Дни и ночи

Тимофей усмехнулся одним уголком рта, следя за ее приближением. А потом сам преодолел последний шаг между ними и обхватил своей теплой ладонью ее щеку. Саша даже прищурилась от удовольствия. Оказывается, она успела привыкнуть к этому теплу его прикосновений и соскучилась по тем с утра. Кто бы мог подумать?

— Просто честен, — ответил он, пожав плечами и погладил пальцами ее щеку.

После чего вдруг наклонился и нежно коснулся ее губ легким поцелуем.

Саша даже расстроилась, когда он поднял лицо, слишком быстро прервав эту ласку.

— Хорошо, будем считать, что я приняла к сведению, — со вздохом кивнула она, уперев лоб ему в плечо.

— Тебя это не пугает? — все еще улыбаясь спросил Тимофей, но в его глазах появилась какая-то настороженная тень.

— Похоже, нет, — констатировала Саша очевидное, — ты же смог прекратить это.

— Николай считает, что я мог и стать зависимым, и что однажды, желание выпить начнет руководить мной, — судя по всему, он не собирался уходить от темы, не расставив всех точек над "и".

— Думаешь, он прав? — серьезно спросила Саша.

— Я не знаю, — Тимофей криво улыбнулся. — Мне кажется, что нет. Но, с другой стороны, а кому кажется иначе? — он хмыкнул. — А Николай... он опытный в плане зависимостей, — произнес Тимофей после некоторого промедления. — Он несколько лет вводил героин внутривенно.

Саша нахмурилась, вспомнив о том, что вчера священнику было плохо.

— У него осложнения? — тут же переключилась она на здоровье отца Николая. — Ты его сегодня проведывал?

Улыбка Тимофея стала шире и добрей.

— Да, после того, как провел твоего "вредителя", просидел там три часа, слушая, какой я дурак, что попусту теряю время и бегаю от людей, особенно от некоторых, — тут его улыбка стала лукавой. — Это он про тебя, — погладив ее скулу подушечкой большого пальца, пояснил он. — Сейчас он уже почти пришел в норму. У Коли гепатит, и в ремиссии уже, вроде, но этот трудоголик не знает слов "отдых и покой", — Тимофей хмыкнул, — вечно доводит себя. Я потому и хотел, чтобы ты его посмотрела, может что новое подскажешь, и Коля согласился.

Саша кивнула.

— Посмотрю, конечно. Но может ему и дополнительные анализы в городе сдать надо? — осторожно спросила она. — Может, там и другое лечить следует?

Тимофей покачал головой.

— Я его уже три раза заставлял сдавать анализ на ВИЧ, с перерывом в год каждый — все отрицательные, — заметил он. — Да и симптомов никаких, в принципе, но я уговорил его провести еще один тест.

— Хорошо, что отрицательные, — заметила Саша, устроившись щекой на плече Тимофея. — Он очень хороший человек.

— Прекрасный, — согласился Тимофей, — куда лучше меня, — признался он так, словно и правда считал себя худшим.

Саша наклонила голову и внимательно всмотрелась в него.

— Знаешь, сидя на твоих уроках, в жизни не сказала бы, что ты такой глупый, — серьезно заметила она, и тут же рассмеялась, увидев его опешивший взгляд. — С чего ты так себя судишь?

— Саша, — Тимофей определенно собрался привести ей веские доказательства своей "нехорошести" в сравнении с отцом Николаем.

Она привстала на носочки и прижалась к его губам сама.

— Ты не священник, Тимофей, ты — человек, со своими пятнами и тайнами, со своей обидой и своими мечтами. Даже если сейчас тебе кажется, что таковых нет. И ты мне нравишься именно таким. Я совершенно не считаю тебя плохим, — в губы ему проговорила Саша, ощущая, как крепко и сильно обхватывает его ладонь ее спину, прижимая ее ближе, поддерживая. — Разве что немного сварливым и придирчивым...

Ее голос потонул в поцелуе, которым Тимофей впился в ее губы, перехватив инициативу. Саша скорее догадалась, чем ощутила, что ее уперли в стол. Саша чувствовала только его горячий напор, окутывающий подобно облаку, и силу, с которой Тимофей все настойчивей прижимал ее к себе. Она оказалась сбита с ног таким молниеносным накалом страсти и тем, как ему удавалось держать в себе подобный ураган эмоций, сохраняя невозмутимость. Саша начала задыхаться после нескольких секунд, в голове набатом зазвучал пульс, а тело задрожало в лихорадочном желании прижаться к нему теснее, еще ближе, получить больше этого тепла и жара, которого Саша никогда не испытывала. Да и не надеялась найти здесь. Не предполагала, что может встретить мужчину, которого захочет иметь настолько сильно.

— Я не ворчливый, — резко оторвавшись от ее губ, чем совершенно оглушил ее, как раз ворчливо заметил Тимофей. Его губы захватили в плен нижнюю губу Саши и мягко покусывали ту. — И совершенно не придирчивый. Просто требовательный.

— Угм-м-м..., — ей не хватало ни дыхания, ни свободы движений, чтобы ответить. — Хорошо, — выдохнула Саша невнятно, почти беззвучно, не желая забирать у него своих губ даже ради ответа. — Требовательный, — обхватив его шею руками она попыталась заставить Тимофея вернуться к поцелую, не думая о том, что еще месяц назад в жизни не поверила бы, что может так поступать.

Он рассмеялся низким, хрипловатым, но искренне веселым смехом.

— С тобой легко договориться о терминах, это хорошо, — заметил он, прижавшись щекой к ее щеке. — С моим характером, это явно не лишнее умение для тебя.

Лишь на секунду вновь прижавшись к ее губам, он со вздохом отстранился и посмотрел ей в глаза, обжигая выражением голодной страсти.

— Пойдемте, прогуляемся, Александра Олеговна, — подмигнул ей Тимофей в ответ на искренний смех, вызванный его комментарием. — Дадим повод соседям посплетничать. Нам с вами не привыкать, а вдвоем — и самим можно посмеяться над пересудами и домыслами других, — несмотря на то, что больше Тимофей ее не целовал, обнимал он ее все так же крепко.

Саша улыбнулась. Она была совершенно не против с ним прогуляться. И даже вероятные сплетни не портили настроения. Тут Тимофей был прав, вдвоем казалось как-то не страшно оказаться в центре домыслов людей. Да и, мало ли, может и не домыслы это будут вскоре.

— Пойдемте, Тимофей Борисович, — в тон ему согласилась Саша, легкомысленно поцеловав его подбородок.

Судя по одобрительной усмешке, ему понравился такой поступок. Но все-таки, верный своему предложению, Тимофей потащил ее на двор.

Они гуляли несколько часов, Саша не засекала время, впервые за долгое время вспомнив, что минуты и секунды не имеют значения. Ей было хорошо, и все. Да, на них смотрели, да, она слышала тихий шепоток бабушек на лавочках у дворов и видела прищуренные взгляды соседей. Даже заметила, с какой злобой проводила их глазами продавщица из магазина, куда Саша, верная своему решению, так больше и не заходила. Но ей было все равно.

Саша наслаждалась прекрасной погодой, зелеными листьями, травой, еще изумрудной, а не темной, отсвечивающей в лучах садящегося солнца немного желтоватым, почти янтарным светом. Она с интересом слушала истории, которые Тимофей узнал об Андреевке за то время, что прожил здесь. И увлеклась настолько, что даже согласилась на экскурсию к кладбищу. Хотя, добравшись туда к началу сумерек и вцепившись в его руку, она засомневалась в здравости этой идеи. Всю свою жизнь сталкиваясь со смертью и тонкой гранью, определяющей ту секунду, до которой человек еще живет и существует, она вдруг испугалась, что сейчас увидит призраков. Хоть никогда раньше даже не допускала такой мысли. Да, что там, просто не верила в подобные глупости и россказни!

Но полная тишина, повисшая над старыми скромными надгробиями и железными крестами, на которых уже и таблички-то стерлись, неподвижные ветви ив и берез, то тут, то там возвышающихся над могилами — заставляли дрожь идти по спине. И в каждой тени, длинными полосами протянувшимися между могил, ей чудилось какое-то странное движение.

Наверное потому она подпрыгнула на месте, ойкнув и спрятавшись на плече Тимофея, когда над ухом неожиданно пролетел майский жук, оглушив своим жужжанием.

Тимофей засмеялся, прервав свой рассказ об отступлении татар из этих мест в средние века и закопанных где-то в этих краях трех "золотых конях" из местной легенды.

— Испугалась? — негромко спросил он, подняв за подбородок ее лицо и отвел волосы со лба.

Его голос звучал так ласково, что Саша, смущенная своим детским страхом, не смогла даже шутливо рассердиться.

— Ты говорил, что они еще не проснулись, — не желая признавать свой испуг, упрекнула она Тимофея, словно бы это он был повинен в активности жуков и ее нервозности.

— Прости, — он попытался придушить смех. — Ошибся, — Тимофей с повинной пожал плечами и лукаво посмотрел на нее.

Саша надула губы. Но не выдержав, сама рассмеялась над ситуацией. Хоть и не решалась опять посмотреть в сторону могил.

— Пойдем домой? — видя ее старания отвести глаза, предложил Тимофей. — Нам еще ежиков выслеживать надо, — он поцеловал кончик ее носа, который Саша не решалась поднять выше его плеча, прячась.

— Пойдем, — согласилась она и не думая спорить.

У него затекло плечо, но Тимофею даже не пришло в голову пошевелиться или сдвинуться с места. Тихое дыхание Саши щекотало шею и он искренне наслаждался этим ощущением, игнорируя все остальное. Она заснула давно, прошло уже больше часа. А ему совершенно не хотелось будить ее. Пока, во всяком случае.

Опираясь затылком на выбеленную стену ее дома, он прислушивался к стрекоту сверчков в темноте, наблюдал за Диком, то и дело вскидывающим голову, и честно следил — не появятся ли ежики? Молоко, которое Саша по его указанию налила в неглубокую тарелку белело в темноте ночи, но ни один не званный, колючий гость пока не польстился на угощение.

У самого Тимофея уже тоже периодически тяжелели веки и тянуло уснуть, слишком заманчивым и уютным было ощущение тепла ее мягкого и очень желанного тела. Но он держался, продолжая сторожить.

Сам напросился, в принципе. Правда, его никто не предупредил, что за это занятие полагается бонус в виде спящей Саши, удобно устроившейся на его плече. Она, наверное, и не заметила, как стала проваливаться в дрему, Тимофей почти не сомневался в этом. Слишком резко прервалась Саша, практически на полуслове. Вот только рассказывала, как они с Юлей сдавали экзамен по топографической анатомии на третьем курсе, и умолкла. А когда Тимофей повернулся, чтобы уточнить, так что же было дальше — увидел, что она спит.

Ему хотелось повернуться и коснуться губами ее лба, или волос. Даже не поцеловать, просто прикоснуться, ощутить тепло. И все.

Но он сидел ровно, понимая, что если человек уснул в настолько неудобной позе, значит его действительно вымотали. И если вспомнить, во сколько Саша просыпалась все это время — ничего тут не было удивительного. Пусть отдыхает, он готов был терпеть столько, сколько понадобится.

Дик тявкнул, прервав мысли Тимофея. Пришлось шикнуть на резвого щенка, опасаясь, что тот разбудит свою хозяйку. Виновато поджав хвост, что было видно в отсветах лампы, оставленной включённой ими на кухне, Дик улегся около своей конуры. А Тимофей задумался о том, насколько замечательным оказался сегодняшний день. Куда лучше, чем он мог представить себе, наливая вчера вечером в стакан водку.

Саша непроизвольно поерзала, пытаясь, видимо, устроиться удобней, и ее губы вместе с кончиком носа оказались вжаты в его шею. Тимофею стало как-то резко жарко, пусть он и понимал, что ничего такого не было. Но тело отчаянно желало заполучить ее.

Однако кроме желания, которое он ощущал все последние недели при одном взгляде на эту женщину, внутри разлилось и тепло. Саша была такой... простой и в тоже время, до невозможного сложной. Она притягивала его. Сколько раз за эти недели он ловил себя на том, что перестал закрывать двери в кабинет, если не было пациентов, только для того, чтобы посмотреть на нее, проходящую по коридору. Или наблюдал за тем, как она что-то заполняет в историях, которые все равное вела, едва ли не назло ему.

Тимофей улыбнулся уголками губ.

Ее приезд изменил и перевернул с ног на голову весь его затхлый, сумрачный мирок. И главное, она ничего не делала для этого. Просто была собой. Такой же светлой и рассудительной, оптимисткой до кончиков ногтей, безумно переживающей о каждом, кто находился рядом с ней. В этом Саша ни на грамм не изменилась.

Совсем как тогда, когда просидела на час дольше в палате старенькой пациентки отделения, разговаривая с одинокой, умирающей женщиной, совершенно не беспокоясь о том, что занятия давно закончились. Не спешила убежать домой. А потом еще и плакала, закрывшись в пустом кабинете, потому что вела эту пациентку по его назначению и знала, что ту никакая операция уже не спасет. Тогда Тимофей хотел подойти к ней и сказать, что врачу, не умеющему отстраниться от горя и боли людей — нечего делать в медицине. Такой человек сгорит на работе, слишком часто сталкиваясь с невозможностью что-то изменить. Но почему-то промолчал. Так и простоял несколько минут на пороге кабинета, глядя в ее спину и подрагивающие плечи. А потом отвернулся и молча ушел. Она его даже не заметила. Тимофей недавно вспомнил об этом. Утром. Когда увидел надрывное выражение страдания в ее глазах, пока Саша обнимала Мишку, позволяя ему осмотреть мальчугана.

Даже странно понимать, насколько много моментов и секунд хранит наша память надежно спрятав. Оказывается, можно восстановить свою жизнь едва ли не по кадру, если постараться. И он вспоминал почти все, что знал о ней когда-то, пусть то и были отрывочные, отстраненные наблюдения преподавателя.

Она слишком сильно переживала о каждом, кто попадал в ее поле зрения. И все же, похоже, это как раз и помогало ей продержаться в медицине, в отличие от остальных. Хотя Сашу все-таки сломали, он видел это в грустных складочках возле ее рта, отмечал во взгляде, когда она смотрела вдаль. Тимофей прекрасно разбирался в подобных признаках. "Рыбак рыбака", как говорится...

И был страшно зол на того идиота, который не сумел понять, какое богатство держал в своих руках, и как бездарно разменял то.

Хотя, видит Бог, в которого так верил Коля, сам Тимофей не знал, сумеет ли он уберечь и дать Саше то, чего она заслуживает.

Дик насторожено поднялся на передних лапах и фыркнул, навострив уши. Негромко зарычал. Но из-за того, что Тимофей подтянул ему ошейник, уже не мог рвануть в темноту, а потому ограничился недовольным тявканьем.

Тимофей осторожно повернул голову, проследив движение щенка, и улыбнулся, увидев, что вызвало такое волнение пса.

— Саша, — он осторожно обхватил ее лицо рукой и зашептал на ухо. — Саш, просыпайся. Пропустишь все, — Тимофей не удержался, ласково погладил ее щеку ладонью, задержавшись у губ.

Ее веки сонно дрогнули и растерянный, блуждающий взгляд Саши остановился на его лице. Она улыбнулась, а у него внутри что-то сжалось, едва не до боли, при виде этой сонной, открытой и совершенно беззащитной, почти детской улыбки.

Но Тимофей ничего не сказал, только покачал головой и прижал ее губы пальцем, когда Саша что-то попыталась выговорить.

— Тихо, а то спугнешь своих гостей, — едва слышно ей на ухо прошептал он.

И повернув голову Саши, указал ей на землю.