Небесное Притяжение

— За неё не волнуйся, помогает тете Даше накрывать столы — Оксана с любопытством рассматривала Димку. — Как он? — тихо спросила она.

— Как и раньше. Слушай, может ты отвернешься, пока мы будем переодеваться?

— И не подумаю, — фыркнула Оксана отворачиваясь.

Хвалею достались старые спортивные, темно-синие штаны, белая майка с красной идиотской надписью: "Что посеешь, то пожнешь". Под лозунгом красовались два зеленых огурца и красный помидор. Сразу видно, кто-то со студенческого отряда оставил. Туфли Димка поменял на кеды и стал похож на деревенского незатейливого хлопчика. Я критически его оглядел и остался доволен, до бойца он не дотягивал.

Я переоделся в затертые джинсы, желтую рубашку с короткими рукавами. Туфли Ишима Ниязовича, оставил на память.

— Скажем, что не совсем плохо, — я коротко рассмеялся.

— Удобнее, чем в костюмах, — отозвался Димка.

— Я не могла отыскать ничего лучше, здесь все так ходят, — стала оправдываться Оксана.

Скрипнули ворота, в сарай вошла Юля. Посмотрев на нас громко расхохоталась, но быстро спохватилась и прикрыла ладонью рот.

— Как дела, Димочка? — обратилась она к Хвалею.

— Нормально, — Димка приблизился ко мне, словно искал защиты.

— Ты не помнишь меня?

— Нет.

— Совсем-совсем? — не поверила Юля.

— Совсем, — кивнул Хвалей.

— Удивительно, — она растерянно оглянулась на Оксану и протянула мне спортивную сумку.

— Это тоже вам.

— Что здесь? — я взял сумку.

— Скатерть самобранка, для дороги.

Библиотечные работники переглянулись:

— Как мы понимаем, вы уходите?

— Вынуждены. Спасибо за скатерть самобранку. Когда-нибудь сочтемся.

— По телевизору новости передавали, говорили про двух солдатиков дезертиров, — как бы между прочим добавила Юля.

Я посмотрел на неё внимательнее.

— Бедные солдатики, — она отвернулась.

— Все совсем не так, — сказал я оглядываясь на Оксану. — Если вам рассказать правду — не поверите.

— Почему? Я верю. — Ответила Оксана косясь на тетрадь присыпанную сеном.

— И я, — Юля наклонилась к Димке и быстро поцеловала. Хвалей покраснел от смущения и спрятался за мою спину.

— Береги его, он хороший парень. Когда ему будет лучше, приезжайте в гости, может он вспомнит меня. Всего вам доброго и удачи, а главное до моря добраться. — Юля пожала мне руку и вышла.

Я нагнулся, поднял дневник, стряхнул с него соломку и спрятал в сумку.

— Пойдем, — Оксана улыбнулась и кивнула на двери. — Вам нельзя задерживаться, скоро гости проснутся.

— А ты здесь причем?

— Кто-то ведь должен довезти вас до станции? Я помогу купить билеты и посажу на электропоезд. У моего брата есть автомобиль, и два месяца назад я получила права.

— Я тоже умею водить машину, — выглянул из-за спины Димка.

— Молодец, — Оксана улыбнулась, — я дам тебе повести машину.

— Правда? — Димка искренне обрадовался, как может обрадоваться двенадцатилетний парень, которого обещали посадить за руль. У меня тяжело заныло под сердцем. Я взял его за руку.

— Оксана, даже не знаю, как вас отблагодарить. Почему ты нам помогаешь?

— Ты все должен знать? Я помогаю, потому что вы мне нравитесь.

— И только?

— Нет. Я верю тебе, Максим.

— Неужели? И чему ты веришь?

— Пока ты спал, я — любопытная девчонка, не удержалась и прочитала твой дневник.

— Теперь все понятно, — пробормотал я. — Извини...

Без приключений, на стареньком пыльном "Москвиче" доехали до железнодорожной станции. Вел машину Димка. Его глаза светились от счастья и оказанного доверия. Станция — громкое название, для обычного полустанка с необычным именем Черная Лукумбовка. На этом полустанке останавливались каждых три часа, только электрички. Нам повезло, электропоезд должен был прийти через пятнадцать минут.

— Станция названа черной из-за председателя, — пояснила Оксана.

— Я думал из-за гармониста.

— Зря смеешься, африканец, который играл на баяне — первый баянист района.

— А, его приятель?

— Балалаечник.

Я захохотал. Оксана оставила нас на пустом перроне — пошла покупать билеты, к небольшому домику смотрителя: в покосившейся, зеленой будке темнело кассовое окошко.

Я посмотрел на Димку, он задумчиво бродил по краю перрона, спихивая на шпалы мелкие камешки. Дрожь пробежала по телу: каждый новый день, у меня отбирает друга. Куда бежим — не знаем и остановиться не можем. Что принесет завтра? Я покачал головой, возникло предчувствие, что нас поймают.

Вернулась Оксана: купила билеты до конечной остановки и три мороженых — пломбир в вафельном стаканчике.

— Дима? — окликнула Оксана.

— Ух, ты — мороженое! — воскликнул Димка. — Спасибо!

Я вспомнил, как он мечтал в Лепрозории о девушках, мороженом и шоколадном торте. Итак, второе желание исполнилось. Димка взял мороженое и отошел к деревянному забору, отгораживающему перрон от крутого спуска к кустам, за которыми начиналось колхозное поле засеянное гигантскими бураками, каждый весом по пять или шесть килограмм.

— Последняя остановка — Реченек. — Заговорила Оксана. — От поселка, вниз по реке, отходят баржи с лесом. Есть небольшой пароход, но вам лучше на баржах. Спуститесь до Рыбинска и от него, на рейсовом автобусе или на попутках доберетесь до Игнатьева. Это небольшой городок на берегу моря. Когда-то, при царе Горохе, Игнатьев считался курортным, из-за целебных грязей, но со временем, теплые источники иссякли, грязь окаменела. Город потерял курортников и у туристов спросом не пользуется. Но самое главное — там живет моя бабушка, Раиса Тимофеевна, замечательная и смелая женщина. Я позвоню и расскажу ей о вас. Вы можете, остановиться у нее и оставаться сколько захотите. Бабушка Рая очень гостеприимный человек, она всегда рада гостям и особенно, если гости мои друзья. — Оксана обняла меня и засунула в задний карман джинсов сложенную бумажку. Прошептала на ухо:

— Здесь все написано.

— Оксана, большое спасибо, — растроганно ответил я.

— Не за что. Там адрес, смотри не потеряй и деньги.

— Деньги?

— Двадцать рублей, у меня больше нет, а у вас, насколько я знаю и видела вчера, ничего не осталось. — Она отстранилась, заглянула в глаза:

— Ты почему не ешь мороженое?

— Что-то не хочется. — Я оглянулся на Димку: со своей порцией он давно расправился. — Дима?

— Что?

— Хочешь добавки?

— Ага.

— Тогда держи, — я отдал мороженое.

— Спасибо, — застенчиво пробормотал Дима.

— За Юлю не волнуйтесь, это моя лучшая подруга: тем кто будет прашивать про вас, она будет отвечать, что не видела со вчерашнего вечера. Дедушка Савелий сказал, что утром приезжал участковый и показывал ему фотографии двух ребят.

— Кто такой дедушка Савелий?

Оксана кивнула на домик обходчика. — Он билеты продает.

— Будем надеяться, что участковый, или кто-нибудь другой, больше сюда не заглянут.

— Даже если заглянут, дедушка Савелий считает, что вы из поселка. Он плохо видит.

За деревьями раздался свист, приближался электропоезд.

— Если доберетесь до бабушки, тогда мы встретимся и что-нибудь придумаем. — Оксана улыбнулась, посмотрела на Димку. — Ему осталось много времени?

Димка доел мороженое и теперь облизывал пальцы. На майке, на зеленых огурцах запечатлелись два жирных пятна.

— Не знаю, не думаю, — тихо ответил я. — Ты поверила тому, что я написал?

— А почему я не должна верить?

— Мы знакомы один день.

— И? — Оксана сдвинула брови.

— Иногда одного дня бывает достаточно, — я улыбнулся.

— Поезд! — закричал Димка. — Электропоезд вынырнул из-за леса, весело просвистел и стал замедлять ход.

— Я пойду, — сказала Оксана, голос её изменился, — не хватало расплакаться. — Она быстро поцеловала меня, взъерошила Димке волосы. — Удачи ребята.

Я поймал её руку.

— Оксана, спасибо за все, что ты сделала, я этого не забуду. Мы доберемся до Игнатьева и обязательно встретимся.

Она взмахнула рукой, каблучки застучали по перрону.

— Красивая девушка, — сказал Димка, провожая взглядом.

— Красивая, — согласился я. На сердце щемило, не верилось, что мы встретимся, слишком много преград...

— Зря не ел мороженое, у пломбира вкус мира.

— Я куплю мороженое в Реченске. Пломбир.

— А можно эскимо?

— Можно.

— Максим, а до моря далеко?

— Не очень.

Поезд глубоко вздохнул, по-разбойничьи свистнул и остановился. Шипя раскрылись двери. На перрон высыпали немногочисленные пассажиры, возвращающиеся с города, в основном бабки с пустыми кошелками. Димка первым вбежал в вагон, плюхнулся на сиденье возле окна. Кроме нас, места занимали четыре пассажира: трое ребят с удочками и рюкзаками, да старый дедушка Щукарь, загородившийся от мира "Аргументами и фактом". В динамиках послышался скрежет-шепот, в тамбуре хлопнули двери — поезд тронулся. Димка приник к окну, там медленно проплывали густые и широкие мичуринские нивы, свекольные гряды, мелькнула вывеска: "Колхоз Лукумба — победитель последней выставки сельскохозяйственных и агрономических достижений". За вывеской, вдоль железнодорожного полотна выстроились березы и скрыли колхозные поля. Показалось что это не просто лесополоса, а начало бесконечной пущи.

Я раскрыл сумку, проверил пистолеты. Один лежал поверх пакета с едой. Невольно улыбнулся, в контурах пакета угадывался цилиндрический силуэт бутылки — Люда и об этом побеспокоилась. Спасибо, но сегодня не пьем. Второй пистолет я спрятал на дне сумки, завернув в рубашку Никанора Аверьяновича. Кожаное, дорогое портмоне профессора опустело. Приятель вчера шиканул. Не хватало только чтоб нас запомнили, ведь участковый наверняка явится на свадебный банкет, если не с расспросами, то за "наливайкой" а там, достаточно кому-нибудь вспомнить о молодых и богатеньких друзьях Паши или Саши, с короткими прическами, один из которых распевает под гитару симпатичные песенки. Возможно, участковый не будет слушать, а две симпатичные девушки будут ему наливать да подливать и скоро его самого пробьет на песни....

Не будем о грустном, а подобьем дебеты и кредиты. Итак: у нас оставалось три рубля с мелочью плюс двадцатник, спонсированный Оксаной. До моря хватит, я усмехнулся и задумался: таких девушек, как Оксана и Юля, на земле почти не осталось — добрые, бескорыстные и любящие самаритянки! Мой клоновый Бог, спасибо, что организовал эту встречу.

Ну вот, в конце пути, становлюсь набожным и сентиментальным. Нам осталось добраться до моря, до Игнатьева, а дальше что? Что произойдет с Димкой? Он умрет? Нет! ЭТО, то что творится с ним, должно остановиться.

— Ты не знаешь, почему я удрал от приемных родителей и когда? — спросил неожиданно Димка.

— Думаю, тебе там было не сладко?

— Точно, — Хвалей рассмеялся, потер лоб, — но я не помню как удрал. Долго мечтал о побеге, но считал, что на него не хватит духу...

— Хватило. Ты долго болел.

— Болел? — Димка испытующе посмотрел на меня. — Ничего не помню.

— Вспомнишь, не бойся. Если хочешь знать, на море построен новый обезьянник и у обезьян там другие правила, не такие как в обычных приютах. Все удавы в обезьяннике (удавами мы называли воспитателей) из бывших обезьян, люди с понятиями — начал я безбожно врать о новом приюте, похожем на морской курорт для президента, пока Хвалей не прервал:

— Можно я почитаю твою тетрадь?

Наши глаза встретились, показалось, что вижу прежнего Димку, каким он был пять дней назад. Я отвернулся, открыл сумку.

— Не хочешь ничего съесть?

— Нет.

— Держи, — я протянул дневник.

Хвалей взял рукопись и придвинулся к окну, устраиваясь поудобнее. Я откинулся на деревянную спинку, испещренную графитти от перочинных ножиков и закрыл глаза.

Что с ним делать и как вести себя, не знал. Я ехал с испуганным мальчишкой, а не с сослуживцем: бравым бойцом Дмитрием Хвалеем. Запретить читать — не мог и не имел права...

Я проснулся оттого, что меня трясли за плечо.

— Димка?

Это был кондуктор, до смешного схожий с мультипликационным персонажем — почтальоном Печкиным из села Простоквашино. Помните эту мультяшку?

— Ваши билетики?

Я посмотрел на Димку, он сидел прижавшись к окну и хмуро смотрел на проплывающий, бесконечный ряд берез, среди которых иногда мелькали телеграфные и электрические столбы. Тетрадь лежала у него на коленях.

— Долго до конечной остановки? — я протянул билеты.

Кондуктор щелкнул компостером, недовольно пробормотал:

— Спать меньше надо, жизнь проспите, молодые люди. Следующая остановка конечная — Реченск.

— Скажите пожалуйста, вы родом не из села Простоквашино? — Димка фыркнул и покосился в нашу сторону.

Кондуктор подозрительно посмотрел, тараканьи усики шевельнулись:

— Нет, юноша, я из Сыркова. — Задумчиво покачивая головой он прошел в другой вагон.

Я осмотрелся: — кроме нас, в вагоне никого не было.

— Долго спал?

— Полтора часа, — Димка поднял тетрадь, осторожно положил на сумку. — Если все... что здесь написано... правда... осталось не так много времени... ехать, — запинаясь выговорил Димка.

— Ты поверил?! Ты что-нибудь вспомнил?!

— Нет, — Димка печально покачал головой, — но пока умею логически рассуждать. Разве я похож на двенадцатилетнего мальчишку?

— Нет.

— Мой почерк изменился и подпись стала другой, — он заглянул мне в лицо, помолчав спросил:

— Есть ли нам смысл скрываться? Со мной тебя быстро вычислят. Оставь меня.

— Ты хочешь сдаться? Просто так: взять и сдаться?!

— Нет. Я о тебе думаю, если с тобой никаких изменений не происходит, значит для поимки важнее ты, а не я.

— Почему?

— Логика — тебя считают или невосприимчивым к облучению или устойчивым к распаду памяти, что не укладывается в их схему, получается, что оружие не столь совершенно. Вдруг противник тоже занимается клонированием? Для изучения и наблюдения нужен ты, — повторил Димка, я же буду тебе помехой. Шанс избежать их лап у тебя есть, если только ты будешь один. В Реченске мы расстаемся.

— Нет, Димка, какая ты помеха? Ты мне очень помог, без твоей помощи не было бы побега. — Я пересказал историю вчерашнего дня которая была не полностью изложена в дневнике. — Им нужен не только я, про тебя они думают тоже, что и про меня. Мы оба не укладываемся в схему.

— Хорошо, я остаюсь с тобой и ты, обещай мне: что бы ни случилось — оставаться со мной до конца.

— Я обещал тебе раньше и слово свое сдержу. Будем вместе, Димка.

Он протянул руку, я крепко сжал его пальцы.

— Конечная остановка — Реченск, — прокашляли по динамику. Поезд засвистел, завизжали на рельсах колеса, качнуло вагон...

— Вперед, — я поднялся, запихнул тетрадь в сумку, вскинул на плечо. Настроение — паршивое, хуже некуда. В окне промелькнули: серый забор товарно-погрузочной станции, темно-синяя лента реки и голубая полоса леса, затем все заслонил белый корпус небольшой станции.