— А я и не смеюсь. Я вполне серьезно. Ты уже давно взрослый, братишка. Тебе 29 лет, а ты все один как попрыгунчик. Может это и есть первый этап пути к линии горизонта? И знаешь, я вот сейчас о чем подумал, — я посмотрел на брата вопросительно, — вот мы готовились, там арсенал набрали, то, да се. Ты даже начал сокрушаться, что доведись тебе еще раз готовится, ты бы сделал по другому, так? — я кивнул, — так вот, — продолжил Слава, — это все ерунда.

— Почему?

— Да ерунда, Гоша. По большому счету — все по барабану, с чем мы сюда пришли. Притащи мы сюда хоть целый танкер, забитый всякой всячиной или вообще только лишь имея на руках ты — клинок, выкованный дедом, а я со своей звездочкой. Не имеет это значения. Ведь не даром, дед вообще ходил один. А много ты на себе унесешь?

— Может Слава ты и прав, но согласись, что лучше иметь под рукой то, что пусть хоть немного, но облегчит тебе жизнь, чем не иметь этого? Да и наконец, я Маше обещал построить теплый туалет, хоть какая-то компенсация за утраченное! — мы засмеялись. Славка кивнул, — ага хорошая компенсация, самое главное равноценная!

— Все ржете, аки жеребцы? — мы с братом даже не заметили, как к нам сзади подошла бабуся. Мы со Славкой подскочили, — садись баб Настя!

Она махнула рукой, — сидите, я тут на бугорочке.

— Итак Игорек. В общем-то твоя мысль не плохая. Ритуалы довольно много значат в жизни людей. Порой мы даже сами не замечаем этого, воспринимая тот или иной ритуал как само собой разумеющееся. Я согласна. Получиться, что Ваня будет принят в род, а Светлана обретет то, что когда то утратили ее прабабки, то есть будет возвращена в род.

— Подожди баб Настя, — сказал я, — то есть будет как бы два рода?

— Нет, здесь нет. Судьбы наших родов переплелись настолько тесно, что разделить их уже не получиться. Здесь будет один род, но у женщин свое, а у вас свое. Мы женщины — целительницы, травницы, сестры, жены и матери, хранительницы очага. Вы — войны, наш щит и наш меч, братья, мужья и отцы. Поэтому должно быть разделение. Вы не лезете в женское, мы не лезем в мужское. Согласны? Принятие в род или возвращение в род будет общим, а вот потом женщины будут справлять свои ритуалы, а вы свои. Мы будем, как и раньше передавать знания от матери к дочери, от бабушки к внучке, но отдавать теперь наших девочек в другие рода не будем. Мы будем забирать мальчиков в наш род. А что бы это сделать, род должен быть сильным, очень сильным и влиятельным. А красивых дочерей мы вам гарантируем. У нас всегда рождались красивые девочки, так как это было залогом выживания рода. Так понятно?

— Понятно баб Настя.

Анастасия Николаевна задумалась.

— Говоришь, длинные платья Игорь? — я кивнул.

— Есть такое. Как раз пара, на меня и на внучку. Домотканые, еще моей бабушкой сшитые. Не знаю почему, но я их взяла. Как раз пойдут. Мы подготовим детей. Две чаши Игорь, это ты хорошо придумал, одна горькая, вторая сладкая. Что туда намешать я знаю, заодно как укрепляющее пойдет. Заговор на принятие в род тоже за мной. За вами костер и еще какой-нибудь антураж, только так, что бы дети не напугались... Со сборами то закончили?

— Закончили, яхту я протестировал, все в порядке, хоть сейчас можно выходить. Но лучше все-таки завтра утром.

— Хорошо. Обряд проведем завтра утром, на восходе солнца.

— А чего не ночью? — поинтересовался я.

Бабуся посмотрела на меня как на убогого, — Игорь, кто ночью творит обряды? Тем более такой? Это делается при свете солнца. Совершим обряд, позавтракаем как раз и в путь.

Ну раз утром, значит утром.

Ночь прошла спокойно. Влюбленные друг в друга супруги, на этот раз непотребства не устраивали. Псы спали на яхте, на палубе. Как и Бегемот, который опять пятой точкой почувствовал, что хозяева скоро сваливают, и теперь постоянно крутился возле яхты.

Проснулся от толчка.

— Гош, вставай, — негромко говорил брат, потом еще раз встряхнул меня.

— Что?

— Вставай, пора нам.

Я приподнялся. Бабуся с Машей уже встали и хлопотали возле ярко горевшего костра, готовя угощения. Ночь постепенно уступала свои позиции нарождающемуся дню. Были предрассветные сумерки. Но небо на востоке светлело все быстрее и быстрее. Я вскочил, встряхнул головой. Быстро сбежал с яхты, ополоснулся по пояс, окончательно стряхнув остатки сна. Славка уже ждал меня с приготовленной бронью. Сам он уже был одет. Удивленно поднял бровь, взглядом указывая на одетый и подогнанный доспех. Он ухмыльнулся, — Маша с бабусей помогли. Тебя соню не дождешься же.

Несмотря на то, что доспехи делали много лет назад, когда брату было еще 18, а мне 15 лет, они подошли нормально. В 18 лет, Вячеслав уже достиг своего максимального роста и матерел после этого только вширь. Я так же был в свои 15, уже высоким. Подрос потом не на много и то же, впоследствии, только наращивал массу. Доспехи же дед делал с запасом, как будто знал заранее. Тем более с помощью системы ремней, которыми доспехи закреплялись на теле, можно было регулировать их размер.

Все было оказывается продумано еще до нас.

Брат помог мне облачиться. Подтянул с боков ремни, которые тут же закрылись броневой пластиной, специально для этого предусмотренной. Да. выглядели мы классно, в средневековых доспехах, из-под которых виднелись пятнистые брюки и высокие шнурованные ботинки.

Оглядев друг друга, засмеялись, — жаль кед нет, классно бы смотрелось, — прокомментировал брат, — Ладно у тебя поножы и наколенники, а у меня вообще трэш.

— Да ладно, думаешь дети обратят на это внимание? Забей.

— Что, готовы? — спросила баба Настя.

— Всегда готовы, — ответили мы хором.

Маша с бабушкой были одеты в домотканые светло-серые платья. Из-под подола были видны только носки тапочек. По краю подола шла полоса из узоров, которыми украшали свои одежды женщины славян. Такая же полоса шла спереди, от подола, до груди. Грудь, тоже была украшена узорами. По две полосы узоров было на рукавах. Узоры были вышиты в ручную, очень красиво, различались только цветом, у Маши преобладал красный, у бабуси темно серый. Каждая была подвязана плетеным ремешком, на концах которого имелись по узлу и кисточке. Ремешки были под цвет узоров. На головах была накручена ткань, я даже не понял что это — платок? Странный какой-то платок. Он полностью скрывал их волосы и спускался немного за спину. Сверху был одет матерчатый обруч, которому крепились на подвесках кольца и еще какие-то украшения, сразу и не разберешь. — Баб Насть, а что это, у вас на головах?

— Убор — латушка, а сверху очелье с подвесками, — улыбнулась бабуся, — это еще от моей бабушки осталось. Все ручной работы Игорек.

— Ладно дети, все уже готово. Вячеслав ты берешь чашу, с горьким отваром, тебе Игорь со сладким отваром. Вячеслав, ты даешь мне свою чашу первым, как я скажу. Понятно? — Славка кивнул, — когда дадут клятву, каждый из вас пожелайте им что-либо от себя. Игорь, только без твоих шуточек.

— А почему я им горький отвар? Я же отец, пусть Гоша горький даст.

— Нет. Именно ты как отец, дашь им горький отвар. Горький отвар будет символизировать боль и горечь утрат, потерь рода, их ответственность перед родом и за честь рода. А это всегда несет горечь. Потери — горечь и боль, когда прощаешься с родными. Ответственность за честь рода — принятие решений, порой очень тяжелых.

— Я понял баб Настя. Дети знают?

— Да. Мы вчера с Машенькой их приготовили, — бабуся посмотрела на восток, — скоро Ярило встанет. Веди детей Маша.

Невестка, держа в руках два свежих венка из цветов, пошла к яхте. Что-то будто толкнуло меня, — Боня, ко мне. Сидеть, — пес уселся у моей правой ноги и замер. Славка понял без слов. По его команде Ганс так же сел, только возле его левой ноги. Мы стояли двумя металлическими башнями. У меня на левую руку был одет круглый щит. На голове персидский шлем-тюрбан, полностью скрывал мое лицо кольчужной бармицей, видны были только глаза. На поясе в ножнах, с левой стороны висел мой 'Змей', с правой боевой нож, так же выкованный когда-то дедом. Похожий нож в чехле я приготовил для Вани. Славка держал в левой руке боевой молот, в правой — чашу с отваром, ее роль играла фарфоровая пиала. Такая же была у меня. Это Маша их взяла, заявив, что даже в первобытном обществе, она не собирается отказываться от эстетики. Ну да бог с ней, зато пригодились.

Мы замерли, была тишина. На левый от меня мегалит спикировал ворон. Потоптался и успокоился. С яхты сошли дети и невестка. Они шли с боков, прижимаясь к ней, а она их обнимала. На головах у детей были венки из цветов. На Ване были светлые льняные штаны и рубашка. Зачем их купила тогда еще Маша, я не понимал. На Светлане было одето такое же льняное платьице. Самое удивительно, за ними с яхты сошел Бегемот. Он не обгонял их и не останавливался. Было ощущение, что он охраняет их. Хотя может у меня просто разыгралось воображение?

Они остановились в трех шагах от нас. Дети были взволнованы. У Вани от удивления даже раскрылся рот. С тревогой смотрела расширенными глазами на нас с братом Светлана. Они раньше никогда не видели ничего подобного. В кино, Ваня конечно смотрел фильмы на историческую тему. Но то кино, а тут в живую увидел настоящих средневековых воинов. Правда, я не знаю, какие мы на самом деле воины, но вид был внушительным.

Бабуся стояла между нами, на полшага впереди, скрестив руки на животе. Я заметил, что Маша сама волнуется. Сглотнув, она начала говорить:

— Великая Мать, муж мой, брат мой, вы — пращуры мои, стоящие незримой стеной, поколение за поколением, прадеды мои — вои Перуновы, мои прабабки — рожаницы, радуницы и медуницы правнучки сварожьи, прошу вас принять в род наш детей этих, как я приняла их в сердце свое. Принимаю на себя ответственность за детей этих, молвлю, что любить их буду как рожденных мною, как плоть от плоти и кровь от крови своей, заботится о них, что бы усилился род наш и не прервалась родовая нить наша. Молю вас, ибо я правнучка ваша, ваша плоть и кровь, память ваша, через поколения, которая не забыла вас и никогда не забывала. Связь поколений — мы помним о вас, вы заботитесь о нас. От круга до круга! Тако бысть, тако есть, тако буди.

Какое-то время стояла тишина, никто не шевелился, даже наши животные. Только потрескивал костер.

— Ты услышана дитя наше, — Анастасия Николаевна, Великая Мать, обратилась к стоявшим, побледневшим детям, — Иван, хочешь ли ты стать частью нас, принимать радость нашу и вкушать беды наши, идти дорогой, предназначенной нам?

— Да, — не задумываясь, ответил мальчишка.

— Принято ли тобой решение добровольно, сделан ли выбор твой сердцем твоим, волей твоей, разумом твоим? Не под воздействием ли обмана, силы, лжи, морока и злой ворожбы?

— Добровольно, всем сердцем, волей и разумом. Меня никто не заставлял.

Анастасия Николаевна медленно кивнула. Потом, то же самое, спросила у Светланы. Похоже, все было заучено ими заранее.

— Ярило яви лик свой, узри детей своих, одари нас своим светом и теплом животворящим, благослови детей этих, что станут частью рода нашего, что бы крепла и не прерывалась родовая связь потомков твоих из поколения в поколения, от круга до круга!

Как бабуся угадала, но в это время показался край солнечного диска за горизонтом, свет брызнул радостными лучами, озарив лица детей. Мы не видели восхода, так как стояли спиной к солнцу. Но его видели дети и Маша. Они прикрыли глаза рукой.

— От круга до круга, — повторила бабуся, — тако бысть, тако есть, тако буди.

Потом, не поворачивая головы и глядя на внучку и теперь уже обретенных правнуков, протянула левую руку к Вячеславу. Он вложил в нее чашу.

— Подойдите ко мне дети, — Ваня и Света оторвались от Маши и медленно подошли к бабушке, — Ярило благословил вас. Испейте то, что в этой чаше, это дал вам ваш отец. Испейте ее до дна, всю.

По очереди ребятишки выпили весь отвар. Светлана пила последней и перевернув чашу, показывая, что там уже ничего нет, отдала ее Анастасии Николаевне.

— Что почувствовали?

— Горько бабушка, — ответил Ваня, а Света просто кивнула.

— Горько Ваня, это горечь боли и скорби утрат рода, ибо всегда горько терять своих родных. Это горечь чести рода, так как, защищая ее, придется принимать иногда тяжелые и трудные решения. Помните об этом дети.

Передав пустую чашу Вячеславу, протянула ко мне правую руку, куда я вложил свою чашу.

— Теперь испейте до дна эту чашу.

После того, как дети осушили и эту пиалу, последовал опять тот же вопрос.

— Сладко бабушка, вкусно! — ответила первой улыбающаяся девочка.

— Да, это сладость семьи, это сладость радости, счастья обретения родичей, сладость чести рода, гордости за своих родных. За свой род. И это тоже помните дети.

Отдав мне чашу, бабуся подняла вверх руки, обращаясь к небесам:

— Огонь-Сварожич, Ветер-Стрибожич, — потом поклонилась водной глади, — ты Вода-Дана, повернулась и поклонилась земле, — и ты Мать-Сыра Земля, будьте свидетелями того, что род принял детей этих, теперь они кровь наша и плоть наша. От круга к кругу, тако есть, тако буде.

Что-то треснуло в костре и взлетела стайка искр. Мягко ласкавший кожу, еда ощущавшийся ветерок, дунул порывом. Раздался всплеск. Услышали еда слышимый рокот, будто шедший от земли.

'Кааррр', раздалось с мегалита, Кром раскрыл крылья, потоптавшись, сорвался с камня и ушел в небо.

Что это? Дали ответ те, к кому обращалась Анастасия Николаевна? Или просто, треснул разваливающийся углями кусок плавника, просто прилетел порыв ветра, тут всегда так, только сейчас не замечали? И плеснула просто рыба, пытаясь заглотить насекомое? А едва слышимый гул? Может где-то там на севере от ледника откололся здоровенный кусок?.. Да какая разница. Главное, что дети заворожено, смотрели на все это и слушали.

— Нас услышали и подтвердили. Все. Теперь вы наши дети, уже окончательно. Здравствуйте правнуки мои, — и бабуся раскрыла объятия. Дети бросились к ней. Обнимали ее, а она их. Маша стояла счастливо улыбаясь и вытирала катившиеся слезы. Я смотрел на Ивана, в руках у меня был приготовленный нож.

— Здравь буде Иван Вячеславович. Долгие лета тебе братучадо! — даже сам не заметил, как поприветствовал обретенного племянника в стиле былин.

— И ты здрав буде дядька Игорь, — ответил, улыбаясь Ваня.

— Ваня, ты мальчик, пройдет время ты станешь мужчиной, а у мужчины должно быть оружие, что бы защищать наших женщин, и быть им добытчиком. А раз так, возьми этот нож. Пусть это будет твое первое оружие, и дай бог не последнее. Береги его, этот нож ковал твой прадед. И будь осторожен, он очень острый.

— Ничего, — сказал подошедший к нам Слава. На руках он держал Свету, — обрежется, будет знать, что оружие не прощает разгильдяйства и небрежного отношения.

— Будь здрава Светлана Вячеславовна, долгие лета тебе братучадо! — поприветствовал я ее.

— И ты дядя Игорь будь здрав, — ответила девочка, прижимаясь к моему брату.