на то, что вы тут устраиваете? Его наручники — настоящие, в отличие от ваших, и он не напрашивался на то, чтобы его казнили. В отличие от вас, его я могу уважать — как достойного врага. Равно как и Саурона, с которым недавно я имела две приятные беседы.
— Можно подумать, если бы я носила белое платье, а не черное, что-то изменилось бы. Никто из убитых вами не "выставлялся", как вы это называете! Можно подумать, не было всех этих казней, всей этой вакханалии смерти, что вы устроили! Можно подумать, кто-то сам жаждал был сожженным! Вы заговариваетесь, Ваше Величество.
-Ты, Нариэль, — не "все", — спокойно сказала королева. — Или ты смеешь равнять себя с Сауроном? Я знаю, через что он прошёл перед тем, как его сожгли.
Нариэль отвела взгляд.
— И устраивать все это — тоже не пятнает ваше достоинство.
Королева отпила ещё глоток вина.
-Девочка. Нуменор — это _моя_ страна, и сейчас я приняла её со всем её прошлым, настоящим и будущим. С её красотой и правдой, с её грязью и войнами. И, в отличие от тебя и таких, как ты, я не отрекаюсь и не предаю свою страну. Вы не дождётесь от меня оправданий и попытки отмазаться от деяний моих предшественников, — потому что я не считаю нужным тратить на это свои силы и время. И я никому не позволяю, да и не позволю, лезть в дела моей страны и указывать мне, что и как должно в ней быть. Это моя страна, и только нуменорцы имеют право на то, чтобы что-то менять в ней. Ты отреклась от Нуменора, — поэтому твоё слово теперь ничего не значит. Кричи хоть на каждом углу. И знай. Это не пустая похвальба перед беспомощным пленником, который ничего мне не может сделать: ровно те же слова слышал от меня Саурон.
— Нуменор — не моя страна, и никогда моей не была. Моя страна лежит глубоко на дне моря. А вы — давайте, продолжайте дело вашего мужа... Не отрекаясь... А меня оставьте в покое!
-Ты родилась здесь, и потому эта страна — твоя. Я знаю эти ваши сказки о "возвращении", и я скажу тебе: возможно, это и правда. Если тебе приятней закрывать глаза на настоящее, на реальную жизнь, — косней в своём "прошлом", в своих видениях, пей, как часто делают ваши, одурманивающие зелья, чтобы вновь и вновь в них погружаться. Но не удивляйся, если настоящее отторгнет тебя, если жизнь отшвырнёт тебя, как ненужную тряпку.
Она хлопнула в ладоши, вызывая слугу.
Тот возник так же быстро, как всегда.
-Принести сюда палантир.
Поклонившись, слуга исчез. Через несколько минут он возвратился, неся укрытый темной тканью шар, и поставил его на стол.
Нариэль смотрела на все это, нахмурившись.
Тар-Мириэль откинула ткань. Чёрное пульсирующее сияние с проблесками алого... уже знакомое. Она вспомнила последние слова Гортхауэра, — "не пытайтесь пользоваться палантиром..." Усмехнулась.
-Гортхауэр. Тут у меня в тюрьме девочка из ваших. В знак солидарности с Мелькором носит тяжёлые железные браслеты и напрашивается, чтобы её сожгли.
"Ну так отпустите ее вашей волей, — пришел через некоторое время ответ издалека. — Кто она, как ее имя?"
На лице Нариэль возникло недоумение — она, похоже, не могла поверить, что Королева вот так, через палантир, может говорить со своим врагом.
-Нариэль, дочь Итила. Пошли встречать её на побережье, ибо мне такое... — она усмехнулась, — такое несмышлёное дитя в Нуменоре не нужно.
"Вы можете показать мне ее?"
Королева властным жестом приказала Нариэль приблизиться к палантиру и встать рядом с собой.
-Браслетики покажи, — насмешливо сказала она ей. — Не стесняйся. Это Саурон. Он оценит.
Тар-Мириэль чувствовала — там, вдалеке, майа напряженно всматривается в лицо девушки. Она услышала его мысль:
"Пусть она положит ладонь на Палантир."
Королева повторила его слова — и Нариэль, помедлив немного, положила на слабо светящийся камень ладонь.
Взгляд — далекий, прожигающий, _знакомый_ по глубине ее собственных видений — пронзил ее насквозь, так, что девушка пошатнулась, и, чтобы удержаться, схватилась за столешницу. Потом из глубины пришел голос.
"Эленхел!.." — она услышала отголосок его мыслей — ближе всего это было к замысловатому ругательству на каком-то незнакомом орочьем наречии.
Глаза Нариэль распахнулись, — шок узнавания, захлестнувшая радость: узнал!.. И теперь — это точно правда...
-Ортхэннер, — прошептала она, оседая на пол. — Ортхэннер...
"Королева, усадите ее, что ли..." — услышала Тар-Мириэль его мысль. Речи, обращенной к Нариэль, она не улавливала — понимала только, что майа о чем-то с девушкой говорит.
Палантир теперь не был нужен — в сознании Нариэль четко звучал далекий, чужой и такой знакомый голос. И в голосе этом была тревога, радость — и негодование.
"Правду говорили Служители Валар: тебя и вправду убить мало. Ты ведь еще год назад встречалась с Элвиром! У тебя была возможность покинуть Нуменор! Какого балрога ты этого не сделала?! "Вначале найти свой путь!" Ты уже тогда осознала достаточно, чтобы понять всю серьезность происходящего, как и то, что самой тебе не справиться с наплывом прошлого. Какое право ты имела рисковать своей жизнью?"
Королева вызвала слугу, — тот усадил Нариэль в кресло, подал воды.
"Ортхэннер, я... — Нариэль растерянно часто-часто моргала: никак не могла понять, за что ей такая отповедь. — Но ведь я же... я ещё ничего не сделала такого, чтобы встать рядом с вами..."
"О, ты уже многое сделала! По твоей милости, Эленхел, некогда распался Круг Девяти Рун. Ты скорбишь о Мелькоре — но понимаешь ли, что в поражениях в Войне Стихий и Войне Гнева есть и твоя вина? Ты ради Мелькора готова пойти на костер — чтобы еще на несколько столетий утратилась возможность собрать Круг? Ты же вспомнила, что это такое! Ты понимаешь, что в этом — залог возможности его возвращения?! Ооооо, женщины..." — Нариэль ощущала, что Гортхауэр сейчас находится на грани потери самообладания — что с ним случалось чрезвычайно редко.
"Нет! — она вскрикнула, закрыла лицо руками. — Нет, нет, этого не может быть... За что ты меня так? я понимаю, — они, но ты!.. Моя вина — в чём? В том, что я любила и хотела его защитить? Причём тут Война Гнева?"
"Поймешь, — пообещал майа. — Все поймешь, Эленхел. Все вспомнишь и осознаешь. И надеюсь, что это наконец избавит тебя от девической дури. Королева отправит тебя на побережье. И не вздумай выкинуть очередной фокус! Мне нужны живые соратники, а не собрание поджаренных цыплят. И ради великого Эа, сними свои браслеты! Воротэмнар — не предмет для почитания. Все, Элхэ. До встречи."
"Королева, — обратился майа к Тар-Мириэль, — я ценю ваше великодушие. Отправьте эту девочку на побережье — я вышлю за нею посланников. И спасибо вам."
Тар-Мириэль величественно кивнула — и накрыла палантир тёмной тканью. Хлопнула в ладоши, вызывая слугу.
-Отвести Нариэль обратно в камеру. Продолжать приготовления к казни. Мой приговор будет объявлен завтра на площади, принародно.
Нариэль сидела, согнувшись и закрыв лицо ладонями, ее плечи дрожали. Когда девушка встала — Королева увидела, что лицо девушки мокрое от слез. Нариэль выпрямилась — но сейчас она уже не выглядела надменной статуей. Просто девочка, у которой в одночасье выбили опору из-под ног.
На следующий день — впервые с того момента, как потерпевшая поражение армия вернулась с материка, — нуменорцам позволено было собраться на площади под открытым небом. Эшафот, сложенный костёр...
Преступница держалась. Но на лице ее было странное выражение — подобие усмешки и смятения. И взгляд ее был обращен куда-то вглубь, словно она видела нечто незримое...
В толпе кто-то выкрикнул: на костёр изменников!..
Но большинство молчали. Слишком много этого было совсем недавно: и жуткий костёр на вершине Менельтармы, и казни, казни, казни... Слишком много, и это давило, и смерть перестала быть Событием, стала чем-то обыденным и жутким в своей обыденности. Ходили слухи, что кто-то доносил на неугодных родственников, чтобы заполучить наследство, что...
Толпа молчала.
Нариэль подвезли к эшафоту, и над площадью взлетела к небу барабанная дробь.
Она смотрела на людей — и вдруг один из стоявших в первом ряду, в сером плаще с капюшоном, откинул его — и она увидела его глаза.
Внешность была совершенно незнакомой — но Нариэль поняла в один миг: там, в толпе, среди людей, неузнанным, стоял Ортхэннер.
Её вывели из повозки. Палач неотвратимо, как сама судьба, положил ей руку на плечо и медленно повёл к приготовленному столбу: привязывать. Множество казней стёрли для него разницу меж теми, кого он убивал, но одно осталось неизменным: каждый жест его навеки врезался в память. Он знал, что его руки — последнее, что видят казнимые...
Когда Нариэль привязали, он шагнул к краю эшафота и воздел факел к солнцу. Огонь снизошёл, как с неба, как из ниоткуда. Несколько мгновений палач стоял неподвижно, — а затем барабанная дробь оборвалась.
"Не бойся, — услышала она отчетливый голос. — Я рядом, все будет хорошо. Королева, насколько я понимаю, собирается помиловать тебя."
Нариэль прерывисто вздохнула.
"Мне страшно..."
Толпа замерла, глядя на факел. В резко наступившей тишине слышны были только крики чаек с моря.
-Указ её величества Королевы! — звонкий голос герольда прорезал тишину, и Нариэль дёрнулась в сторону: разглядеть. — "Мы, милостью Эру и Валар королева Нуменора Тар-Мириэль, приговор высокого суда подтверждаем, и признаём Нариэль, дочь Итила, виновной в поклонении Врагу Мира, имя которого не произносится более в Арде. Но волею Нашей, по рассмотрении дела, признаём мы её невиновной в приворожении лорда Атанамира, и посему приговор её будет смягчён. Подлежит она не казни, но изгнанию, и никогда более под страхом смерти не ступит нога её на преданную ею землю Нуменора. Имя её в её семье будет забыто, как положено именам всех предателей и отступников."
Она не отрываясь смотрела на Ортхэннера — и тот улыбнулся ей.
"И волки сыты, и овцы целы. Надеюсь, пассажи относительно имени тебя не слишком огорчили... "
"Это было не моё имя, — она гордо вскинула голову. — Теперь это признали даже они."
Толпа зашумела: все смотрели на человека, который вырвался из лап смерти. Нариэль вновь усадили в повозку, в воздухе свистнул бич: разойтись, дать дорогу!
Повозка покатила через улицы к морю, — там ждало Нариэль небольшое судёнышко, в каких нуменорцы часто любили в одиночку кататься по морю. Повозка ехала не быстро, и народ успевал собраться на пути её следования. В порту на зрелище высыпали смотреть и матросы с кораблей, и люди из таверн...
Нариэль вывели из повозки, заставили подняться на борт, — а затем судёнышко освободили от чала. Последняя связь с Нуменором оборвалась.
Порыв ветра ударил в парус, и суденышко, словно подхваченное течением, понеслось прочь от берега — так быстро, что думалось поневоле: и вправду ведьма — колдовство...
На палубе возникла темная фигура. Сейчас Ортхэннер был уже в своем подлинном облике — он хотя и отличался от того, что помнила Нариэль, но все же был узнаваем.
Черные крылья упали плащом за спиной.
— Ну, здравствуй, Эленхел.
Нариэль подняла измученные глаза — и бросилась к нему.
-Ортхэннер! Небо, неужели я наконец буду — дома...
Тот обнял ее — Нариэль ощутила, как охватывают ее черные крылья — и погладил по волосам.
— Все только начинается. Тебе предстоит узнать очень многое, и очень многому научиться. И — прости, Элхе — тебе все же придется пройти через смерть. В обычном физическом теле ты слишком уязвима. Я больше никуда не отпущу тебя, пока не обеспечу твою безопасность. Вернее, пока не уверюсь, что ты сама справишься с этой задачей.
Она спрятала лицо у него на груди — и поняла, что плачет. Как будто только сейчас полностью ощутила, сколько всего свалилось на неё за последнее время...
-Не отпускай, больше не отпускай... никогда. И... Ортхэннер! Он вернётся? Я всё сделаю, всё...