Звездная академия 1. Мужчина из научной фантастики

Лектор объяснял, что именно нужно сделать, как и что должно получиться в конце. Далее мы выполняли задания индивидуально. Одна из таких головоломок мне понравилась особенно, а зря.

В этот раз адмирал сам вводил координаты защищенного адреса, по которому нам необходимо было пройти и, сломав защиту, позвать преподавателя.

— В общем, тот человек, который сможет выполнить поставленную мной задачу, получит высшую оценку на экзамене. Без сдачи.

Бились для достижения поставленной цели мы долго и под конец уже собрались в кучку, устроив мозговой штурм. Казалось, все испробовано и все бесполезно, но я вдруг вспомнила про технологию защиты, которую подсмотрела у отца в файлах, когда того не было рядом. Но она только разрабатывается...

Все равно нужно попробовать...

Отогнав всех от компьютера и посмотрев на преподавателя, который в данный момент мучился с отстающими, пытаясь что то до них донести, я уселась за терминал. Залезла в нужный мне раздел и увидела усложненную и несколько измененную детскую головоломку. Изменена, скажу я вам, она была сильно, ибо решить ее мне удалось только минут через сорок, после чего экран вспыхнул синим, заставив меня подскочить, а в стороне запищал коммуникатор.

Перепуганный преподаватель подбежал к нам и начал лазить в открывшихся файлах. Пока он этим занимался, дверь в аудиторию открылась и влетел Ремарк. Адмирал был просто белым от ярости.

Увидев куратора, большая часть нашей группы как то оперативно сбилась в один угол, а кучка экспериментаторов, со мной в том числе, — в другой. И эти здоровые мужики вытолкнули меня на передний план, пытаясь спрятаться за спиной хрупкой девушки. Тоже мне, защитнички!

Но в одном я с ними была согласна: когда командир в такой ярости, на его горизонте лучше не отсвечивать. Чревато, знаете ли.

— Как ты посмел взломать мою личную базу?!

— Может, поговорим чуть позже? — спросил побратим у Ремарка, показывая глазами в нашу сторону.

По видимому, только сейчас заметив, что они не одни, куратор посмотрел сначала на первую половину группы, а потом уже на нас. И нам внимания уделил гораздо больше, чем остальным.

— Ну и кто из них? — спросил Ремарк, почему то глядя на меня.

Я запереживала.

Преподаватель подошел к нам и спросил:

— Да, кто из вас?

Вся группа молчала, а я умилилась. Меня окончательно приняли как товарища. А сама я не такая дура, чтобы признаться. Его личная база. Ха!

— Если вы не скажете, я не смогу определить того, кто не будет сдавать экзамен, — сообщил нам Джордано.

Экзамен я и так сдам, а вот о том, что со мной сделает Ремарк, когда узнает, что это я добралась до его файлов, думать не хотелось. Он, судя по взгляду, и так меня подозревает.

— Не хотите говорить, и ладно. Тогда можете быть свободны.

После этих слов аудитория опустела за секунду. Выйдя в коридор и немного пройдя вперед, я махнула рукой друзьям, чтобы они шли дальше, а сама стала заправлять штанину в сапог. И, как только весь народ скрылся из виду, бесшумно подошла к двери аудитории, как учил Саймак. Только к этому упражнению в моем исполнении у него, наверное, не было претензий.

А из помещения доносился спор.

— Ты что, с ума сошел делать подобные вещи? В этих базах хранится как секретная информация, так и мои личные файлы. Ты хочешь, чтобы мои вкусы и увлечения перетирала вся Академия?

— Там нет ничего интригующего. Тем более я позаботился о том, чтобы, как только они произведут взлом, я узнал об этом. И не смей меня упрекать. Не ты ли восемь лет назад со своей группой меня отравил? У меня потом такие кожные реакции были, что я два года помыться нормально не мог!

— Нашел, что вспомнить.

— Мне интересно, кто взломал?

— Наверняка Мельник, — услышала я голос куратора.

— Почему именно она? В программировании у нее, конечно, талант, но есть и другие ребята.

— От нее всего можно ожидать.

— А ты хорошо знаешь ее? — промурлыкал Джордано.

Некоторое время стояла тишина, а потом Ремарк сказал:

— Ну, ты и дурак!

Дальше подслушивать я не видела смысла. Ибо если меня поймают, то моя и так непростая жизнь станет просто кошмаром.

В общем, не знаю как остальным, а мне Джордано в конце года предложил сменить специализацию. Но, несмотря на то что программирование мне нравилось, медицина была моей страстью.

Приходя по выходным на свой любимый предмет, я была по настоящему счастлива, и одновременно с этим меня огорчало то, что времени на него отведено так мало.

Зато каждую субботу я практически бежала в медицинское отделение, зная, что там меня ждет любимая работа, в которую я погружалась с головой.

Козеро предоставлял нам работу по самым различным направлениям медицины, самое совершенное оборудование, интересные клинические случаи. Шаутбенахт был широко известным практикующим хирургом и имел возможности обеспечить нам самую разнообразную практику.

Но что еще грело мне сердце, так это обещание Козеро. Он сообщил нам, что после практики, на втором этапе обучения, профессиональному направлению будет уделяться основное внимание. А еще я заметила, что он очень внимательно наблюдает за всеми своими студентами и, по моему, делает определенные выводы.

Как готовые врачи, мы проходили практику на пациентах. И я стала замечать, что со временем Козеро стал распределять задания на свое усмотрение. На мой взгляд, тем врачам, которые были такие же фанатики своей профессии, как и я, он с каждым разом давал задания все сложнее и сложнее, как бы проверяя, кто из нас на что способен. Наши возможности определяли и отношение к нам руководителя профессии.

И вот, получив довольно сложное задание в одну из очередных суббот, мне пришлось задержаться на работе. И почему то именно этот день выбрала моя подгруппа, чтобы наведаться ко мне.

Случай, который мне доверил Козеро, был не то чтобы сложным. Мне поручили лечение пациента после сильных химических ожогов. Этот вид повреждений являлся очень опасным и появился в последнее столетие. Нанесен подобный вред может быть только химическим токсином, который разъедает твою кожу, превращая ее в хлюпающую жижу. Прежде чем отправлять пациента к восстанавливающим медикам, необходимо удалить разрушенный покров. Обычно этим занимается персонал низкой категории, но Козеро поручил мне — видимо, хотел проверить, насколько я брезглива.

Натура у меня была устойчива к таким вещам, но тем не менее было очень мерзко.

Восстанавливающие врачи отвечают за омолаживание организма и воссоздают органы человека, которые мы потом пересаживаем. В чем то их задачи похожи на работу пластических хирургов прежних времен, но намного сложнее и обширнее.

Поэтому с утра, взяв и проверив все анализы пациента, я приступила к осмотру. А посмотреть было на что. Кожный покров был поврежден практически по всему телу. Я взвыла. Работа предстояла каторжная.

Вставив в нос фильтры и взяв специальный прибор, я подошла к раздетому и уже приготовленному пациенту, который был погружен в сон. Расположившись рядом, я очень, очень аккуратно принялась за работу.

Когда вновь пришлось вернуться в реальный мир, то многое изменилось. Например, тело мое болело, пациент остался без кожи, и пора было идти домой.

Отчитавшись за работу и переодевшись, я вышла в коридор, где вдоль стеночки сидели девять зеленых парней.

— Что это вы здесь делаете? — поинтересовалась я у своих архаровцев.

— Отсиживаемся после того, как нас вырвало, — ответил Джим.

— Как можно заниматься таким ужасом? — спросил Гриша. — Это ж кошмар какой то!

— Просто варварство счищать с человека кожу!

Вот на это я обиделась. Я, понимаешь ли, не покладая рук приводила пациента в порядок, у меня теперь спина отнимается, а они...

— Этого гуманоида сегодня доставят в клинику по восстановлению, и он завтра, самое позднее послезавтра будет с новой кожей! И частично благодаря мне!

Лица моих одногруппников все больше зеленели.

И я решила их добить:

— И вообще, эти повреждения наносятся химическим оружием, так что у каждого из вас есть шанс выглядеть так. И скажите спасибо, если попадете к хорошему специалисту, который все тщательно с вас уберет. А то останутся шрамы на всю жизнь!

Последнюю фразу я прокричала вслед убегающим одногруппникам, которые спешно направлялись в сторону туалета.

— Жестоко вы с ними, — раздался голос за моей спиной.

Развернувшись, я увидела Козеро.

— Пора им учиться ценить столь благородную и важную профессию, как врач, и то, что мы для них делаем!

Преподаватель только улыбнулся и сказал:

— Вы просто прекрасно поработали сегодня. Я вами очень доволен.

— Спасибо, сэр.

— Скажите, Мельник, почему вы выбрали специализацию хирурга и направление в лечении ракш?

— В силу своей натуры. У меня двоюродная сестра восстанавливающий врач. Она создает прекрасное. А мне больше по душе резать и штопать.

— Может, ваша сестра и создает прекрасное, но мы, практикующие хирурги, его делаем. И иногда не только прекрасное, но и невозможное. Когда спасаешь чью то жизнь, которая должна была угаснуть, то появляется ощущение, что ты второй после бога. Уже познали это чувство?

— Да, сэр.

Внимательно на меня посмотрев, он сказал:

— Замечательно. Рад, что я в вас не ошибся. А что насчет дополнительного направления?

— У меня побратима ракша, и я не могла упустить такую возможность.

— Понимаю. Значит, вхожи в семью ракшей?

— Да, сэр.

Немного помолчав, он пробормотал:

— Ремарку очень повезло, — и, попрощавшись, ушел.

А я поплелась домой, озадаченная словами Козеро. По мне, так куратору со мной тяжело, и он вряд ли бы согласился со словами шаутбенахта.

Конечно, мои дни состояли не только из учебы. Вечером мы обычно сидели с Кирой и разговаривали. Иногда к нам присоединялся Джим, иногда я звонила друзьям или бабушке. И за этими разговорами моя соседка все больше и больше узнавала о ракшах. Так, в один из вечеров всплыл вопрос об адмиралах и их побратимстве. Не понимая некоторых моментов из нашего с другом разговора, она спросила:

— Что вообще это за узы? Общее значение я, конечно, понимаю, но вот вникнуть во все тонкости до сих пор не могу.

Мы переглянулись с Джимом, и я поняла, что честь ответить на этот такой простой и одновременно такой сложный вопрос опять выпала мне.

— Побратима — это что то среднее между сестрой и лучшей подругой. У мужчин так же. Обычно это делается следующим образом. Два гуманоида, один из которых обязательно должен быть ракшем, решают стать побратимами. Идут в специальное учреждение, заполняют бумаги, платят налог и приобретают статус родственника в отношении друг друга.

— А количество ограничивается? — спросила Громова.

— Нет, но более трех родственных связей никто не регистрирует. Это не принято.

— Но почему люди вообще на это идут? — спросила Кира.

— Это акт доверия и выражения привязанности, — сказал Джим. — У каждой расы есть свои обычаи и правила. Этот статус сглаживает все. А у ракшей открывает путь в семью. Например, родственники Жени помогут Фисе, но и к ней в случае чего обратятся за помощью. Но если говорить конкретно, то никто уже не помнит, почему все именно так сложилось. Но тем не менее что есть, то есть.

Личных отношений в вечерних разговорах мы не касались. Ракши вообще не склонны были распространяться на эти темы. Для Киры этот вопрос являлся больным после попыток семьи выдать ее замуж. А мне нечего было рассказывать.

Ребята в группе стали относиться ко мне как к товарищу и как девушку уже не воспринимали. По крайней мере как девушку, с которой можно завести отношения. Но оно и к лучшему. Начинать роман с человеком, с которым тебе предстоит проучиться десять лет, — это как то несерьезно. А в параллельных группах мужчины на меня косились, но почему то не подходили. Так что моя личная жизнь оставляла желать лучшего, о чем мне не переставала говорить бабушка. Но света в конце тоннеля видно не было, и вряд ли он в ближайшее время там появится.

Глава 18

Время шло, я потихоньку привыкала, и только мои дни начали хоть отдаленно походить на будни, как первый год моего обучения подошел к концу и на горизонте замаячили экзамены.

Как то вечером, когда я подходила к своему боксу, мне случилось около двери столкнуться с куратором. Поприветствовав старшего по званию, я спросила:

— Чем то могу помочь, сэр?

— Да. Мне нужно с вами поговорить по поводу предстоящих экзаменов.

— Конечно, сэр. Давайте пройдем в бокс.

И, открыв дверь, я пропустила командира внутрь. Он уже привычно прошел в гостиную и, расположившись в кресле, посмотрел на меня.

— Кофе, сэр?

Чуть улыбнувшись, Ремарк ответил:

— Не отказался бы.

Скрипнув зубами, я отправилась варить восточный напиток. Нет, ну вот что за противный мужик? Сказал бы, что хотел, и шел бы себе дальше. Но нет. Развалился, и кофе ему подавай! Я еще не забыла, чем закончился его последний визит ко мне. Студентки гражданского отделения полгода дежурили около моей двери, дабы увидеть что то еще, и замирали, стоило им лицезреть, как мы с адмиралом разговариваем. Детский сад какой то.

Вернувшись в комнату с горячим напитком, я передала его куратору. И он, попробовав, сказал:

— Умм... Прекрасно. У вас талант.

— Спасибо, сэр. Это Кира меня научила. У нее выходит лучше.

— Поверю вам на слово. Ну что ж, перейдем к делу. Этот месяц в первом семестре последний, и преподаватели с понедельника начнут готовить вас к экзаменам. Соответственно нагрузка увеличится, и увеличится многократно.

Куда дальше! И так только учеба, учеба и еще раз учеба!

— Вижу, вас это не радует, но ничего не поделаешь. После этого группе дадут неделю на подготовку к экзаменам, и затем начнется сессия. Сначала будут проверяться теоретические знания, и только потом подойдет очередь практических рейдов. Они направлены на то, чтобы определить, насколько усвоены вами полученные знания.

Чувствую, в моей жизни наступает кризис...

— Теперь о том, почему я вам все это сообщаю и разжевываю, помимо того, что уже сбросил расписание экзаменов.

Вот и мне интересно, чем я обязана видеть его сегодня.

— Вы должны довольно хорошо донести до группы, что от итогов сдачи предметов будет зависеть дальнейшая учеба. После первой сессии начинается отсев, который будет продолжаться на протяжении семи лет. И насколько группа понесет потери, частично зависит и от вас.

Я просто 'счастлива'.

Посмотрев на угрюмое выражение моего лица, адмирал добавил:

— Помните, Мельник, что не бывает плохих команд, бывают плохие командиры.

— Конечно, сэр. Все остальные группы уже знают?

— Им я сообщил через средства связи.

За что же мне такая честь?

Видимо, прочитав в моих глазах невысказанный вопрос, Ремарк ответил:

— У каждого куратора есть любимая группа, которую он выделяет на фоне остальных. В этот раз, это ваша.

И сказав это, он покинул мою скромную обитель, оставив меня обдумывать 'радостные' новости.