Вычисление Бога

Немного помолчав, я добавил:

— Ты сказал, создания, которые доминировали на твоей планете до вымирания шестьдесят пять миллионов лет назад — те пентапеды, — тоже были тупыми животными. Ещё ты говорил, что на Дельте Павлина была сходная ситуация.

— Верно.

— И что в то время твои прародители, как и мои, равно как и прародители вридов, были мелкими существами, живущими на задворках экосистемы.

— Это так, — подтвердил Холлус.

— Но у этих прародителей были мозги, способные развить разум, — сказал я. — Мои прародители были сумеречными, ночными созданиями: они были активны в тёмное время суток. И потому у них развились крупные глаза и зрительная зона мозга — и сам мозг, способный обработать поступающие изображения.

— Так ты предполагаешь, что база для разума могла возникнуть лишь в тех существах, которые — как ты сказал? — находились на задворках экосистемы? В животных, вынужденных искать пропитание в темноте?

— Очень может быть. И, если это так, тогда разум мог прорасти лишь с исчезновением доминирующих, тупых зверюг.

— Полагаю, вполне вероятно, — согласился Холлус. — Но ведь... а, понимаю, понимаю. Ты говоришь, что условия для возникновения жизни и даже зачатков интеллекта и в самом деле могут быть вплетены в ткань Вселенной, но без прямого вмешательства нет способа вывести этот интеллект на передний план, позволить ему процветать и развиваться?

— Да, это я и предполагаю, — к собственному удивлению, ответил я.

— Это объясняет вымирания, случившиеся шестьдесят пять миллионов лет назад. Но как насчёт более ранних вымираний?

— Кто знает? Можно предположить, они тоже были нужны, чтобы подтолкнуть экосистему в сторону, позволяющую в конечном счёте развить разум. Вымирание, случившееся на Земле в конце пермского периода, помогло расчистить путь млекопитающе-подобным рептилиям, предкам млекопитающих. Их способность регулировать температуру тела, может, и не имела особого значения в мягком климате, который стоял до всемирного оледенения, собственно, и вызвавшего это вымирание. Но в ледниковый период даже примитивная терморегуляция — очень полезное свойство, а я склонен подозревать, что развившаяся из него настоящая теплокровность являет ещё одну необходимую предпосылку для развития интеллекта. Таким образом, пермское вымирание было способом существенно увеличить популяции теплокровных существ и предотвратить их проигрыш в борьбе за жизнь, предотвратить выпадение из генофонда.

— Но каким образом создатель мог форсировать наступление ледникового периода? — спросил Холлус.

— Вполне можно предположить, что для завершения мелового периода он обрушил на каждую из наших планет по астероиду. Или в конце пермского периода он мог разбить на части парочку таких астероидов, чтобы вокруг планет образовались кольца. При правильной ориентации они могли заметно затенить поверхность планеты — температура понизилась, и началось мощное оледенение. Или же он мог создать пылевое облако, которое окутало эту часть Галактики, одновременно заслонив все три планеты — нашу, вашу и вридов — одновременно.

— А как насчёт остальных массовых вымираний? — спросил Холлус.

— Ещё примеры ювелирной настройки. Скажем, в конце триасового периода вымирание позволило динозаврам — или их аналогам — стать доминирующей формой жизни на трёх планетах. Без этого доминирования млекопитающие — или теплокровные октопеды на третьей планете Бете Гидры, или живородящие предки Т-кна на второй планете Дельты Павлина — не могли быть принуждены к ведению ночного образа жизни, который способствовал развитию больших мозгов. Если ты не доминируешь, для выживания тебе нужно хорошенько постараться.

Было несколько странно осознавать, что гигантский паук с готовностью взял на себя роль адвоката дьявола, стараясь придумать новые контраргументы своим же воззрениям:

— Но ведь единственное прямое свидетельство того, что после зарождения жизни Создатель управлял эволюцией — совпадение дат массовых вымираний на третьей планете Беты Гидры, на второй планете Дельты Павлина и на третьей планете Солнца. Да, конечно, он мог сходным образом управлять развитием жизни на шести покинутых планетах, которые мы посетили, но мы не смогли найти этому однозначных доказательств.

— Что же, наверное, разум правда может возникать в нашей Вселенной по воле случая, — сказал я. — Даже по чистой случайности астероиды врезаются в планеты раз в десять миллионов лет или около того. Но абсолютно немыслимо получить несколько разумных форм жизни одновременно, если только кто-то не поигрался с календарём. Причём вмешательство должно было быть не разовым, а многократным. Вновь обращаясь к кухонной метафоре — конечно, салат мог бы получиться по чистой случайности сам собою: скажем, ветер мог собрать в кучу растительную массу. Может быть, и стейк мог бы сам собою возникнуть, если бы молния поджарила корову определённым образом. Вино могло образоваться само — виноград скопился в одном месте и забродил. Но без множества целенаправленных усилий получить всё это вместе одномоментно — бокал вина, салат и стейк — абсолютно исключено!

— Но тогда возникает вопрос — почему Бог хотел возникновения нескольких разумных видов одновременно, — заметил инопланетянин.

Я задумчиво почесал подбородок:

— Хороший вопрос.

— О да! — согласился Холлус.

Мы поразмыслили над этим ещё некоторое время, но так и не пришли к удовлетворительному ответу. Уже было почти пять часов вечера.

— Холлус? — позвал я его.

— Слушаю.

— Я хочу тебя кое о чём попросить.

Стебельковые глаза остановились.

— Да?

— Я хотел бы попросить тебя прийти ко мне домой. Я хочу сказать, позволь мне взять проектор домой, чтобы ты мог появиться там.

— С какой целью?

— Это... мы, люди, так делаем. Мы приглашаем друзей на обед. Ты мог бы встретиться с моей семьёй.

— Друзей... — сказал Холлус.

Внезапно я почувствовал себя идиотом. По сравнению с Холлусом я примитивное создание; даже если бы его психология позволяла ему чувствовать привязанность к остальным, по отношению ко мне у него, конечно, не было тёплых чувств. Ведь я — всего лишь средство для достижения цели.

— Прошу прощения, — сказал я. — Не хотел навязываться.

— Ты не навязываешься, — сказал Холлус, и стебельки его глаз заплясали. — Я рад, что по отношению ко мне ты чувствуешь то же, что и я к тебе. Буду очень рад встретиться с твоей семьёй и прийти к тебе в гости.

Я с удивлением почувствовал, что мои глаза увлажнились.

— Спасибо. Большое спасибо, — сказал я. — Конечно, если хочешь, я мог бы попросить их прийти сюда. Вовсе необязательно идти ко мне домой.

— Нет, нет, — сказал Холлус. — Мне самому бы этого хотелось. Твоя семья состоит из супруги Сюзан, правильно?

Он несколько раз слышал, как я говорил с ней по телефону.

— Да. И сына Рики, — сказал я, разворачивая фоторамку на столе, чтобы Холлус мог на него взглянуть.

Стебельковые глаза уставились на карточку.

— Его лицо не похоже на твоё.

— Мы его усыновили, — пожав плечами, сказал я. — Он не мой биологический ребёнок.

— А, — сказал Холлус. — Буду рад с ними встретиться. Как насчёт сегодняшнего вечера?

Я улыбнулся: Рики будет в восторге.

— Сегодня — просто чудесно, — сказал я.

— 16

Бросив взгляд на Джей-Ди Эуэлла, Кутер Фолзи сконфуженно нахмурил брови.

— Что ты хочешь сказать — "наша цель уже мертва"?

Эуэлл всё ещё сидел на краю кровати в номере мотеля.

— Здесь, в Торонто, есть музей. Там выставка — показывают окаменелости. Преподобный Миллет говорит, они — ложь. Богохульство. И эти окаменелости будут показывать тому большому пауку, инопланетянину.

— Правда? — спросил Фолзи.

— Наш мир — завет Господа, творение его рук. А эти окаменелости — либо они фальшивка, либо их сотворил дьявол. Существа с пятью глазами! Существа с иглами по всему телу! Таких нигде не увидишь. А учёные говорят инопланетянам, что всё это настоящее.

— Все окаменелости — фальшивка, — сказал Фолзи. — Их создал Господь, чтобы испытать нашу веру.

— Ты это знаешь, и я это знаю. Плохо уже то, что атеисты могут рассказывать об окаменелостях в школах, но теперь окаменелости показывают и инопланетянам, чтобы те подумали, будто мы верим в ложь эволюции. Инопланетян ведут к мысли о том, что мы, люди, не верим в Бога. И наша задача — сделать ясным как Божий день, что эти безбожники-учёные говорят не от лица большинства.

— И поэтому... — сказал Фолзи, приглашая Эуэлла продолжить фразу.

— И поэтому преподобный Миллет хочет, чтобы мы уничтожили эти окаменелости, этих "засланцев Бёрджесс", как он их называет. Здесь у них специальная выставка, потом её планируют отправить в Вашингтон. Этому не бывать! Мы положим конец этому позору, чтобы инопланетяне знали — нас такие вопросы не заботят.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал, — заявил Фолзи.

— Никто и не пострадает.

— А как насчёт инопланетян? Один из них торчит в музее целыми днями. Если мы его раним, у нас будет уйма проблем.

— Ты что, газет не читаешь? Его там на самом деле нет; это просто проекция.

— А люди, которые ходят в музей? Может быть, они ступили на ложный путь, разглядывая все эти окаменелости, но они же не воплощение зла — не то, что доктора из абортария.

— Не волнуйся, — успокоил его Эуэлл. — Мы сделаем это в ночь на понедельник, когда музей будет закрыт.

* * *

Я позвонил Сюзан и Рики, чтобы они подготовились к визиту особого гостя; когда у Сюзан в запасе три часа, она может сотворить чудеса. Некоторое время я корпел над журналом, а потом покинул музей. На короткую прогулку от служебного выхода до станции метро я взял за правило надевать шляпу и солнечные очки, чтобы изменить внешность. Психи-уфологи по большей части толпились перед главным входом в КМО, в некотором отдалении от моего маршрута. До сих пор ни один из них меня не перехватил — и ко времени моего выхода в этот вечер они, похоже, уже разошлись по домам. Я спустился в подземку и сел в серебристый поезд.

Когда мы сделали остановку на станции "Дандэс", в поезд вошёл молодой парень со светлой клочковатой бородой. По возрасту он вполне мог быть студентом Риерсона; кампус этого университета чуть севернее станции. Парень был облачён в зелёную куртку, на которой белыми буквами было написано:

В КМО — ИНОПЛАНЕТЯНИН,

А В КОРОЛЕВСКОМ ПАРКЕ — МОНСТР!

Я улыбнулся — как известно, здания парламента провинции расположены именно в Королевском парке. Казалось, в эти дни все, кому не лень, старались уколоть губернатора Харриса.

В конце концов добравшись до дома, я встретил жену и сына, и мы прошли в гостиную. Вытащив из портфеля додекаэдр голографического проектора, я поставил его на кофейный столик, а сам уселся на двухместный диван. Рики вскарабкался туда же, чтобы быть рядом, Сюзан примостилась на подлокотнике. Я смотрел на синие часы видеосистемы. На них было 19:59; Холлус согласился прийти в 20 часов ровно.

Мы ждали. Рики был напряжён. Включаясь, проектор всегда издавал двухтональный писк — но сейчас стояла тишина.

20:00.

20:01.

20:02.

Я знал, что часы на видеосистеме идут совершенно точно: у нас была модель "Сони", которая синхронизировала время по кабелю. Я протянул руку к столику и слегка поправил расположение додекаэдра, словно это могло что-нибудь изменить.

20:03.

20:04.

— Ну, — произнесла Сюзан, ни к кому конкретно не обращаясь. — Пожалуй, пойду готовить салат.

Мы с Рики остались ждать.

— Что за ерунда? — сказал Рики в 20:10.

— Прости, малыш, — сказал я. — Наверное, что-то стряслось.

Я не мог поверить, что Холлус мог меня подвести. В этой жизни можно простить многое, но выставлять мужчину в дурном свете в глазах сына... нет!

— Можно я посмотрю телевизор, пока не сядем ужинать?

Как правило, мы разрешали Рики лишь час телевизора за вечер, и на сегодня он свою норму уже высмотрел. Но я не мог расстроить его ещё раз.

— Конечно, — согласился я.

Рики поднялся. Я тяжело вздохнул.

Он сказал, мы с ним друзья.

Ну, что же. Я тоже встал, взвесил проектор в руке и опустил его в портфель, а потом...

С заднего входа послышался какой-то звук. Я закрыл портфель и пошёл туда проверить, в чём дело. Дверка открывалась на деревянную веранду, которую мы с моим шурином, Тедом, построили лет пять назад. Я приоткрыл вертикальные жалюзи, загораживающие раздвижную стеклянную дверь, и...

Там стоял Холлус, на нашей веранде.

Я отодвинул шпингалет и отодвинул дверь.

— Холлус! — воскликнул я.

За моей спиной появилась Сюзан, подошедшая узнать в чём дело. Я повернулся к ней; она часто видела по телевизору Холлуса и других форхильнорцев, но сейчас разинула рот от удивления.

— Заходи, заходи! — сказал я.

Холлус сумел протиснуться в дверной проём, хотя отверстие для него было узковато. Он приоделся для ужина: теперь на нём была полоска ткани цвета красного вина, с пряжкой из жеоды.

— Почему ты не появился внутри? — спросил я. — Зачем спроецировался снаружи?

Стебельковые глаза Холлуса шевельнулись. В его внешности что-то было слегка иным. Может быть, дело в освещении? Сейчас на него падал свет галогеновой лампы торшера, а в музее я привык видеть его в лучах флуоресцентных панелей.

— Ты пригласил меня к себе домой, — сказал он.

— Да, но...

И тут я почувствовал на своём плече его руку. Я прикасался к нему и раньше, чувствовал покалывания статики от силовых полей, составляющих проекцию. Сейчас всё было не так. Плоть была плотной и тёплой.

— Вот и я, — сказал он. — Но прошу прощения за опоздание; я здесь уже четверть часа, но никак не получалось дать тебе знать о моём приходе. Не удалось отыскать кнопку звонка.

— На задней двери её нет, — сказал я. Мои глаза широко распахнулись. — Ты здесь. Во плоти!

— Да.

— Но... — сказал было я и осёкся.

На заднем дворе стояло нечто крупное; в наступающей тьме мне не удавалось это как следует рассмотреть.

— Я изучаю вашу планету уже больше года, — сказал Холлус. — Не может быть, чтобы ты не подозревал, что у нас есть способы незаметно добраться до поверхности. — И, помолчав, добавил: — Ты пригласил меня на ужин, так? Через телеприсутствие я не смогу насладиться едой.

Зачарованный и взволнованный, я повернулся к Сюзан и тут только сообразил, что забыл её представить:

— Холлус, я бы хотел представить тебе мою жену, Сюзан Джерико.

— "При" "вет", — сказал форхильнорец.

Сюзан несколько секунд стояла ошарашенная, а затем ответила:

— Привет.

— Спасибо, что позволили зайти в гости, — сказал Холлус.

Сюзан улыбнулась, а затем укоризненно посмотрела на меня:

— Если бы меня предупредили заранее, я бы убралась здесь как следует.

— Всё и так просто чудесно, — ответил Холлус. Стебельки глаз колыхались, обозревая комнату. — Очевидно, к выбору предметов мебели отнеслись с большим тщанием — они прекрасно дополняют друг друга.