Тень Фукусимы

* * *

Должным образом проинструктированная Леонидом Сергеевичем, Алла направилась домой взять паспорта, свой и мужа. Ведь без паспорта в России нельзя устроиться на работу, по крайней мере, официально. Она думала, что понадобятся ещё и трудовые книжки, а их получить на руки было не так просто, но будущий шеф её успокоил, заверив, что без трудовых вполне можно обойтись.

Дома явственно витал характерный дух необитаемости. Странно, подумала Алла, когда же он успел тут завестись? Ведь ещё вчера утром они уходили отсюда, кто на работу, кто в институт, и квартира была вполне жилой. Прошло всего лишь чуть больше суток, а первые признаки запустения уже очевидны.

Но времени долго предаваться абстрактным размышлениям у неё не было. Алла положила в сумочку оба паспорта, а из неё извлекла сигареты, зажигалку и кошелёк. Сигарет осталось всего пара штук, прав был Левченко, вчера на импровизированной пьянке она действительно курила слишком много. Сжав предпоследнюю сигарету губами, она чиркнула дешёвой китайской зажигалкой, но огонёк не появился. Чиркнув ещё несколько раз, с тем же эффектом, она взглянула через зажигалку на просвет, чтобы убедиться в очевидном — газ кончился.

Разумеется, такая мелочь не могла её остановить. Алла зашла на кухню, зажгла плиту электрической зажигалкой, от плиты прикурила сигарету и с наслаждением затянулась. Только теперь она окинула кухню беглым взглядом, и увидела на столике несколько листков бумаги, которых обычно там не было. Все они были коммунальными счетами, внизу каждого имелась стандартная приписка, что в случае несвоевременной уплаты деньги непременно будут взысканы в судебном порядке.

Это ещё хорошо, подумала женщина, пусть взыскивают, если смогут. Марченко уже больше года не платили за квартиру вовсе не потому, что им было лень платить, а исключительно из-за банального хронического безденежья. Вот когда всеми ненавидимая Верховная Рада примет новый жилищный кодекс, в котором за неуплату коммунальных платежей предусмотрена конфискация жилья — тогда будет катастрофа. Впрочем, Алле хотелось верить, что новая работа на незнакомого пока Леонида Сергеевича решит все финансовые проблемы её семьи. Другие варианты она даже не рассматривала, слишком уж они были печальными.

На обороте одной из бумажек ужасным Таниным почерком были накарябаны несколько строчек. Алле пришлось приложить изрядные усилия, чтобы разобрать эти каракули. "Мама и папа! — писала Таня. — Вадик уговорил меня поехать на пару недель в Карпаты. Правда, денег на поездку у него нет, так что мне пришлось одолжить пять тысяч у тёти Вали. Она сначала не хотела давать, говорит, мы и так ей до хрена должны, но я её всё-таки убедила. Ну, и ещё я взяла две сотни, на всякий случай. Думала, там лежит больше, но увы. До свидания, любимые родители! Мы уезжаем. Ваша дочь Татьяна."

Новость о пяти тысячах (гривен, надо надеяться), одолженных дочерью у сестры Игоря Валентины, Аллу совсем не обеспокоила. С первой же новой зарплаты супругов, суммарно двадцать три тысячи долларов, легко можно отдать несколько таких долгов. А вот известие о взятых Таней двух сотнях повергло женщину в шок. Двести гривен хранились на самый крайний случай в тайничке, о котором Таня, как считалось, не знала. Конечно, эта сумма была ничтожной, особенно для "крайних" случаев, но всё-таки лучше, чем ничего. Может, дочь имела в виду какие-то другие деньги? Хотя откуда в этой квартире взяться другим деньгам?

Алла заглянула в опустевший семейный тайник и окончательно убедилась: Таня о нём всё-таки знала. Вот эта потеря могла оказаться фатальной. В кошельке Аллы оставалось около сорока копеек, эта сумма не стоила даже упоминания. А ей требовалось как минимум пять гривен. До аэропорта прямой маршрутки не было, без пересадки никак не обойтись. Нет, поправила она себя, минимум не пять, а четыре. Отсюда можно уехать троллейбусом, это всего полторы гривны, а не две пятьдесят, а вот в аэропорт троллейбусы не ходят. Но у неё не было и четырёх, так что дела это никоим образом не меняло.

Где можно срочно раздобыть пятёрку, а ещё лучше десятку? Попросить у соседей? Но всем соседям, как и многим сослуживцам, Марченко уже задолжали огромные суммы. Обещанные сроки возврата этих долгов давно истекли. Вряд ли кто-нибудь сжалится и даст ещё хоть копейку. Нет, откажут просто из принципа! Что же ей делать? Позвонить Леониду Сергеевичу и объяснить ситуацию? И сама идея Алле не нравилась, и реализовать её было нереально. На её мобильнике был огромный перерасход, да и контракт с сотовым оператором не предусматривал международных звонков, а Россия, как ни странно, считалась здесь заграницей. Стационарный телефон тоже исключался — и там задолженность превышала тысячу, так что на любую попытку набрать код другого города или оператора мобильной связи мгновенно откликался робот, сообщая точную сумму задолженности до копейки и уведомляя о запрете на междугородние звонки.

Оставался единственный вариант — вызвать такси, и в аэропорту попытаться сбежать, не заплатив. Но, зная, как таксисты реагируют на подобные "подвиги" пассажиров, и этот вариант она тоже отвергла. Алла иногда была совсем не против рискнуть, но тут в случае неудачи последствия могли быть слишком страшными, чтобы даже думать об этом.

Не найдя приемлемого решения и чувствуя, что величайший шанс выбраться из нищеты, какой только был в её жизни, неумолимо уплывает прочь, женщина, полностью лишившись душевных сил, села на пол и горько заплакала. Этому заведомо бесплодному занятию она предавалась около получаса, и готова была неограниченно его продолжать, но звонок в дверь вынудил её прерваться. Не очень понимая толком, что она делает, Алла поднялась на ноги и пошла открывать. Даже не спрашивая, кто к ней пожаловал, женщина отперла дверь и вопросительно уставилась на визитёра, внешне изрядно напоминающего снежного человека.

— Марченко Алла Анатольевна? — официальным тоном поинтересовался тот.

— Да, — не стала отрицать Алла.

— Я от Леонида Сергеевича. Кое-что поменялось. Нет-нет, не переживайте, изменения только в деталях. Вы же сами сказали, что за вами следит какой-то суперагент, по местным меркам супер, разумеется. Тем не менее, противника никогда не следует недооценивать, и мы приняли все меры, чтобы от слежки избавиться.

— То есть, в аэропорт мне ехать не надо? — неимоверно обрадовалась Алла.

— Я на машине, так что сам отвезу вас, куда нужно.

— Я готова! Поехали!

— Алла Анатольевна, времени у нас совсем немного, но вы, тем не менее, пожалуйста, потратьте несколько минут на то, чтобы привести себя в порядок. Вы, наверно, плакали, и у вас потекла косметика. Зрелище жуткое.

Издав вскрик ужаса, Алла бросилась в ванную .

— И ещё одна просьба, — добавил визитёр ей в спину. — Вы, если нетрудно, носочки смените. А то они, политкорректно выражаясь, слегка попахивают.

* * *

Скорость на трассе была ограничена ста пятью километрами в час, но водитель серебристого "Рено" мчал на север, выжимая из машины не менее ста восьмидесяти, причём даже минуя посты ГАИ, скорость он не снижал. Все стражи порядка на дорогах на столь вопиющее нарушение правил почему-то совершенно не обращали внимания.

— Они что, нас не видят? — поинтересовалась Алла. — Левченко, тот ас слежки, о котором я говорила, при мне делал так, чтобы гаишники его машину не видели. Он им даже средний палец показал, а они не заметили. Вы что, тоже владеете магией ниндзя?

— Сказки всё это. Нет на белом свете никакой магии. Этот ваш Левченко — сотрудник госбезопасности?

— Ну, да. И что?

— И вы считаете, что гаишники станут связываться с такими, как он, из-за какого-то оскорбительного жеста? Им жить надоело? По крайней мере, спокойно жить? Конечно, они в упор не видят, что вытворяют на дорогах люди, которых лучше не трогать, и вмешиваются только если уж не замечать никак нельзя, например, задавили кого-нибудь или что-то в этом роде. И то, не всегда.

— А откуда они знают, с кем можно связываться, а с кем нет?

— По номерам, обычно. У этой тачки номер серии "ВР". Понятия не имею, что это значит, но мне сказали, что такие машины не трогают. И, как видите, не соврали. Кстати, за нами никто не следит. Я не вижу на хвосте ни одной машины. А в невидимые автомобили я не верю.

— Я тоже раньше бы не поверила, — призналась Алла.

— Ладно, это неважно. Даже если он действительно невидимка, на борт нашего самолёта ему не попасть. Ну, а когда мы ещё и аэропорт сменили, он вообще без шансов. Тем более, что тут уже и область другая, он не сможет действовать свободно, как у себя дома. А нам от этого всего лишь мелкие неудобства. Между городами расстояние меньше ста километров, недалеко, а по российским понятиям так вообще совсем рядом. Правда, в этом аэропорту идёт не то ремонт, не то реконструкция, хрен поймёшь, что именно, но это тоже мелочь. Главное, самолёты там принимают и отправляют, а остальное не имеет особого значения.

За разговором Алла даже не заметила, как "Рено" заехал на аэропортовскую стоянку и там запарковался. Водитель вышел наружу и галантно открыл дверцу для Аллы, после чего передал ключи от машины какому-то мальчишке, выглядевшему, как натуральный босяк и, скорее всего, им и являвшимся. Тот мгновенно куда-то умчался.

— Это он, что ли, вам машину одолжил? — удивилась Алла.

— Нет, он только передаст ключи кому положено. Вас это действительно интересует?

— Я нервничаю, вот и болтаю неизвестно что, — призналась женщина. — Не обращайте на меня внимания. Обратите его лучше на вон ту синюю "Таврию-Славуту".

— И что в ней такого, что заслуживает моё внимание?

— Это машина Левченко. Ну, то есть, очень на неё похожа. Цвет, марка, да ещё и номер нашей области. Цифры я, конечно, не запомнила.

— Откуда он мог здесь взяться, да ещё и раньше нас? — скептически поинтересовался "снежный человек". — Обогнать меня непросто, а на такой жестянке — вообще невозможно. В любом случае, в самолёт ему не попасть. Я лично проконтролирую.

— Вы его не заметите среди других пассажиров.

— Глупости! Рейс чартерный, пассажиров всего ничего, я, мой брат, вы и ваш знакомый Волчара.

— А он здесь каким краем?

— Чего? Не понял.

— Ну, какое отношение он имеет ко всем этим делам?

— Этого я не знаю. Нам сказали вас привезти — мы это и делаем. Остальное нас не касается. Меньше знаешь — крепче спишь. Если так интересно, можете спросить у Леонида Сергеевича, когда доберёмся до места.

Алла думала, что прямо сейчас они сядут в самолёт и полетят, но всё оказалось не так просто. Россия какая-никакая, но всё-таки заграница, а значит, рейс считался международным и пассажирам требовалось пройти таможенный и пограничный контроль. Обширные связи и влияние Леонида Сергеевича изрядно облегчили прохождение этих формальностей, но совсем обойти их не представлялось возможным.

Таможенник, толстый и медлительный мужик, сперва предложил Алле заполнить декларацию, потом, когда она отказалась, полез осматривать её сумочку, обнаружил там блок сигарет (по требованию Аллы их вместе с зажигалкой приобрёл водитель, который её привёз), и категорически заявил, что такое количество является коммерческим, и потому нуждается в декларировании и уплате таможенной пошлины. Женщина принялась доказывать, что таможенник не прав, но её спутник, лучше неё разбирающийся в таможенниках, молча сунул в широкую ладонь представителя власти стодолларовую купюру, после чего все вопросы разом отпали, толстый мужик пожелал покидающим страну счастливого пути, и те проследовали дальше.

Пограничный контроль проводил молодой парень с Западной Украины, почти мальчишка, скорее всего, солдат-срочник. Этот взяток не брал (возможно, потому, что ему мало предлагали), зато времени на него пришлось потратить гораздо больше. Юноша почти не понимал по-русски, и чтение российского паспорта "снежного человека" давалось ему с огромным трудом. Пока бедняга шевелил губами, тщетно пытаясь догадаться, что такое "отчество" и как понять выражение "пол — мужской". Бедняга пытался уточнить у владельца паспорта, о чём идёт речь, но тот, в свою очередь, совершенно не понимал задаваемых ему на галичанском диалекте украинского языка вопросов пограничника. Оба злились, но делу это никоим образом помочь не могло.

— Алла Анатольевна, ну переведите, пожалуйста! — взмолился гражданин Российской Федерации. — Это же просто невозможно! Взяток он не берёт, а на человеческом языке совсем не говорит! Если так и дальше пойдёт, мы тут заночуем!

Алла тоже с трудом понимала галичанский диалект с обильными вставками польских слов, но с её помощью дело стало хоть и медленно, но продвигаться.

— Где они откопали такого полудурка? — возмущался "снежный человек". — Как вообще можно не знать, что такое "пол"?

— "Пол" может быть в смысле мужчина или женщина, а может — в смысле паркет, — пояснила ему Алла. — В украинском это совершенно разные слова, и на русский "пол" ни одно из них не похоже. А мальчик — явно гуцул, родом с Карпат, пас там овец, и вряд ли за всю жизнь слышал хоть одно русское слово. Ну, кроме матерщины, это понимают все и всюду.

— Я сейчас на ней и заговорю! Да мне плевать, откуда он взялся и кого там пас! Какого чёрта его поставили на службу, к которой он совершенно непригоден?

В этот момент гуцул, широко улыбнувшись, отдал честь и вернул пассажирам паспорта. Тут же на пограничный контроль пожаловал Волчара.

— Подождём его, — попросила Алла.

— Не вопрос. Без него всё равно не полетим, — согласился её спутник.

Проверка паспорта Волчары заняла значительно меньше времени.

— Пан Волчара Акакий Иосифович? — поинтересовался пограничник.

— Так точно! — подтвердил старый чекист.

— Проходьте! — предложил ему гуцул, отдав честь и паспорт (именно в такой последовательности).

Дальше пассажиры шли к самолёту все вместе, больше препятствий на их пути не предполагалось. Волчара ругался, вспоминая, что в Советском Союзе людей отвозили к самолётам специальным транспортом, добавляя, впрочем, что эта услуга оказывалась только в крупных аэропортах.

— Волчара, хватит ныть, — попросила его Алла. — Лучше скажи, тебя на самом деле зовут Акакий? Значит, тебя можно называть Кака?

— Называй, если так уж хочешь обидеть старика! — насупился Акакий Иосифович. — У вас у всех были родители, хотя бы мать, они вам имена и подбирали. А я — детдомовский, мне имя и отчество подбирал тамошний директор. Отчества он всем писал "Иосифович", намекая, что все сироты — дети Сталина. А имена нам давал самые что ни на есть издевательские: Акакий, Пафнутий, Дормидонт, Галактион и тому подобные. Да и фамилии — тоже. Контра он был недобитая, потому так и делал. Но в тридцать седьмом его расстреляли, за это или за другое — не знаю, я тогда совсем малышом был. И правильно сделали! Самый настоящий враг народа, пробы негде ставить!

— А почему ты потом, когда подрос, имя не поменял?

— Нехорошо это, — вздохнул Волчара. — Когда гражданин меняет имя, это создаёт неудобства для органов. А я люблю органы и не хочу им мешать работать!