А дальше мы вернулись на корабль. Мелкая мерзостная натура Старка проявила себя в том, что он услал разъездной катер, а просить у него его адмиральский катер моветон. Вообще, если он вызывал и на его катере доставили, то на нём же и должны отвезти обратно, но это на совести начальника, а её тут не ночевало. Мы попросили вызвать наш катер, а пока на нас обрушились офицеры флагмана, с расспросами, как мы потопили броненосцы. Где захватили крейсера и так далее. Пока пришёл наш катер, нам пришлось на палубе проводить импровизированную пресс-конференцию...

А дальше закрутила суета. Отец Пафнутий умчался решать вопросы похорон. Новицкий с Клоповым и Кнюпфером усвистали в завод договариваться с испытаниями торпедного аппарата и договориться с использованием крана, чтобы переставить кормовую пушку на место левой ютовой, как-то само получилось, что все смирились, что у нас будет ещё один торпедный аппарат. У нас тоже хватало суеты. Умница Феофан смотался в госпиталь и принёс записку от Машеньки, как она рада нашему возвращению и что у неё всё хорошо, но сегодня у неё смена и она отпроситься не сможет. Боцману наутро нужно подогнать к борту все наши плавсредства, оба катера, два вельбота и три шлюпки.

А к нам на борт началось паломничество, первым заглянул Бахирев, потом другие знакомцы, капитаны и офицеры, все поздравляли, не могли поверить в нашу удачу, спрашивали и переспрашивали. В общем, после обеда мы просто удрали, пусть Сергей Николаевич отдувается. Артурская база была вообще в тихом охренении от наших выкрутасов. Идти по следам наших офицеров смысла не было, да и Машеньку очень захотелось увидеть, поэтому плюнули на всё и поехали в госпиталь.

В госпитале, Машенька была занята, и как-то на автомате, наверно, я начала возиться с больными. Получилось, что это были как раз палаты Машеньки. Ну, не могу я стоять в стороне, когда рядом болящие и страдающие, которым к тому ж я могу помочь, как бы я на скорой хотела иметь мои нынешние способности. Как раз закончила возиться со вторым, к которому мы присели по уже наработанной схеме типа "просто поговорить", пришла Машенька. Дальше ей нужно было обойти свои палаты, я увязалась за ней, нам так хотелось побыть с ней рядом, она была такая новая, необычная в своём платье сестры милосердия с длинным передником в косынке закрывающей убранные волосы, такая юная, как школьница, поймала Николая на том, что он оробел и боится до неё дотронуться, я заставила его до неё дотронуться. Вдруг поняла, что могу и через Машеньку до больных дотянуться, видимо из-за их любви и соединяющей их искренней нежности, Машенька была для меня открыта, и я стала лечить через неё. Мало того, что её здесь любили пациенты, она сама как-то очень близко к сердцу принимала каждого и возилась с ними не смотря на вонь гниющих ран, необходимость мыть и подтирать за лежачими. Мы открыли для нас совсем новую Машеньку, такую родную и такую незнакомую.

Когда её смена закончилась, мы пошли домой. Я заметила, что позади шагают два казака, но нам было не до них, мы просто шли, Николай приобнял тонкую талию жены и чувствовал её лежащую на плече щеку. От неё пахло больницей и лекарствами, хоть она переоделась перед тем, как идти домой, а она рассказывала, что если раньше она в госпитале скорее была экскурсанткой, ведь с тем небольшим количеством травмированных и больных вполне справлялся имеющийся персонал, то теперь с первой ночи, когда начали везти раненых и обожжённых сначала с "Цесаревича", а потом с "Аскольда", её вызвали и она теперь по-настоящему работает, а врачи с обоих подорванных кораблей пока они стоят в ремонте работают в госпитале вместе со своими матросами, которые помогают им на кораблях. А когда кто-то сказал, что привезли раненого с "Новика" у неё чуть сердце не взорвалось, оказалось, что это был наш Савенков. Теперь ещё привезли раненых с "Варяга", которые такую жуть рассказывают, что "Новик" целую эскадру утопил. И она так благодарна, что Николай выкраивал минутку и передавал ей записки и письма, без них она бы с ума сошла, и не было секса, не было интима, но была такая близость и нежность, которая наверно выше любого соития. Как по заказу вызвездило огромными оловянными лепёшками южных звёзд, сырой холодный ветер задувал с рейда, но не было холодно, а было что-то, что может, случается раз в жизни и далеко не у каждого, они шли молча, но слова и не были нужны...

Уже ночью, когда усталая Машенька тихо сопела положив свою головку на плечо и обнимая левой рукой, когда обычно Николай в такие моменты тихонько выбирался из объятий, если не хотел спать и шёл покурить, сейчас он тихо наслаждался, хотел запомнить каждую секунду, каждую мелочь составляющую чудо этой ночи, каждый звук, каждый оттенок окружающих запахов, каждый миллиметр касания любимой. За что идут солдаты в бой, говорят: "За Веру, Царя и Отечество!", всё правильно, только каждый во всё это всё равно вкладывает свой собственный смысл. И Николай вдруг осознал, что никогда не вдумывался в это, словно был глухой и слепой, шёл и не особенно задумывался, скорее по детской привычке верил и жил по указке слов: "Так надо!". Кому? Зачем? А надо ли детям знать подробности, когда есть мудрые взрослые, которые сказали "Так надо!" и так ПРАВИЛЬНО. А вот теперь он вдруг осознал, что для него, для Николая Оттовича, для офицера русского флота главным, за что он пойдёт в бой, чему он присягал стала эта удивительная маленькая любимая женщина, с которой он столько лет рядом, которая родила ему, и вырастила практически без его участия трёх замечательных детей, такая слабая и такая сильная, такая родная, что такого просто быть не может...

И счастливый Николай тихо уснул, а вот я решила попробовать сделать в Машеньке закладку, даже не знаю, как это ещё назвать. Я не могу научить её магии, нельзя лечить просто щелчком пальцев, нельзя аккумулировать Силу или Ману, как я уже объясняла, они просто есть в мире и ими можно оперировать в реальном времени или делать целевые закладки, но эти закладки как небольшие механизмы, они могут точно выполнить поставленную задачу, но даже для двух здоровых людей эти задачи будут отличаться, что уж говорить о лечении разных больных людей. Но я сегодня подумала, что практически любая болезнь или травма, это возмущение силовых линий живого организма, и если я сделаю в руках Машеньки закладку, задачей которой будет просто стабилизировать, выравнивать и напитывать расположенные поблизости нестабильные и нарушенные линии, то пусть она не сможет лечить, но выздоровление больных, с которыми она будет заниматься будет идти гораздо лучше и быстрее. А как пусковая кнопка, если можно так назвать, будет её душевный сострадательный порыв, который сегодня очень хорошо почувствовала и он у неё очень сильный и яркий. Пусть лечит и помогает, ведь нет бОльшей радости, чем видеть выздоровление своего больного, вот и будет у нашей девочки такая радость...

Провозилась почти всю ночь, тут нельзя ускоряться, нужно работать только в реальном времени, потому, что задача совершенно новая, по сути конструирование в пространстве того, что представляешь весьма условно, а нужно сделать точное и законченное изделие, ведь к тому это связано со здоровьем других людей, и связано с организмом Машеньки, и огромный риск, что если что-либо напутаю, то может отрикошетить как в пациента, так и в неё. Конечно, я по возможности поставила сигнальные предохранители, которые разрядят всю конструкцию и ликвидируют если что-нибудь выйдет из под контроля, но хочется сделать так, чтобы работало и эта система не понадобилась! Вот и возилась, тихо аккуратно и неспешно собирая и встраивая в организм Машеньки...

Утром я усталая дрыхла, так, что не присутствовала при проводах жены капитана Эссена к месту её службы. Любопытно, что здесь в госпиталях врачи и сестры милосердия СЛУЖАТ, а не работают. Опять можно сказать просто слово, подумаешь! Но почему актёры так трепетно относятся к тому, что их деятельность в театре — это СЛУЖБА и сохранили эту память и слово даже в двадцать первом веке, а врачи не смогли?! Обидно за коллег!

А у нас сегодня день очень насыщенный и суматошный. Самым большим и главным сегодня делом, будет прощание с нашими погибшими матросами. Там всем, можно считать профессионально, распоряжается Отец Пафнутий, и нам туда лезть никакого резона. С пополнением запасов снарядов и торпед занимаются Кнюпфер и Тремлер, там тоже не должно быть никаких накладок, тем более теперь, когда наш крейсер так о себе заявил. Только надо не забыть сказать Тремлеру, что нам нужно штук пятнадцать шрапнельных зарядов, не спрашивали есть они у нас или нет, в крайнем случае, конечно можно обойтись сегментарными, только их придётся дорабатывать, а зачем, если есть специальные снаряды. Боцману не надо говорить, он сам уже наверняка озадачил всех кого нужно по приведению в порядок катера и шлюпки, пострадавших от японских осколков. Ещё несколько таких боёв и палубы у нас не останется, видимо придётся прямо по железу бегать. Собственно не криминал, только вот скользкое оно, надо будет с механиками это обсудить. Озадачить Сергея Николаевича, чтоб при бункеровке взял сколько можно и сверх того, сколько сможет запихнуть, пусть даже выйдем с перегрузом, хотя про бункеровку сейчас пока рано, надо будет поближе к десятому числу. К десятому надо придумать повод и причину уйти из Артура. Хорошо бы в эти дни куда-нибудь сходить.

Вообще, сейчас в Корейском проливе как тараканов японцев, которые с острова Цусима переправляют войска в Пусан и Мозанпо. А эскадра загорает здесь на рейде и никуда никто идти не собирается. Вот и что с этим делать? Может плюнуть на всё и буквально завтра-послезавтра уйти в Корейский пролив и там до выхода навстречу с "Ниссином" и "Касугой" японцам сорвать десантирование?! Заодно и эскадру туда оттянем, что им здесь делать, если их главная задача как раз обеспечить высадку, как у нас этому помешать! Надо это с Артеньевым обсудить!

Ещё нужно с казаками встретиться. Утром Николай попросил Адрияна организовать встречу с их сотником. Разговор предстоит сложный. Дело не в том, что казаки испугаются, дело в том, что для них это необычно и незнакомо, но нужно как-то уговорить иначе все планы окажутся под угрозой, вернее про трофей в виде броненосного крейсера придётся забыть, а просто потопить их, чтобы они не вошли в состав флота Японии. Ох-ох-ох! Что ж я маленьким не сдох! И кто сказал, что начальником быть хорошо? Единственный плюс, это зарплата побольше, а вот всё остальное — с кем бы поделиться этой ношей! И при всём этом нужно постоянно держать хвост пистолетом, потому, что плохое или подавленное настроение у капитана — это хуже бегущего генерала, который в мироне время вызывает смех, а в военное панику. И это далеко не все "НАДО" и "НЕ ЗАБЫТЬ" в капитанской голове Николая. А до ежедневников и напоминальников в телефонах здесь ещё не додумались...

Похороны прошли очень торжественно и хорошо, церковь за века так хорошо отработала все нюансы, что всё прошло по накатанной. Когда дали слово Николаю, то он не стал задвигать никаких речей, ограничился предложением-обещанием установить на могиле памятник всем погибшим на "Новике" и высечь на нём имена каждого погибшего, и не только похороненных в этой земле. Предложение встретило общее одобрение, так, что будут деньги, надо будет озаботиться. Машенька тоже пришла на похороны. Пришло вообще очень много народа, даже были несколько офицеров и матросов с "Победы", я перед похоронами перед строем попросила, не гнобить их если придут, их ведь тоже понять можно, тяжело с такой виной жить, главное, чтобы выводы сделали, какие надо!

После похорон, когда матросам боцман выдал двойную чарку, мы с Новицким и Кнюпфером поехали в завод по поводу торпедного аппарата и утвердить наряд на перестановку пушки. Инженер Иван Матвеевич оказывается заинтересовался вопросом ещё накануне и обсуждение сразу приобрело плоскость практической реализации. Решили взять списанный аппарат, установить его на краю причальной стенки завода, там как раз высота получается буквально на пять вершков выше нашего борта и с неё отработать пуски, а для пуска использовать муляж из корпуса списанной торпеды, нам ведь не нужны полноценные пуски, нам нужна траектория полёта торпеды и угол её входа в воду. При этом он нас облил скепсисом, что он за вечер посчитал и получается, что до бесконечности увеличивать пороховой заряд нельзя, а тот, что можно использовать нужной скорости не даст! Даже если удлинить трубу аппарата, всё равно не хватит скорости, для достижения достаточно пологой траектории. И вот об этом надо думать, а не об аппарате, который суть труба и они её на заводе сделают без проблем, а вот как разогнать торпеду по этой трубе, при этом выполнив целый ряд сопутствующих условий? Просидели почти до вечера, что мы чуть не опоздали на назначенную встречу с сотником.

Машенька ещё не пришла, Клементину тоже куда-то отослали. За столом с бутылкой беленькой, миской с хлебом и квашеной капустой сидели втроём, третьим оказался хорунжий Некрасов. Познакомились, Касьян Панкратович оказался колоритнейшим персонажем, заросший волосами по самые скулы, с шикарнейшей с проседью бородищей, с могучей фигурой на кривых кавалерийских ногах. Чёрные глаза из-под густых кустистых нависающих бровей выглядывали как из чуть прищуренных амбразур. Николай стал рассказывать, вернее, излагать наш план, вчерне рассказывать придумки, но быстро выдохся, сбился и стал объяснять, что без казаков, матросов отправлять на захват чужого корабля просто не станет, и оба крейсера придётся топить, а так бы можно один попробовать захватить и это получится не два корабля у японцев утопить, а три, потому, как они потеряют два крейсера и в нашем флоте прибавится один и того три выйдет. Николая слушали молча, спокойно не перебивая, полное ощущение, что разговариваешь со стенкой. Николай уже махнул на всё рукой, потому, что понял, казаков ему никто не даст. Николай расстроился, замолчал, налил себе стопку и опрокинул в рот... После затянувшейся паузы, налил себе и тоже выпил сотник, крякнул, вытер усы и заговорил:

— Вот чо скажу, тебе Оттович! Прости уж, по-простому я. Понравилось, что не понимаешь в наших ухватках и не рисуешься, что понимаешь. Дело не совсем привычное, но как я понял, сделать можно и Державе, говоришь, на пользу великую. Только сначала ответь, правду бают, что матросов своих бережёшь?

— Как же не беречь, мне же не только корабль доверили, но и людей! А без людей корабль — просто кусок железа плавучего. — Николай сам не заметил, что подражает манере казачьего говора. — Капитан обязан беречь и я берегу.

— Да не про то я. Обязаны! Все обязаны, только берегут единицы. Поверь уж, третью войну ломаю, много всякого видел. А у тебя, говорят, кроме четырёх погибших от обстрела с нашей стороны ни одного больше убитого!

— Касьян Панкратович! Это счастье, что нет, везёт наверно просто! Разве в бою уследишь, ведь осколки и снаряды не выбирают и куда попадут не угадаешь.

— Рисковое дело задумал, и кто-нибудь поляжет, мыслю так, но скажи спасибо жене своей и Степану Ивановичу. Жинка твоя моего урядника выходила, а говорили не жилец, теперь на поправку пошёл. Поклон ей земной за руки и сердце спасливое. А Степан Иванович верит тебе, а это много говорит. Так, что дам тебе шестнадцать человек с двумя урядниками. Адрияна — хозяина вашего возьмёшь?