Крымское танго

— Видите, что получается: как только один из партнеров что-то пытается, сознательно или нет, сделать неправильно, возникает дискомфортная ситуация. Мы, нарушая свой собственный баланс тут же распространяем это нарушение на всё пространство вокруг себя. Возникает вопрос: как с этим бороться?

— Мы же уже обсуждали это — надо договариваться.

— Верно. Но что делать, если партнер банально ошибся?

— Придется повторять эти ошибки, — улыбнулась Катерина.

— Слушайте! Я скоро начну Вас побаиваться. Вы читаете мои мысли, — Сергей посмотрел на свою ученицу удивленно и почти восторженно.

— Ну, это достаточно очевидно. Иначе же получится совсем дурацкая ситуация — 'кто в лес, кто по дрова'. И мне кажется, со стороны это будет хорошо видно любому — хоть специалисту, хоть простому зрителю.

— И снова Вы абсолютно правы. Боюсь показаться слишком пафосным, но всё равно скажу — в танце можно ошибиться, но нельзя соврать. Соврать, чтобы облегчить себе жизнь, в первую очередь. Нельзя соврать ни себе, ни партнеру. Ложь — это ведь сознательная ошибка, к которой партнер может оказаться не готовым. В отличие от ошибки бессознательной, которая есть не что иное, как небольшое отступление от идеального варианта. Ошибку предвидеть и скомпенсировать можно, враньё — никак! Это становится заметно гораздо быстрее и ярче, чем в повседневной жизни. В танце ты весь открыт — и партнеру, и зрителю. Поэтому чем больше ты танцуешь, тем больше привыкаешь быть честным. Вот такой получается поворот.

— Тогда нужно, чтобы танцевали все поголовно, — сказала Катерина после небольшой паузы.

— Да, это было бы идеально. Но, как говорил Лис из 'Маленького Принца': 'Нет в мире совершенства'. И если организовать уроки танцев для огромного числа учеников технически вполне возможно, то вести такие беседы, как у нас с Вами — увы. И дойдет далеко не до всех, и объяснить правильно далеко не каждый тренер сможет...

* * *

Начало года оказалось настолько насыщено разными событиями, что 'в верхах' старт 'Крымского проекта' решили немного отложить. Отвлекали и инаугурация Буша младшего и Ющенко, и объявление Северной Кореи ядерной державой, и раздухарившийся Уго Чавес, и Киотский протокол, и 'тюльпановая революция'...

'Ну и ладно', — успокаивал себя Ефимов, — 'и Бобров побольше напишет, и мы получше подготовимся. Да и в Вене станцевать страсть как хочется!'

На турнир в Венскую Ратушу, который проходил девятнадцатого марта, их с Александрой пригласили отдельно. Организаторы пытались раскрутить свой турнир, приглашая пары из разных стран и разных возрастных категорий. В 'прошлой жизни' им (в смысле — организаторам) это прекрасно удалось, и к семнадцатому году конкурс собирал уже несколько сотен пар; а пока пар было немного — не больше нескольких десятков. Но это было даже лучше, потому что Сергею очень хотелось порадовать Санечку шикарным залом, атмосферой праздника и не особо напрягаться на соревновательной части. Он очень хорошо помнил как жена застыла в немом восхищении на пороге Фестивального зала Ратуши, когда они приехали на этот турнир первый раз в десятом году. (https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/a/a7/Rathaus_vienna_-_c.cossa_%281%29.jpg/1024px-Rathaus_vienna_-_c.cossa_%281%29.jpg ;

http://www.foxtrott.at/vdc/home/turnierort ;

https://de-de.facebook.com/ViennaDanceConcourse/ )

Да и сама Вена не могла оставить равнодушным никого, в который раз бы ты ни приезжал сюда. Город, пропитанный дурманящими запахами кофе и яблочного штруделя, наполненный музыкой Моцарта и Штрауса, манящий золотистой корочкой венских шницелей и перезвоном бокалов чуть пьянящего рислинга, заставлял на время забывать о больших и мелких проблемах, приглашая просто получать удовольствие от пребывания в нем.

Ратуша, как и Фестивальный зал, не разочаровали и в этот раз. Первое впечатление было точно таким же, настроение поднялось на невиданные высоты и танцевалось им удивительно легко. Да и сильных конкурентов на этом турнире у них не было. Они позволили себе и поиграть со зрителями, замирая около одной из импровизированных трибун, улыбаясь и подмигивая зрителям, и чуть-чуть похулиганить в венском вальсе и квикстепе, обходя пары по немыслимым траекториям на радость зрителям, и делать экстравагантные поклоны после фокстрота. Заканчивая танец, Сергей отпускал партнершу, делал один еще несколько шагов с закрытыми глазами, как бы ловя кайф и, якобы спохватываясь, останавливался и недоуменно озирался. Мол, а куда партнерша исчезла то? Такой немудрящий приемчик неизменно вызывал улыбки, смех и аплодисменты, и Сергей с удовольствием им пользовался. И в 'прошлой жизни' тоже.

После турнира к ним подходили, поздравляли с победой, хвалили и танец, и Шурочкино платье, расспрашивали кто, откуда. Несколько человек даже попросили автографы, что было для Ефимовых в новинку, и почему-то особенно приятно. Подошел даже один из судей, немец, и пригласил в свой Мюнхенский клуб провести мастер-классы. Обменявшись контактами, договорились списаться и подробно всё обсудить.

Вернувшись в Москву и узнав, когда у Катерины ближайшая встреча с Никовским, напросился поприсутствовать вместе с Александрой. Сергей давно уже рассказал жене о своей идее сделать шоу к Дню Победы, они уже сочинили сценарий, несколько раз отрепетировали и теперь он хотел, чтобы Виктор Анатольевич взглянул и либо забраковал, либо одобрил и внес нужные коррективы. Когда занятие закончилось, он, показав Катерине большой палец, спросил у Никовского, можно ли им сейчас показать номер, и попросил оценить.

Когда Серей с Шурой закончили, тот долго молчал и наконец сказал:

— Очень хорошая идея... Но слишком просто. Нужны какие-нибудь дополнительные спецэффекты.

Они просидели ещё часа два, обсуждая разные предложения, и в конце концов договорились встретиться ещё раз через дня два-три и согласовать окончательный вариант... Встречаться, правда, пришлось не один раз, и не два. То Сергею, то Шуре, то Никовскому приходили в голову новые идеи, но к концу апреля они все-таки успели и подготовить и как следует отрепетировать окончательный вариант.

Когда всё было готово, Сергей спросил у Катерины, которая попросилась присутствовать на последней репетиции, нет ли у неё знакомых профессиональных операторов, которые смогли бы грамотно снять видео.

— Лично не знакома, но мне есть кого попросить помочь. Где Вы собираетесь его показывать?

— Так прямо накануне 9 мая будет турнир — 'Вальс Победы', вот там и будем показывать. Виктор Анатольевич помог договориться с организаторами.

— О! Я обязательно приеду смотреть.

* * *

Когда восьмого мая Ефимовы приехали в Сокольники, где проводился конкурс, первое, что они увидели — носящихся с вытаращенными глазами людей из команды организаторов.

— Что-то случилось? Чего народ так носится? — спросил Сергей у первого же встреченного знакомого.

— Да съёмочная группа 'Первого канала' свалилась как снег на голову. Вот все и бегают — условия для съёмок обеспечивают.

— И кого снимать собираются? — с невинным видом поинтересовалась Александра.

— Я не в курсе, — пожал тот плечами и убежал по своим делам.

Сергей нашел администратора-распорядителя, уточнил время их выступления и они с Шурой отправились переодеваться и разминаться.

Перед основными финалами этого дня ведущий, в очередной раз напомнив о завтрашнем великом празднике, объявил их выступление.

Сергей, попросив у ведущего микрофон, вышел на середину зала.

— Все мы помним о солдатском подвиге на фронте. И я надеюсь, что о нем будут помнить и наши дети, и наши внуки и правнуки. Мы помним и о не менее важном трудовом подвиге в тылу... Но сейчас я хочу рассказать об одном факте, о котором узнал совсем недавно...

Он уронил руку с микрофоном, опустил голову и на несколько секунд замолчал... Снова поднял взгляд на зал и продолжил:

— В блокадном Ленинграде, в Институте Растениеводства... всю войну пролежали десятки! тонн!! гречки, риса, пшеницы, ржи и других злаков... Уникальная коллекция, которую сначала не успели эвакуировать, а потом, видимо, просто побоялись — из-за опасений, что что-то может случиться по дороге, была сохранена... Сохранена до последнего зернышка! А сотрудники, работающие с ней и отвечающие за неё, как и многие другие блокадники, умирали... От голода... Не все... Кто-то выжил... Им помогала... Дорога Жизни...

В зале стал медленно гаснуть свет и зазвучал метроном. Тот самый, Ленинградский. Блокадный... Свет совсем погас, стих метроном. Два луча, словно зенитные прожекторы, осветили стоящую в центре площадки пару и зазвучала знаменитая 'Дорога Жизни' Александра Розенбаума (https://www.youtube.com/watch?v=Akf5omPr-Ho ).

Они выбрали очень лаконичный вариант — без всяких линий, позировок... только строгий и торжественный венский вальс, абсолютно точно ложащийся в ритм этой песни. Минимум продвижения, только игра с ритмом, скоростью и направлением вращений...

В пальцы свои дышу — не обморозить бы.

И медленное движение, и они действительно как бы согревают руки дыханием...

Снова к тебе спешу

И взлетают руки, и ускоряется вращение...

Ладожским озером.

И движение становится плавным и спокойным...

Долго до утра в тьму зенитки бьют,

И прожекторах Юнкерсы ревут.

И хаотическое изменение скорости, амплитуды и направления вращений...

Пропастью до дна раскололся лед,

И они почти падают на паркет...

Чёрная вода и мотор ревет:

Ты теперь один — правый.

И абсолютно классический правый поворот, разложенный на два такта вместо одного...

Фары сквозь снег горят,

Светят в открытый рот.

И прожекторы освещают только лица и распахнутые рты...

Ссохшийся Ленинград

Корочки хлебной ждет!

И они замирают с протянутыми к зрителям руками...

Вспомни-ка простор шумных площадей,

И единственное свободное и размашистое движение...

Там теперь не то — съели сизарей.

И снова остановка. И прижатые кулаки ко рту. От ужаса...

Там теперь не смех, не столичный сброд —

По стене на снег падает народ... Голод.

И она падает ему на руки, а он удерживает её еле-еле, тоже чуть не падая...

И то там, то тут, в саночках везут... голых.

И он кружится с ней на руках, с трудом переставляя ноги...

Не повернуть руля,

Что-то мне муторно...

И он отпускает её, и раскачивается в такт музыки, держась за голову...

Близко совсем земля,

Ну, что же ты, полуторка?...

И она, останавливаясь, показывает куда-то рукой и зовет за собой...

Ты глаза закрой, не смотри, браток.

Из кабины кровь, да на колесо — ала...

И красный прожектор превращает её белое платье в залитое кровью...

Их ещё несет, а вот сердце всё. Встало...

И они падают оба... И снова звучит метроном. И медленно зажигается свет...

В зале долго висит тишина... Потом люди начинают один за другим вставать... И начинают раздаваться аплодисменты. Но не восторженные, а... почти неслышные и... благодарные.

Их не отпускали несколько минут... Когда им уже несли традиционный букет цветов от организаторов, на паркет вышел крепкий старик с орденскими планками, извинившись, забрал букет, подошел к ним, обнял и, смахнув слезы, сказал всего одно слово: 'Спасибо!'... И Санечка в конце концов не выдержала — слезы потекли, смывая напряжение, и она, обняв ветерана, ушла вместе с ним с паркета.

На следующий день их шоу показали в одном из обзоров празднования Дня Победы. За неполных три минуты им умудрились позвонить полтора десятка человек. Всем приходилось говорить одно и то же: 'Погодите, дайте посмотреть, я перезвоню...', бросать трубку, брать её снова и повторять те же слова.

Когда звонки, наконец, прекратились, Сергей сам позвонил Катерине, долго благодарил, и в конце сказал было, что с них причитается за такую неожиданную рекламу.

— Вы разве собираетесь выступать с этим номером? — очень сильно и очень искренне удивилась она.

— Да нет конечно, — смутился Сергей, — но... 'Первый канал' всё-таки...

— Уверяю Вас, им... и не только им, тоже очень понравилось. Я видела слезы и съемочной группы, и зрителей, и сама не смогла сдержаться, ... да и не старалась сдерживаться, честно говоря... Так что я тоже кое-какие очки заработала за поиск хорошего сюжета. Поэтому мы, как минимум, в расчете.

А десятого мая 'Мы' опубликовали первую часть 'Эпохи мертворожденных', снабдив редакционной предисловием. Оно было коротким, но в конце было сказано, что в самое ближайшее время появится дополнительная информация, которая станет очень важной для многих, если не для всех.

'Эта книга, которая в самом ближайшем будущем будет опубликована полностью, — и пророчество, и предупреждение. Сбудется ли это страшное пророчество — зависит от нас с вами. Именно от нас — от десятков, или даже сотен миллионов, решающих, кто, в конце концов, будет принимать решение — отдавать или не отдавать приказы военным... '

Ещё через два дня на главной новостной ленте 'Мы' появилось следующее сообщение (со ссылкой на МИД РФ):

'Выражая серьёзную обеспокоенность развитием политической ситуации на Украине и судьбой русскоязычного населения, руководство Российской Федерации предлагает Организации Объединенных Наций выступить с инициативой организации международного форума по поиску путей выхода из кризиса, вплоть до создания автономных областей, управляемых при непосредственном участии ООН'...

* * *

Через неделю после этого айтишники чуть не устроили бунт — за прошедшие дни они работали по шестнадцать-восемнадцать часов в сутки, ночевали зачастую в офисе, питались, правда, шикарными обедами и ужинами, заказанными в очень приличном ресторане. К двадцатому мая цунами новых регистраций наконец-то схлынуло, притормозив (но не остановив!) счетчик, который теперь на главной странице показывал: 'Мы' — это теперь ............ человек!', — на отметке пять с четвертью миллионов человек. За всё это время сайт упал всего один раз, на пятнадцать минут, рано утром по Москве, так что это осталось практически незамеченным. Пообещав всем айтишникам солидный бонус по итогам года, Сергей, в качестве временного поощрения раздал конверты. Деньги снял со своего счета, не говоря ничего ни Герману Степановичу, ни Наталье, ни Родиону. Долинин, узнав об этом только через неделю, чуть было не поругался с Ефимовым, заявив, что 'частная благотворительность' до добра не доведет, что все остальные учредители не чужие люди и такие вопросы неплохо бы в будущем решать после хоть какого-нибудь обсуждения.

— Да и конверты могли бы потолще быть, ребята действительно отлично поработали, — недовольно пробурчал он напоследок.

— Всё-всё-всё, я осознал, раскаялся... Буду исправляться, — отмахнулся Сергей. — А как там с магазином дела? А то я что-то за эти дни ни разу и не поговорил ни с кем на эту тему.