Нежность Пустоты Грядущей

На следующий день один из мертворожденных поймал его возле бассейна, в котором купались атрианские самки, за любовными играми которых Занмар всегда любил наблюдать. Сцепляясь отростками на плоской груди, они ласкали яйцеклады друг друга, впивались жвалами в шею любовницы так, что из нее текла желтая кровь и все это под потоками красноватой янтарной воды, делавшей еще более яркими зеленые, синие, желтые пятна на их черных и серых телах., все в сиянии отраженного Великим Плодом света.

Он мог подолгу смотреть на них, забавляющихся в окружении статуй и прозрачных колонн с неподвижными в них телами, в эти часы он забывал о страданиях своих и невзгодах и мечтал стать одной из них, чтобы быть такой же игривой и страстной, такой же беззаботно-бездумной.

Грубые пальцы, покрытые жесткой мозолистой кожей схватили его и бросили в клетку раньше, чем он успел возмутиться и попробовать сбежать. Напевая песню трескучим голосом своим, почесывая короткий бугристый член, мертворожденный шел коридорами дворца, под золотистыми его лампами, касаясь руками так, как будто было то залогом удачи, разбитых статуй и протекающих, ржавеющих баков, панелей на стенах с разбитыми экранами и расплавившимися кнопками, древних доспехов, принадлежащих неведомым гигантам с длинными хвостами, для защиты которых сотни черных пластин прикрывали одна другую, пиная тела тех, кто умер, так и не став семенем Великого Древа и старые кости мертворожденных, чьи неожиданные и беспричинные смерти не раз наблюдал и сам Занмар.

В огромном полутемном зале, где эхо гудящих машин сонно разгуливало между каменных стен, Сеятель препарировал рашвана. Лежащее на спине, поднявшее согнутые, с обвисшими щупальцами лапы тело было уже разрезано во многих местах и мертворожденные, покрытые высохшей пурпурной кровью, извлекали из него куски мяса и внутренние органы при помощи связанных трубами и кабелями с машинами у стен инструментов, для которых требовалась сила обоих рук. Трясущиеся, дрожащие, рычащие, исторгающие пар, они вырезали и выбрасывали осколки серебристых костей, другие же подбирали их, для чего двое и трое могло потребоваться их и складывали в вагонетки, исчезавшие затем в темных тоннелях.Куски внутренностей же осторожно переносились к весам, и, после небрежного измерения, оказывались в стальных ваннах, заполненных мутной жидкостью, где с пенистым шипением растворялись.

Сам же Сеятель был занят мозгом.Голова рашвана была отделена от шеи и перевернута, помещена на платформу, поднявшую ее для удобства хирурга и вскрыта при помощи дисковой пилы, зубцы чьи длиной были в человеческую руку.Толщина кости сравнима была с ростом Занмара в прошлом его существовании, только при помощи крана и стальных крюков, вонзившихся в нее удалось поднять черепную коробку, висевшую теперь на притихших цепях.Поднявшись по нескольким ступеням, Сеятель склонился над ярко освещенным подвесными лампами проломом, лаская его края пальцами в прозрачных перчатках.

-А, вот и ты, мой дорогой...-он радостно улыбнулся, когда мертворожденный взбежал к нему, неся перед собой клетку с Занмаром:-Я слышал о твоем подвиге.Тиннар будет очень опечален, такие, как он, не любят ошибаться.Тебе лучше не попадаться ему на глаза.

Занмар молча смотрел на него, замечая брызги крови, засохшие на его лбу, пустующие проколы в ушах, недоумевая о том, для каждого ли из сотен тысяч находит он время или нечто особое находит в нем.

-Ты забавляешь меня, сопротивляясь тому, что с тобой происходит.Ты забавляешь меня своей связью с корневичкой.Почему ты до сих пор не выучил Первый Язык?

-Я стараюсь, господин...

-Ты обманываешь меня.Если в ближайшее время ты не будешь свободно говорить на нем, я уничтожу тебя независимо от того, как много удовольствия доставляет мне твоя госпожа-в словах его не было угрозы, только спокойное, расслабленное предостережениею.Отвернувшись, он вернулся к своему занятию.

-Так интересно наблюдать за тем, как меняется живое.Каждое Великое Древо начинается одинаково, на каждом есть схожие формы жизни, но рашван с одного отличается от рашвана с другого и я полагаю, что в этом виноваты особенности тех, кого я превращаю в семена-он содрогнулся от смеха:-Мне любопытно, каким будет то, чему ты дашь жизнь.Джаннара говорит, что в тебе много ярости, от этого получаются удивительные существа.

Он вырезает крохотный кусочек желтоватого мозга и протягивает его Занмару, просовывает между прутьями клетки.

-Я никогда не трогаю живого.Я изучаю только тех, кто умер, мои солдаты и слуги никогда не появились бы на свет без меня-Занмар осторожно прикасается языком к влажному теплому кусочку, солоноватому на вкус:-Мертвое не менее удивительно, чем живое, мертвая плоть так же уникальна и чудотворна-маленькими своими острыми зубками, он впивается в волнующее лакомство.

И наказания не следует, что вынуждает Занмара думать, что было им само угощение.Он подозревает, но нет никаких признаков отравления, он чувствует себя все более сильным, исходя только из минутной прихоти своей он выталкивает из ниши двумя уровнями выше подобного себе едва ли не вдвое превосходящего его в размерах и он проводит все больше времени в библиотеке, старательно изучая первый язык, все чаще посещает те комнаты, где терпеливые мертворожденные, сидя на каменных возвышениях, окруженных ярко раскрашенными статуями сжимающих свои груди человеческих самок, яйцеклады-атрианских, заполненные икрой пузыри журганов, неторопливо учили приходивших и уходивших, когда им вздумается, существ, бродивших по стенам и потолку, нескладно повторявших незнакомые слова, стараясь угодить господину своему.

Сильный удар, который он получил, выходя после продолжавшегося несколько часов урока отбросил его на стену и только затвердевший к тому времени панцирь спас его от смерти.Боль, которая в этом теле больше напоминала раздражающую тоску растеклась по конечностям, и взгляд глаз, не способных произвести слезы на мгновение помутнел, затянувшись зеленым дурманом.

Медленно ступая длинными ногами в тяжелых ботинках, Тиннар подошел к Занмару и взял его в руки.

-Тебе все же удалось убить...-он провел языком по клыкам:-Я удивлен...-он аккуратно опустил пойманного на пол:-Господин обещал отдать мне твою девку, когда она ему надоест.

-Ты цел?-один из подобных Занмару подобрался к нему, как только охотник ушел и слова первого языка, ставшие понятными и знакомыми, обрадовали его.

-Да..-он всматривается в существо, пытаясь найти различия между ним и собой, но не замечает ничего, кроме того, что чуть меньше его тело и длиннее конечности:-Кем бы ты был...раньше?

-Скратангом.

Они направляются к нише его нового знакомого и Занмар выгоняет того, кто занимает соседнюю.

-Как ты оказался здесь?

-Я был помощником Анмара Бесполого, нашего великого военначальника, писарем при его штабе.Мы вели войну с длонами за один из листьев и они неожиданно атаковали нас, высадились прямо на наши позиции.Я помню только, как трое из них ворвались в наш шатер.Анмар успел убить одного, но остальные расправились с ним.Я не успел даже схватить свое оружие.

-Почему же Сеятель выбрал тебя?-но Занмар уже чувствовал, что причины может и не быть, что только в его случае была сомнительно определима она, в других же случай или обстоятельства, имевшие значение только для господина их и ему одному известные имели большее значение.

-Я не знаю.Он сказал только, что я дам жизнь особенно ветвистому Древу-не без гордости были сказаны те слова и Занмар почувствовал раздражающую ревность, злобную зависть, какую когда-то испытывал к тем, кто имел больших размеров член или лучше знал, как доставить удовольствие женщине.

Внезапный резкий звук, пронзительный, истошный, подобный крику насилуемой девственницы в мгновение жестокого проникновения, бесчувственный и пронзительный, затихающий и возникающий вновь, раздается во всех коридорах, залах и подвалах дворца.

-Что это?-но тот, кто был когда-то скратангом уже спешит вверх по желтой, покрытой следами от острых когтей стене и Занмар с трудом поспевает за ним.Добравшись до полос лепнины, отделявших от стены сводчатый потолок, новый его знакомый исчез в темном проломе, протиснувшись в который, отталкиваясь согнутыми конечностями от его неровных стен, поворачивая и поднимаясь, Занмар оказался на крыше, на поверхности того купола, лишившегося во многих местах позолоты, покрытого трещинами и вмятинами, следами от ударов и черными пятнами ожогов.Высокий шпиль, сломанный на середине, прибежищем был для обнимавших его тонкими лапами черных чещуйчатокрылых существ с длинными щупальцами хвостов и весь дворец был виден отсюда, все его небрежные строения, проломленные купола, падающие башни и увядающие сады.

Все здесь подчинено было самостоятельному разложению, в узких аллеях гнили трупы мертворожденных, неудавшихся семян и многих других тварей, каменные плиты дорожек трескались и рассыпались, статуи отрывались от зданий и с печальным грохотом разбивались, падая на мертвые фонтаны, полные протухшей воды и никто не удосуживался противостоять этому, ремонтировались только машины в лабораториях, новыми были только инструменты и приборы, без которых не мог обойтись Сеятель, все остальное он предпочитал отдать молчаливому, улыбчивому разрушению, от которого, по его словам, ничто и никто не мог спастить и которое было едва ли не самым прекрасным, что когда-либо существовало.Он создавал прекрасные дворцы и они радовали его чистой красотой своей, сияющими куполами и высокими шпилями, гладкими колоннами и радужными улыбками статуй, но еще больше радовался он, когда замечал первые трещинки на их каменных губах, когда начинала протекать крыша, становилась мутной вода в бассейнах, ведь все это указывало ему, способному прозреть едва ли не все, что способно существовать на неустанное движение, неумолимое стремление, ценимое им больше, чем сияющая неподвижность.

-Я видел десятки тысяч Великих Деревьев-сказал он однажды Занмару, когда его госпожа ласкала руками в кожаных перчатках огромный член:-Я вкусил пустоту между ними, я знаю, что только она совершенна.Мне не нравится, когда меня боготворят, в этом нет ничего интересного.Я люблю, когда меня принимают как соперника, в это величайшее наслаждение создателя-видеть, как дети стараются превзойти его, даже если это невозможно и попытки их неизбежно обречены на провал.

Высоко в небе над ними заметны были черные, увеличивающиеся в размерах точки, коих Занмар насчитал больше трех десятков, остановившись лишь потому, что все новые возникали они. Быстро падая, они увеличивались в размерах и вскоре он уже мог различить их покрытые плавными выступами сферы и стеклянно блестящие части, напомнившие ему рассказы его старого учителя, самого не однажды принимавшего участие в высадке на атрианских болидах. Пушки, установленные на башнях, расставленные в садах, на которых он часто натыкался во время своих прогулок и бесед с Сеятелем открывают огонь, извергая искрометные снаряды и те взрываются в высоте облаками красного дыма, попав в который болиды вспыхивают и растворяются, рассыпаясь серебристой пылью, почти не имеющие возможности увернуться, лишь немного способные изменить свой курс, ведь скорость является основным преимуществом их. Облака медленно тают и болиды проносятся сквозь них, на мгновение озарясь мерцающей аурой, длинные темные существа, сородичи Зарра, поднимаются в воздух из дальних садов дворца, где они нежились в искусственном тепле и пенистой влаге, вкушая драгоценные сладкие блюда. Настал момент заплатить за сотни лет блаженства и они яростно набрасываются на болиды, поднимаются ввысь, чтобы, сложив крылья, броситься вслед за ними, нагнать их, обхватить всеми лапами, вонзить когти в стальные корпуса и разорвать их, выбрасывая прочь изумленных атров, хватая их и раздирая тела зубами, привыкшими переламывать кости рашванов, отпуская затем останки, чтобы они вместе с тем, что когда-то несло тех существ и казалось неуязвимым, рухнули на крыши прекрасных строений, пробивая их, ломая заржавевшие, сгнившие машины, назначение чье не смог бы вспомнить уже и сам Сеятель, впуская солнечный свет в пыльные залы, где много лет не бывал никто, заполненные статуями существ, которых никто и никогда не видел на этом Древе, оскверняя светом стены, прятавшиеся под пейзажами умирающих от флойса листьев.

Но слишком много было болидов и они прорывались, они падали в сады, они скатывались по куполам и пробивали их, прорывались сквозь крыши, выбрасывая гремящие фейерверки осколков, замирали на каменных дорожках и раскрывались, выпуская атрианских воинов, молчаливых и быстрых, мгновенно скрывавшихся за статуями и каменными валунами, оставшимися от недостроенных зданий. При помощи жвал они неслышно общались друг с другом и только на самом пределе слуха Занмар слышал их приторный треск, понимая, что не мог бы заметить его, будь человеком.

-Как могут они...-он повернулся к своему новому знакомому, но тот уже осторожно спускался по куполу, намереваясь пробраться через водосток, как это часто делали они. Занмар последовал за ним, упираясь конечностями в тонкие стены трубы, слыша под собой грохот спускающегося соплеменника. В этой смрадной темноте, куда сквозь дыры пробивался яркий свет он чувствовал себя удивительно уютно и на мгновение у него возникло желание остаться здесь навсегда и звуки битвы стали успокаивающим ритмом, в такт которому подрагивали его конечности и пульсировали напряженные мысли.

Они стали теперь совсем иными и с каждым днем он все отчетливее чувствовал различие то. Если в бытность его человеком они казались ему подвижными тяжелыми змеями, вечно меняющими кожу, ядовитыми друг для друга, то теперь скорее напоминали медлительных неповоротливых червей, не знающих голода и страсти, полумертвых высохших прингов, собирающихся окаменеть до лучших времен. С трудом удалось ему вернуть себя к происходящему, бывший некогда скратангом находился уже далеко внизу и Занмар удивился, что темные ритмы не подействовали так на него, найдя причину это в различии происхождения.

Он вывалился из широкого зева водостока, проскользнул между выщербленными, затупившимися клыками горгульи и упал на потрескавшиеся плиты, по которым бежали в сосредоточенно молчании мертворожденные, один из которых когтистой ногой наступил на того, кто мог бы стать Великим Древом, но оказался слишком торопливым и неловким для того.

Величие битвы подвывало вокруг него побитым, искалеченным форгом. Мертворожденные, припадая к земле, прячась за постаментами, с которых низвержены были статуи, перекрикивались, извергали ругательства, стреляли, осматриваясь вокруг, с испугом взирая на проносящиеся над ними, осыпающие их зелеными искрами болиды, подбитые и вращающиеся от того, разваливающиеся в воздухе, осколками своими сносящие головы статуй и разбивающие хрупкое стекло, в то время как притихшие атры скользили блестящими тенями, прихрамывая от неудачных приземлений, никогда не оставаясь в одиночестве.

В ощущении ловкого, небрежного и спокойного самодовольства их, изящной силы и рассудительного могущества он увидел нечто схожее с тем, чем была его госпожа и путь от удивительного предположения до абсолютной уверенности был пройден им за одно краткое мгновение, достаточного лишь для того, чтобы рядом с ним от пуль атров умерло трое мертворожденных. Осторожно перебравшись через тело одного из них, кому стальная искра пробила верхний глаз, приложив все силы, чтобы удержаться и не выпить жидкости своего раздавленного сородича, Занмар пересек дорожку, опасливо глядя на пришельцев, скрывающихся за разбившимися, изливающими ставшую на воздухе оранжевой жидкость, выбросившими хранившиеся в них и теперь стремительно разлагающиеся тела колоннами. Занятые своей беседой, обсуждением планов, предположениями о будущем, они не обратили внимание на него, хоть он и боялся, что из одной только прихоти или омерзения может любой из них выстрелить в него. Он признавал за ними право на то, чтобы казаться им таким же отвратительным, какими были когда-то для него принги, которых он с удовольствием давил тяжелыми ботинками во время патрулирования окрестностей Фаррина, с замершими от злобного восторга глазами наблюдая за тем, как подергиваются в затухающем ритме тонкие гладкие лапки. Но вокруг наслаждалась смерть и было им некогда отвлекаться на Занмара или же они приняли его за одно из странных местных существ, суетливого паразита, древнего обитателя этого дворца. Он пробежал мимо их ног, обутых в тяжелые синие сапоги, обратив внимание на то, какими блеклыми были красные узоры на зеленоватом хитине и скрылся в проходов посреди полуразрушенной стены. В узких тоннелях метались его сородичи, визжащие от страха, выкрикивающие проклятья и обреченности на первом языке, но он старательно пробирался мимо них, отталкивая, избивая их, бьющихся в истеричных стенаниях, слыша звуки выстрелов и взрывов, тяжелые удары приземляющихся болидов, злобные выкрики мертворожденных, шипящую болтовню атров. Но было и нечто иное, незнакомое и пугающее, безличное и неотступное, подобное голодному хищнику, впервые за долгие недели почуявшему добычу, способное на ужасающее терпение, подсмотренное у хищных растений, почитающее разум и одновременно склонное к чувственной легкости поэзии, беспредметной изменчивости галлюцинаций. Чувствуя это как живое движение, он лишь усилием воли подавлял в себе желание броситься прочь, удерживая себя на пути к тем помещениям, где Сеятель держал своих пленников и наложниц. Он был уже так близко, что ощущал запах своей госпожи, отчего покалывающая дрожь возникала в его языке, когда путь ему преградила прочная решетка. Сколько ни пытался он вытолкнуть ее, раздвинуть ее прутья, силы его маленького тела, легко гнущихся конечностей, было недостаточно для того, чтобы причинить ей вред. Оставив открытыми только средние глаза, он всмотрелся в полутьму и увидел Джаннару, нагую, в одних только черных чулках и длинных перчатках, со стальными оковами на запястьях, от которых тянулись к кольцам в потолке широкие кожаные ремни. Ее волосы, ставшие совсем белыми, заплетены были в две длинные косы, черный шар кляпа обняли ее губы и Сеятель стоял перед ней, держа в правой руке длинное изогнутое лезвие. Только круглые овальные экраны стоявших возле стен машин, только всполохи на них и искры, невнятное мерцание их освещали помещение то, но было достаточно того для Занмара, чтобы увидел он страх.