Один год из жизни профессора

К вечеру мятеж был окончательно подавлен, стрельба в городе прекратилось, по улицам пошли частые патрули, и за интербригадовцами прислали машину. Кое-кто из экспертов двинул в город по своим тайным делам, но баварец, которому интербригадовцы уезжая оставили один пулемет и десяток гранат, составил график несения караульной службы. Так Германов и просидел чертыхаясь у пулемета в холле гостиницы с 12 до 2-х ночи. А до этого сфотографировался с тем же пулеметом в руках у входа в гостиницу. От общей фотографии участники "обороны отеля" единодушно уклонились — их профессия явно не подразумевала фотографирования с теми, кто завтра может оказаться в стане врагов. Германову же было откровенно плевать, в каких досье и архивах осядет его фото, а вот фурор у себя на кафедре от такого свидетельства участия в международной дипломатической конференции он хорошо представлял.

Обстановка в городе оставалась сложной. Шли аресты анархистов, воинские части переформировывались и выводились в полевые лагеря, действовал комендантский час. Неудивительно поэтому, что через день местное военное командование с облегчением отправило группу экспертов в Мадрид. В принципе они уже на своей шкуре почувствовали, что такое жизнь в военной Испании, но предстояло еще провести серию ритуальных встреч с представителями органов центральной власти. На всякий случай автобус с членами группы должен был сопровождать грузовик с охраной.

Вечером, накануне отъезда у Германова в номере вдруг появился крайне озабоченный Петров-15-й.

— Ну, что, завтра едете? И хорошо, и правильно, и очень пора. Вы, вот, пожалуйста, если завтра с утра вдруг какая заминка выйдет и разговоры пойдут: мол, давайте отложим отъезд, давите изо всех сил. Пора, и так уже задержались...

— Что случилось-то? Говорите прямо.

— Да это наши братья киевляне. Тихушники проклятые. У нас с ними нечто вроде конкуренции — товар-то часто один и тот же. У нас же сейчас в Лахти ту же самую мосинку собирают. И ручные пулеметы. Вот мы и шифруемся друг от друга в отношении поставок. А тут сами прибежали. У них-то в Вашей группе никого нет. А через два дня оказывается транспорт с их танками приходит. Причем привезут их оригинальную модель, ни на кого другого не свалишь. И частично инструкторские экипажи. Так что Вашим коллегам здесь такое видеть совсем не надо. А еще как назло в город начали местные танкисты прибывать, чтобы получать машины. И рассекают тут по улицам в своей форме. Мы, конечно, меры примем. Самый опасный у вас — этот баварец. Пробили. Как же, в плену он был. Еле поймали в 16 году в тылах Западного фронта. Да и по-русски чешет не хуже нас с Вами. А то дурью мается: карашо, пульемет... Но меры приняты. К нему сейчас один наш техник подошел, типа, земляк — из Самары. Редкой стойкости человек. У нас его никто перепить не может. Даже и не пытаемся уже. Он ему покажет пульемет...Так что, думаю, утром этот Ваш баварец будет пластом. Вы тогда, пока никто другой не вписался, берите командование группой в свои руки и вперед. Очень обяжете.

Ну, что тут скажешь. Германову оставалось только согласиться. А баварец утром смотрелся, действительно, не очень. Что уж там у них ночью с "земляком из Самары" получилось — кто знает.

Дорога заняла пару дней с промежуточной ночевкой. Таким образом, к моменту приезда в Мадрид группа провела в поездке уже неделю, и всем было ясно, что уложиться в двухнедельный срок командировки им не удастся. Германов в этом особой проблемы не видел, гораздо больше его занимало, как скоро он встретит Ольгу и дело, собственно, дойдет до главного.

Глава пятнадцатая

Мадрид произвел на Германова крайне тяжелое впечатление. Дело было даже не следах разрушений от артобстрелов и бомбежек, выбитых стеклах домов и очень заметной нехватке продовольствия. В конце концов он видел войну и примерно нечто подобное себе и представлял. Угнетало очевидное и очень заметное разделение жителей на сторонников и противников республики. Он — в своей типично республиканской экипировке — не раз ловил на себе откровенно недружественные взгляды, слышал непонятные, но явно недобрые слова и фразы, тихо брошенные вслед. Иногда на улицах встречались люди в подчеркнуто "приличной" одежде: мужчины в костюмах с галстуками, женщины в шляпках и с перчатками. Они с презрением смотрели на республиканцев в рабочих комбинезонах. А уж какими взглядами они провожали республиканок в их забавных брюках-штанах... Ольга рассказала Германову еще в Питере, как родилась эта странная мода. В дни первого штурма Мадрида на строительстве баррикад женщинам было неудобно взбираться на них в юбках, и тогда работницы одной из швейных фабрик придумали следующее: они разрезали свои длинные широкие юбки спереди и сзади примерно до середины бедра, а потом сшивали их на манер штанин. Простые брюки, наверное, были бы удобнее, но лишней одежды у простых испанцев было немного, да и от католического воспитания не так просто избавиться. А здесь: внешне — юбка, но на любую баррикаду можно забраться.

Однако обструкция республике явно не ограничивалась только внешней демонстрацией и не ею была опасна. Разговоры об измене, предателях, воровстве велись повсеместно. Возможно, эти разговоры намного превышали реальные масштабы этих явлений, но уж слишком все получалось у республиканцев неуклюже и неумело.

"— Не знаю, как тут у них было раньше, — думал Германов, -и как там обстоят дела за линией фронта, но в условиях войны республиканские власти демонстрируют абсолютную недееспособность".

Он и раньше слышал, что испанская бюрократия привыкла вести дела неспешно, но то, с чем столкнулась его группа, было за гранью фантастики. Через пять дней после приезда Германов для себя условно разделил всех сотрудников испанского МИДа на две большие категории: испанские дипломаты старой школы придерживались мнения, что он сотоварищи должны неспешно пройти по всей местной иерархической лестнице прежде, чем начнется разговор по существу. Правда, непонятно с кем. Левые же политические назначенцы, не обремененные дипломатическим опытом, встречали группу восторженно, были готовы на все и сразу — только непонятно, на что? — и после бурного изъявления чувств куда-то пропадали без продолжения разговора. В результате дело стояло.

Собственно, переживал от этого один Германов. Его коллеги, похоже, установили неофициальный график и один-два из них по очереди составляли компанию Германова на ежедневных странных беседах ни о чем в испанском МИДе. Остальные тем временем занимались своими делами, и иногда у Германова даже возникало впечатление, что они пропадают из Мадрида на день-другой. Баварец после приключений в Барселоне проникся к Германову глубочайшим уважением, как-то в один из скучных вечеров в Мадриде зашел к нему в номер и попросил от имени всей группы солировать на беседах в МИДе.

— Вы — профессор, ученый. Для местных это очень важно. У них и премьер сейчас из ученого мира. Так что выступайте от нашего имени. Не стесняйтесь надавить на них, а то мы застрянем здесь очень надолго. Нам пару недель здесь посидеть можно, но потом пора обратно будет. А эти идальго пока еще сами не понимают, чего они от нас хотят. Да и нам, откровенно говоря, все эти разговоры не так уж и нужны.

— Подождите, но зачем же нас сюда послали? Мы должны как-то ориентировать конференцию о происходящем!

— Профессор, — баварец вдруг перешел с немецкого, на котором до этого они обычно общались с Германовым, на чистый русский язык, — ну что я Вам объясняю. Представьте себе, что перед Вами сейчас стоит задача, оценить насколько республиканское правительство зависит от военных и иных зарубежных поставок. К цифрам и статистике у нас доступа все равно не будет. Чисто внешние наблюдения и личные впечатления. Скажите, сколько Вам понадобится времени, чтобы подготовить на такой основе сообщение на конференции?

— Почему мне?

— А кому еще? Да нас же к трибуне никто никогда и близко не подпустит. А вы — это Вы. Так сколько?

— Ну, день работы. Но буду благодарен всем за любой вклад...

— Вложимся, не беспокойтесь. Каждый Вам что-нибудь да принесет. Но доклад можете начинать писать уже сейчас. А с хозяевами нашими давайте решим так. Нам, вернее Вам, нужна одна встреча на официальном уровне. Министр их уехал в Париж и сидит там теперь безвылазно. Так что кто-то из его замов, или как у вас раньше говорили, товарищей. Вам эта встреча для доклада на конференции обязательно нужна. Заодно запросите у них прямо завтра статистику по внешней торговле. Полной у них, конечно, нет, но что-то дадут, пригодится. А не дадут, так еще лучше — сошлемся на их некомпетентность. И еще совет. У Вас же тоже здесь какие-то дела есть, не просто так приехали. Не тяните. И если помощь нужна будет — обращайтесь, не стесняйтесь. Спину всегда прикроем. Здесь без этого нельзя. Одним "браунингом" можете и не отбиться. А теперь давайте-ка с Вами выпьем, я тут с собой бутылочку "корна" захватил. Вам он нравится, я знаю.

Выпили по паре рюмок, и баварец отправился куда-то в город по своим бесконечным делам. А "корн" действительно был хороший.

Германов погасил в номере свет, поднял светомаскировочную штору и уставился в темноту мадридских улиц. Город за окном уже совсем затих. Но тишина была тревожная: где-то вдали погромыхивала артиллерия, а на темных улицах изредка стреляли. Кто, в кого — ничего не понятно. Завтра опять идти во "Флориду". Он исправно проводил каждый второй вечер в холле этого отеля, к нему там даже уже привыкли, но Ольга так и не появлялась. И стоило ему подумать об этом, как дверь номера тихонько открылась и она вошла в комнату.

— Привет, как ты тут устроился? Не стала ждать до завтра. Слышала про ваши приключения.

— Наконец-то! Я так волновался! С тобой все в порядке?

— Да, но наша попытка в Париже ничем не кончилась. Вернее, кончилась, но плохо. Так что платы за свой "секрет" ты не получишь. Не с кого. Практически все, что напланировали в Питере, провалилось.

Ольга произнесла эти слова совершенно спокойно, но Германов видел, что дались они ей тяжело. Да и вообще, откровенно говоря, выглядела она не очень. Он еще раз проклял про себя все эти шпионские игры, жертвами которых становятся посторонние люди, и пожалел, что не может ни сам прекратить в них участвовать, ни вытащить из них Ольгу. Как-то иначе ему все это виделось, когда он рассуждал в Питере о возможностях изменения европейской политики.

— И что теперь? Сворачиваем эту затею? Или американец?

— Да. Наши согласились. Как бы последняя ставка. Сейчас пойдем. Он ждет нас. Его отель за углом. Только давай договоримся: ты ему все расскажешь, а дальше пусть уже действует сам. Я не знаю, что он придумает, к кому обратится. А может просто бухнет это все у себя в американской печати. Парень он компанейский и вполне может попытаться втянуть тебя в это доброе дело. Так вот: не надо. Хватит уже. Я и так шла сейчас к тебе и думала: зачем я втянула его в это дело, притащила сюда на край света, где народ уже ведет совершенно ненужную нам войну. А нам этого, как будто, мало, и мы еще пытаемся нечто подобное для всей Европы устроить. Так что прошу: не поддавайся на его уговоры. Ясно, что с тобой в качестве источника информации ему будет гораздо легче продвинуть любую идею. Но риск огромный.

— А что стало с французом?

— А никто и не знает. Пропал и все. Удалось только узнать, что он на следующий день пришел в редакцию своей газеты, переговорил с редактором и они вместе куда-то отправились. И больше их никто не видел. И ведь, вроде, не дурак был и в переделках разных бывал. И вот видишь. А еще "хвост" у меня появился в тот же день. Пришлось срочно уезжать в Лондон, а оттуда в Португалию.

— Куда? Так ты через линию фронта...

— Какая тут линия фронта. Это еще здесь, под Мадридом она на что-то похожа. А на юге там вообще непонятно что. Там главное на марокканцев не нарваться. С этими вообще невозможно ни о чем договориться. Приходится сразу стрелять... Хорошо, у них патрули обычно небольшие...

— Подожди, но тебе же нельзя тогда обратно в Париж...

— А я туда и не поеду. Поговорим с американцем, и я сразу в Барселону. Получила приказ срочно возвращаться. По идее и тебе бы не надо возвращаться в Париж, но это невозможно. Хотя с тобой этого типа почти никто не видел. В любом случае твоя работа в делегации долго не продлится, так что будь готов возвращаться домой. Но вообще у меня главная надежда на американца. Если он сумеет развернуть эту тему как надо, то никто уже не будет за нами охотиться. Никому это будет не нужно. Знаешь, в нашем деле преобладает прагматизм, такими вещами как месть мало кто заморачивается.

Германову безумно не хотелось расставаться с Ольгой вот так, только встретившись, но опасность, судя по всему, была реальной. Тем более, что жизнь человека здесь, в прифронтовом Мадриде стоила совсем дешево. Он надел кожаную куртку, сунул во внутренний карман "браунинг" и сказал коротко:

-Пошли.

Отель американца мало отличался от того, в котором жил Германов. Не смотря на название ничего американского в нем не наблюдалось. Журналист ждал их в пустом баре отеля. Он сидел за угловым столом и время от времени потягивал что-то из карманной металлической фляжки. Бар же был пуст в прямом смысле слова: ни посетителей, ни бармена, ни напитков. Да и весь свет только от пары тусклых лампочек под потолком.

— Салуд, компаньера! — войдя в зал, Ольга преобразилась. Куда делась грустная морщинка в уголке рта и потухшие усталые глаза. Теперь она лучилась энергией. Дальше она перешла на французский, вставляя иногда отдельные английские слова.

С американцами Германову раньше иметь дело почти не приходилось и ему было весьма любопытно это новое знакомство. Оказалось, правда, что Энрике, как его здесь все называли на испанский манер, много лет жил после войны в Париже, и каких-либо серьезных различий со своими знакомыми европейцами профессор в нем не заметил.

Ольга же вела разговор напористо и по-деловому. Представив Германова как одного из ведущих питерских историков, приехавшего в Испанию под предлогом участия в работе наблюдателей конференции по невмешательству, а на самом деле для того, чтобы наблюдать за историческими событиями, она довольно лихо перешла к европейской политике в целом.

— Местные лидеры не верят в собственную победу. С такими настроениями им войны не выиграть. Они надеются только на помощь Франции и ее Народный фронт. Но сейчас Францию вполне устраивает ослабление Испании, у нее нет резона вмешиваться в конфликт. Германия повержена, а других соперников у французов в Европе нет и не было. Они могут изменить свою позицию только в том случае, если опять возродится фактор угрозы со стороны бошей. Тогда им будет нужен надежный тыл, и они могут быстро прижать Франко, чтобы не оказаться в перспективе зажатыми между двумя, а считая и Италию, — тремя противниками.

Слушая ее, Германов отметил, что как ни странно такой прямолинейно-упрощенный подход в целом отражал положение дел. Кроме того, Ольга явно апеллировала к чувствам американца — похоже, он действительно сильно болел за дело республиканцев.