Внук 2 1942ой ( Основной текст)

Показалось странным, когда вышли на поле, немцы тоже не пошли в деревню. Да и деревня была какая-то странная. Тишина стояла, мертвая.

Казах плелся рядом, я решил заговорить, плевать, навешают люлей, так навешают.

— Мурат, чего-то уж больно тихо здесь, как думаешь?

— Ага, — ответил тихо Мурат, — и не видно никого.

— Молчать, идти тихо! — Прозвучала команда.

— Серег, болото уже рядом, чего делать думаешь?

— Пока, не представляю. Эти говнюки связали уж очень хорошо!

— Это точно! Хотя я узелок-то растрепал слегка, может, и дальше развяжу.

— Аккуратней давай, как будешь готов, скажи, попробуем рвануть. Если разойдемся, встречаемся там, где оружие топили.

— Понял, попробую.

— Вам же приказали, молчать! — И мне в спину прилетел новый удар чем-то твердым, наверное, опять прикладом. От удара вышибло дух, и я полетел кубарем на землю. Когда вспомнил, как дышать, уже сидел на траве.

— Эй, ну вы чего? — Нарочито плаксиво проскулил я.

— Встать, идти вперед! — отчеканили в ответ.

Пытаясь подняться, невзначай дернул веревку, которую держал один из немцев. Того мотануло на меня, но он собака удержался на ногах.

— Курт, не надо. Кто их потащит, если ты их вырубишь сейчас?

— Собаки, с удовольствием пристрелил бы, — ответил вышеупомянутый Курт.

— Еще будешь иметь такое удовольствие. Сейчас бы отдохнуть, черт бы побрал этих партизан, ну чего им надо? Ведь слепому видно, войну "советы" проиграли, к чему ерепиниться?

— Ну, они же варвары, Курт. Не расстраивайся, мы скоро отсюда уйдем.

— Ты думаешь, на Кавказе не будет партизан?

— Там у них живут горцы, они не образованы. Дикари, одним словом. Загоним их в горы подальше, и пусть там сидят. Фюреру нужна кавказская нефть и местные дикари ему помехой не будут. Это здесь, напичканные жидовской пропагандой русские, еще пытаются нам мешать, там такого не будет.

— Будем надеяться.

Мы уже брели по лесу, вот-вот начнется болото. То и дело до нас доносились слова и обрывки фраз из разговора немцев. По ним становилось известно, что этих спецов прислали сюда давно, а следовательно не за нами. Истомин что-то говорил о подрывной деятельности здешних партизан. Вроде как сюда сам Старинов приехал, и налаживает работу подполья. Тогда понятно волнение фрицев, у Старинова не расслабишься. Особенно если у него есть все необходимое для работы. Петрович рассказывал, как в начале войны, Илья Старинов организовывал работу подполья в Беларусии. Этот человек был просто кладезь диверсионной деятельности, только вот со снабжением, как и в регулярных войсках, было очень тяжело.

Когда в лесу вдруг раздался вопль, — Граната! — Мы упали просто в секунду. Рвануло хорошо, еще летели осколки, как поднялась такая стрельба, страшно было поднять голову, пули-то летали прямо над головами. Видимо кто-то из наших, точнее партизан, разглядев в нас своих, окриком решил предупредить. Рядом кто-то сильно стонал, я взглянул. О, как, не повезло тебе фриц, не дойдешь ты теперь до Кавказа, здесь полежишь!

Мне в лицо вдруг уставился ствол МР-40, думать было некогда. Крутанулся в сторону настолько резко, насколько это было возможно. Очередь вспорола землю, не давая гансу поймать меня в прицел, попытался достать его ногой, не вышло, не дотянулся всего ничего. Следующая очередь прошла в нескольких сантиметрах от головы, Мурат, подкатился немцу под ноги вовремя. Ствол автомата повело, и пули прошли выше. Немец перевел взгляд себе под ноги, этого мне хватило. Еще раз, резко выкинув ногу в направлении противника, я попал по автомату. Выбить не получилось, но время я выиграл, второй удар ногой пришелся в промежность. Немец взвыл и выпустил веером длиннющую очередь. Автомат клацнул, замолчав, а немец уже падал, выпуская из рук оружие и хватаясь за больное место. Блин, таких ругательств я еще не слышал. Немец вопил как стадо голодных Бизонов. Не успел я подумать о том, что надо его добить, как услышал сквозь шум выстрелов треск. Переведя глаза в сторону раздавшегося звука, увидел Мурата, который двумя руками держал голову немца.

— Мурат, да он уже дохлый, оставь его, хватай лучше автомат. — Говоря это, я обвел место боя глазами. Три тушки, включая нашего "мечтателя", тихо лежали бревнышками. Оставшиеся четверо врагов рассредоточились и укрылись за тонкими деревцами. пока я смотрел по сторонам, Мурат освободил руки. Вытянув у дохлого фрица нож, быстро разрезал оставшиеся путы и помог мне. Ползком, подтянувшись к тому месту, где фриц бросил автомат, поднял его, вытащил из подсумка целый магазин и сменил пустой. Казах орудовал чуть в стороне у другого трупа. Стрельба тем временем несколько успокоилась, фрицы лежали в укрытиях, а напавшие подходить не спешили. Мы с казахом, прикрываясь трупами врагов, внимательно следили за происходящим. Фрицы лежали довольно компактно, Мурат клацнул затвором, привлекая мое внимание. Я посмотрел и увидел, как казах снимает с трупа гранату, обшарив труп лежащего передо мной противника, сделал тоже самое. Вытянув руку в сторону Мурата, показал три пальца, тот кивнул в ответ. Отвинтив колпачок и дернув шнур, стал загибать пальцы, загнув последний, швырнул колотуху к немчуре. Мурат не заставил себя ждать. Грохнуло почти одновременно, и мы сразу бросились вперед. Подбегая, заметил, как Мурат послал очередь из автомата куда-то в сторону. Оказалось, один гитлеровец хотел свалить, не успел. Трое оставшихся, чувствовали себя неважно. Один наглухо, граната разорвалась рядом с ним, двое стонали, их без размышлений добили из автоматов.

Повернув головы к лесу, откуда стреляли партизаны, увидели выбегающих вооруженных людей. То, что это партизаны, я понял по манере боя. Ребята спокойно вели перестрелку, не спешили вылезать, а сейчас в этом убедился. Люди были одеты не по форме, а кто в чем.

Обрадоваться мы не успели, не опуская стволов автоматов и винтовок, нас быстренько разоружили подскочившие бойцы.

— Эй, ребят, вы чего? — Попробовал, было возмутиться я, но был остановлен властным жестом.

— Заткнись, старшина, вяжи их.

— Командир, ты чего творишь? — Начал заводиться и казах.

— Товарищ командир, представьтесь, пожалуйста? — Я решил не выделываться, и вел себя вежливо.

— Сейчас в отряд приведем, там и представишься, — Говоривший заржал, — ну и развелось же этих предателей!

— Если посчитали нас предателями, зачем предупредили?

— Случайно, и я, кажется, приказал молчать!

— А откуда нам знать, что вы можете приказывать?

— А что ты за овощ такой, что тебе не всякий приказать может? Сдались в плен, теперь помалкивайте! Старшина, долго ты смотреть на них будешь?

Тот, кого назвали старшиной, постоял еще несколько секунд и бросился выполнять приказ. Дядька, явно повидавший на своем веку много всякого, совсем седой, прихрамывая на левую ногу, двигался к нам. По пути он кивнул в нашу сторону пареньку лет двадцати с ППШ в руках. Я их уже ждал, переглянувшись с Муратом, начали действовать. Когда старшина поднес к моим рукам веревку, а его напарник попытался взять меня за руки, быстрым движением выхватил из рук старшины петлю и накинул ему же на шею. Мурат в это время устранял молодого напарника. Не на смерть, конечно, свои все-таки, никто их убивать не собирался. Я быстрым движением оказался у старшины за спиной и потянул веревку, слегка придушив его. Задохнуться он не сможет, я специально не сразу затянул петлю, он успел сунуть руки. Все оставшиеся вскинули тем временем оружие, тот, что командовал, побелел от злости.

— Суки, вы чего делаете? Вы себе приговор подписали! — Орал он, а я прикидывал, кого он мне напоминает. Точно! Политрука из 235 сд, того, что меня нашел. Как он на меня тогда ополчился, даже не знаю и за что.

— Не кипиши, я же тебе спокойно предлагал, представься, ты не захотел. Пожелал власть свою показать. Мы не претендуем на твою власть, делайте здесь что хотите. Мы с напарником очень устали, у нас было тяжелое задание. Вам огромное спасибо за помощь, вовремя появились.

— Ты будешь жалеть о том, что сделал!

— Спокойно, командир, или вернее будет, политрук? — У того блеснули глаза. Не хорошо блеснули, такая злость в них стояла, аж мурашки пробежали по телу. Чего он такой злой-то? Может, сам в плену побывал, а теперь отрывается, чтобы страх прикрыть, да забыться?

— Я лейтенант государственной безопасности, нахожусь здесь при исполнении. Так как я в подчинении ставки, вы обязаны представиться. Может в звании вы и выше, но вот по должности...

— Так я и поверил, лейтенант ГБ, откуда ты тут взялся?

— Товарищ старший политрук, а может они из Богучара пробирались? Мы ведь слышали, там бой был не слабый. — Донеслось до меня, один из бойцов этого отряда тихо проговорил на ухо своему командиру.

— Вот, товарищ все правильно понял, а чтобы вы смогли убедиться, товарищ старший политрук, вы шов распорите. Да, да, под ремнем! — Я указал одной рукой себе на пояс.

— Посмотри! — Велел политрук бойцу, что стоял ближе всех ко мне.

— Не так быстро, оружие опустите, я отпущу вашего старшину, устал он уже, наверное.

Надо отдать должное ребятам партизанского отряда, они спокойно опустили свои стволы, лишь политрук держал ТТ в вытянутой руке.

Я, обойдя старшину, быстренько снял петлю с его шеи, отметил про себя, что и Мурат отпустил своего пленного. Старшина судорожно глотал воздух, придуривается что ли, или напугался так?

Расстегнув ремень, отогнул край штанов. Дернув посильнее, одной рукой не больно удобно, надорвал шов. Старшина смотрел на меня очень внимательно. Я вынул аккуратно тряпочку с меткой и подал старшине.

— Знаешь, что это такое? — Спросил я.

— Догадываюсь, показывали как-то, — кивнул старшина. — Разведка?

— Так точно старшина, лейтенант Новиков. Там еще сказано о содействии и помощи.

— Товарищ старший политрук, все так и есть. — Обратился старшина к командиру.

— Не важно, что там у него написано. О том, что им можно в плен сдаваться, там не указано! — Политрук продолжал целиться. — Старшина, я же приказал связать их, я не отменял своего решения.

— Товарищ старший политрук, свои же? — Удивился старшина, и не сделал ко мне ни шагу.

— Слушайте, товарищ старший политрук, мои документы вы получили, а теперь предъявите свои. На каком основании вы решили нас задержать?

— На основании того, что ты сдался врагу, — опять затянул свою песню политрук. Я развел руками.

— Ну, что ж, давайте тогда собачиться продолжать. Может, выйдет чего из этого.

— Я вас прямо здесь расстреляю, и не буду ни с кем собачиться! А ты старшина, — Он повернул голову к седому, — пожалеешь, что не выполнил приказ.

— Да, старшина, жалко мне вас, если приходиться с таким идиотом в роли командира служить! — В свою очередь сказал я старшине. А секундой спустя упал на колено. Этот ухарь политрук на вскидку выстрелил в меня из пистолета. Так как прицелиться он не посчитал нужным, пуля пролетела, не задев меня, а следующую я уже не дал ему выпустить. Швырнув веревку, которая оставалась у меня в руках ему в лицо, я рыбкой прыгнул в его сторону. Надо было брать дело в свои руки. Политрук от прилетевшей в него веревки отшатнулся, и прозевал момент, когда я оказался рядом с ним. Пробив ему кулаком в грудь, другой рукой, вцепился в руку с пистолетом. Пистолет он выронил сразу, так как дышать ему стало тяжело, и думать о другом он явно не спешил. Как ни странно, старшина оказался рядом, но помог он мне, а не своему командиру. На мой вопросительный взгляд, ответил просто.

— Ваша тряпочка впечатляет, а его документов я вообще не видел.

— Это как? — спросил я, изумленно глядя на бойца. — Он что, просто представился политруком и начал вас строить?

А дело у них было вообще как в сказке. Неделю назад, группа окруженцев, из разбитого под Харьковом стрелкового полка, встретила в лесу трех человек. Двух рядовых и этого самого политрука. Окруженцами тогда, командовал командир роты, капитан Курочкин. Политрук, только появившись, начал показывать свою власть. Люди боялись расправы и были подавлены, слышали уже, как за трусость наказывают. У нас ведь нельзя ни в окружение попасть, ни в плен сдаться. Лучше с голой жопой на танки идти, это поощряется. Политрук подливал масла в огонь, проверял документы, обвинял в трусости. Причем сам, никому и никогда своих не показывал. Капитан Курочкин, будучи раненым в руку, как-то странно скончался уже на вторую ночь, и политрук развернулся во всю силу. Дальше стали происходить еще более странные дела. Пробираясь из котла, люди забрели в болото, в глухом лесу было тихо, хоть песни пой. Но вдруг ночью на них вышли немцы, откуда, никто не мог знать. Когда, оторвавшись и зайдя еще глубже в топь, стали осматриваться, не обнаружили одного из бойцов политрука. Решили, что погиб во время атаки немцев. Через три дня, пропал и второй, а на четвертый, когда выходили из леса, были атакованы противником. Причем каждый раз кто-нибудь, но замечал, что политрук в стычках не участвует. В итоге из ста сорока человек, в живых осталось тридцать шесть. Людям нечего было есть, патронов почти не было, политрук вел и вел их на выход из болот. Они, конечно, подозревали, что что-то не так, но боялись связываться с говнистым политруком. Тот за неделю успел расстрелять, обвиняя в трусости и паникерстве, четверых. Люди после окружения боялись всего, голодные, уставшие, они даже думать не смели о какой-то игре со стороны политрука. Когда решили напасть на егерей, политрук всячески их удерживал, но люди уже не слушали, все тупо хотели есть. Зная, что у немцев всегда есть еда и боеприпасы, они пошли в атаку. Увидев нас, конвоируемых фашистами, политрук и крикнул, только вот видимо не нам.

Вечером, когда я закончил с допросом политрука, обсудили дальнейшие перспективы. Мы с Муратом предложили оставшимся в живых окруженцам, выходить вместе с нами. А политрук-то оказался не совсем тем, кем представился. Может и не "Брандербург", но работал по той же схеме. Мурат побеседовал с ним всего двадцать минут, тот выложил весь расклад. Было в их группе одиннадцать рыл, по дороге, а в леса они ушли еще до взятия немцами Харькова, погибли и ушли из отряда, выполняя задание, восемь солдат. Много позже, стало известно, что исчезали они не случайно. Каждого политрук отправлял к немцам с заданием. Вот их и щипали всю дорогу.

Кончать политрука мы не стали, хотя после беседы с казахом, от него мало, что осталось. Да и хрен с ним, выйдем к нашим, нехай с ним особисты разбираются, главное, что вообще взяли его.

По сведениям шпиона-политрука, стало известно, что таких групп как у него, очень много. Действуют по всем фронтам, в группы собраны прибалты, поляки и даже наши, советские люди. Политрук рассказал, что из многих, попавших в плен в июне-июле сорок первого, изъявили желание служить Рейху. Конечно, мы не поверили, что таких было много, но они были, куда уж без этого. Во все времена находились люди, недовольные властью, жизнью в нищете, готовые на все ради хорошей жизни. Обещать-то им такую обещали, да вот думаю, вряд ли кто из них что-то получал. Пулю скорее, это более вероятно.