Ну а что, действительно, не валятся же опять всю ночь в грязи, хоть какое развлечение. Попробовал легонько вдарить ящеру в лицо, не тут-то было, Рептилоид мягко отклонился. Ободряюще ухмыльнулся мне редкими клыками и жестом предложил продолжать.
Окей. Сделал пару шажков в его сторону и попробовал пнуть босой ногой куда-то в район бедра. Заранее сморщился, но в принципе не особо и больно. А вот ящера снесло, как будто под поезд попал. Знакомые ощущения пинания пустой коробки, я такое уже видел, когда мы с этим земноводным по-настоящему рубились.
Кувыркающегося Сигмунда протащило мимо шепчущейся парочки, те даже прекратили свой загадочный разговор, c тревогой посмотрели на тяжело поднявшегося Рептилоида. Но тот успокаивающе помахал им лапой, не отвлекайтесь мол, и похромал ко мне. Уважительно поцокал внушительной пастью и потребовал продолжения.
Еще несколько экспериментов подтвердили, что с рукопашным спаррингом у нас проблемы. Ногами ящер драться не умел, тут я его уделывал вчистую. Причем очень болезненно это проходило для него, пришлось прекратить пинать несчастного зверя. Руками попасть было гораздо сложнее, тут Саламандер ловко подныривал под удары, демонстрируя то ли местный бокс, то ли природные инстинкты, бог знает какие естественные враги в природе у двухметровых прямоходящих крокодилов. Но уж если плюха проходила, то проходила конкретно. Нокаут от моего единственного попадания получился чистый, рефери досчитал бы до десяти, даже отвлекаясь на чай с молоком и печеньками.
Хуже всего было то, что меня бить ящер не мог. Ногами не умел, а руками... в общем, еще хуже. Если бы он не убрал в момент удара когти, то больно стало бы мне, а так я остался стоять, потирая ушибленную скулу, — ловко Рептилоид заехал. Вот только сам он упал на землю, баюкая поврежденную кисть и обильно рассыпая местные ругательства красивым баритоном. Даже пришлось к колдуну идти, подлечиваться.
Вернулся Сигмунд расстроенным, хреновый у нас получался спарринг, хоть садись в шахматы играть.
Выход, как ни странно, нашел я. Вал-Валиа-Шак-Мей мне уже был знаком, так что жестами объяснил Рептилоиду, что можно бы с его топором поиграться. Полноценного спарринга, к сожалению, не получилось, ящер эмоциональной пантомимой постарался объяснить мне, что выпущенная из лап секира просто напросто исчезнет. Так что забрать у него орудие можно только через его труп. Хм, в прошлый раз я, кстати, так и сделал.
Так что развлечение у нас получилось асимметричным. Рептилоид аккуратно показывал свои красивые восьмерки и круговые атакующие выпады. Смертоносные удары иногда вылетали как продолжение хитрой защитной дуги, а иногда, после короткого незаметного подшага, неожиданно выстреливали из-за дальнего плеча. Красиво.
Сигмунд сначала показывал свой финт неторопливо, затем также основательно объяснял мне тупоголовому, куда надо сдвинуться, чтобы оптимально выйти из-под удара. И уж потом повторяли все в динамике.
Было весело! Неожиданно мощные ощущения накатывают, когда тяжелое лезвие с гудением проносится в сантиметре от твоей слегка отклоненной головы, обдавая потоком воздуха. Причем, ты полностью контролируешь процесс движения смертоносного оружия и гарантированно остаешься вне зоны досягаемости.
А потом он меня случайно убил. Вроде только слегка чиркнула алебарда по шее. Голова будто тяжелее стала на одну сторону, и небольшой фонтанчик крови начал выплескиваться с каждым ударом сердца. Оказывается, человеку этого хватает. Ни перепуганный ящер, ни подбежавший колдун ничего сделать не успели. Накатила темнота.
* * *
И вот снова материализовался на поляне. Дежавю. Только привычного столба с висящим колдуном перед глазами не стояло. Краст нашелся взволнованно бегающим вокруг кострища. Колдун непрерывно ругался и прерывно отвешивал виновато перетаптывающемуся рептилоиду увесистые подзатыльники. Вслед за мной появилась Темная Великая. Как-то ее присутствие привязано к моему. Есть повод погордиться, хе-хе.
Сигмунду резко поплохело, теперь ему вычитывали в два голоса. Даже пожалел рептилоида, косяк-то чисто мой, сам же не успел отклониться от удара, ящер все делал правильно.
Но чешуйчатый друг удивил. Помню, какого это — смотреть в глаза Темной, до сих пор мозги закипают от одного воспоминания. А он ничего, мало того, что выдержал взгляд, так еще и по итогу от двух наседающих экстрасенсов отбодался. Уперся рогом (это я фигурально, так-то он не рогатый) и заставил недовольно фыркающих любителей посидеть на бревнышках к этим самым чурбанчикам утопать ни с чем. Ясное дело, отстоял наше с ним право в ножички играть.
И действительно, Сигмунд бросил слегка осуждающий взгляд (ну виноват, виноват) и снова взялся за секиру. Только стал чуть притормаживать удары, типа жалел.
* * *
Следующую пару ночей я был счастлив, — никому от меня ничего не нужно. Бросающие свои земляные кирпичи при моем появлении желтоглазки практически без слов расходились. Краст топал общаться с Темной Великой. А Сигмунд молча уводил меня на противоположный конец поляны. Даже и не знаю, для меня ящер старался или свою форму пытался наверстать. Но играться с его секирой мне нравилось. Да и получалось теперь получше. Рептилоид перестал придерживать удары, стал доверять моей пластике. Движения свои он усложнил, теперь уже не рассказывал предварительно о каждом финте, я сам распознавал варианты атаки и подстраивался под вероятные траектории.
Не замечал в себе раньше таких талантов, но здесь получалось на мой взгляд неплохо. Под некоторые удары подстраивался так мягко, что отклонялся и возвращался в исходное положение сохраняя фиксированное пятисантиметровое расстояние до лезвия. Будто невидимую границу между собой и топором выдерживал. Особенно красиво получалось, когда Сигмунд менял уровни атаки, а я успевал эту тоненькую подушку изобразить головой, потом ногой, а затем и изгибанием корпуса. Один раз правда пару пальцев потерял. Возвратным движением алебарды поддел меня ящер, сам-то животик я убрал с траектории, а вот рукой махнулось не удачно. Впрочем, чего эти пальцы жалеть-то, отрастут же завтра.
Немного напрягали косые взгляды разговорчивой парочки в нашу сторону. Преследовало меня стойкое ощущение, что в том числе и мои косточки перемываются там на бревнышках. Но до поры они нас не трогали.
* * *
Закончилась эта идиллия прошлой ночью, когда наши с Сигмундом побегушки-постригушки (это я так, к слову, на самом деле все пальцы были на месте) прервало приближение Краста и Темной. Торжественность появления намекала, что приняты серьезные решения, сделаны выводы, определены судьбы и всякое такое. Ящер проникся моментом и отправился рубить свои куличики. Краст передал право общения Темной, именно она встала напротив меня. Рискнул посмотреть в лицо, уфф, ничего страшного не произошло. В последний раз ее лицо представляло собой кровавую маску. А в предпоследний чуть не спалило мне голову к чертям. Сегодня обошлись без крайностей. Просто высокая и загадочная. Черные ослепляющие факелы глаз Темная притушила, на губах легкая полуулыбка. А что, вот так общаться вполне можно, никаких тебе капающих слюней и кровавых забрызгиваний.
— Здравствуй, Кирилл.
— Эмм, — я выпал в осадок, — и вам не хворать
— Кирилл, постарайся, пожалуйста, избегать в своей речи идиом, фразеологизмов, метафор и других амплификаций, амфиболий, анастроф, импликатур и эвфемизмов, иначе мне будет трудно тебя понимать.
— Эмм ... попробую, — наверное, я еще не отошел от рубилова с Сигмундом, потому что этот странный разговор давался трудно. Что-то в лице собеседницы показалось подозрительным, да и Краст неодобрительно поглядывал на красавицу.
— Да ты издеваешься?!
— Аха-ха, видел бы свое лицо, — не стала запираться Темная, — но фразы и правда строй попроще, без неоднозначностей, мне трудно говорить словами твоего языка.
Нахмурился, пытаясь привести скачущие мысли в порядок, все никак не получалось подстроиться под ее стиль общения.
— Давай для начала представлюсь, — решила, слегка улыбнувшись, понизить планку разговора собеседница, — разумные ойкумены называют меня Ушхспрвий-Хатун. Или просто Ушх. Я покровительствую искусству и веселью этого мира.
— А что подразумевается под 'покровительствую'?
— В твоем языке ближайшее подходящее слово — богиня, — в этот раз веселья в глазах не увидел, говорила Темная предельно серьезно.
Решил чуть потянуть время и вопросительно кивнул головой в сторону колдуна.
— А это Эйкрастилион, можно воззвать к нему по имени Краст, он не обидится.
— Тоже покровитель?
— Ага, всевозможные ремесла, — Ушх практически не скрывала своего веселья.
Я с сомнением оглядел заброшенное кострище с остатками порубленного столба.
— Похоже, этому миру не очень-то нужны ремесла?
— Это да, — в словах Темной сквозила ирония, — как и искусство, оно сейчас в ойкумене тоже не в особой чести.
— А Сигмунд? — я кивнул в сторону рептилоида.
— Молочный брат Краста, протектор и опора боевого крыла. Легендарный мастер полакса.
— Что, и даже не бог чего-нибудь?
— Нас мало. Редко можно встретить даже двух одновременно, — не приняла моего сарказма местная покровительница веселья.
— Язык, я так понимаю, ты у меня из головы вытащила? — решил не затягивать с волнующим меня проблемным вопросом.
Ушх нахмурилась и изобразила неловкий жест, — прости, это было достойно порицания. И нарушение Договора. Хотела понять, не хотела вреда!
— Несовместимы оказались? — решил пока не наседать и чуть сменить тему.
— Слишком много слов! Это плохо забирать воспоминания. И вредно. Хотела только маленькую часть памяти взять, лексикон. Чтобы можно было разговаривать. Ты выглядишь молодо, у таких пять сотен слов. Редко бывает тысяча. Есть несколько людей, которые знают пять тысяч. Я долго существую, очень много знаю, у меня в голове пятнадцать тысяч слов. С тебя получила тысячи тысяч. Много одинаковых и бесполезных. Больно. Могла прекратить существование. — От волнения Ушх стала сбиваться на короткие всхлипывающие фразы, конкретно ее тогда все-таки накрыло.
Тысячи тысяч — это миллион. Чего-то многовато. Лексикон взрослого прогрессивного грамотного человека типа меня — это тысяч двадцать. Хотя, если в голове остались детские перелистывания Большой Советской Энциклопедии (откуда-то она же вытащила эти анастрофы и импликатуры), да добавить слова иностранных языков, да терминология современная, да сленг интернетный в лексикон не входящий, но место в словарике занимающий... может миллион и наберется.
— Ну, зато теперь вот разговаривать можем, как и хотела, — попытка сгладить неловкость не прокатила, Ушх передернула плечами и замотала головой, — нет, надо было по-другому, надо было тебе учить тысячу слов. Торопилась неоправданно.
Вот же ж, божественной депрессии мне тут только не хватало. Красту в голову пришли те же мысли. Его короткая фраза оторвала Темную от размышлений и спровоцировала развернутую дискуссию.
Интересно, кстати, а почему она себя Темной Великой называла? Спросить не успел, фигуры спорящих стали размываться, и мне в ту ночь гостеприимно распахнула объятия родная казарма.
Весь суматошный день перебирал и сортировал в голове сонм всплывающих вопросов. И вот наконец ночь. Есть небезосновательная надежда, что смогу получить ответы на миллион придуманных и тщательно разложенных по полочкам непоняткам. Надо же пользоваться наличием говорящего по-русски знакомого божества.
Глава 8. Ученик
Брат Жером, Лойская пехотная академия
Брат Жером, непосвященный аколит бога истинного Кома благодарующего, не очень старательно, но все-таки делал вид, что молится. По привычке. В накрывших академию сумерках приглядывать за ним было некому. Коленопреклоненная сгорбленная фигура посреди крохотной комнаты смотрелось одиноко и немного жалко. Но только на первый взгляд. Присмотревшись чуть внимательнее можно было бы заметить, что служитель Кома находится в сильном расстройстве чувств и занят отнюдь не смирением духа.
По давно заведенной привычке аколит, приняв молитвенную позу, обсуждал с собою собственные же ближайшие планы, вслух комментируя особо яркие мысли и не всегда при этом воздерживаясь от брани и поминания проклятой Ушх. Не очень богоугодное времяпровождение. Даже для обычного разумного крайне предосудительно вел себя брат, а уж для служителя его поведение и вовсе находилось на грани святотатства, но Жерому было все равно.
Нет, он нисколько не сомневался в своем боге. Просто священник уже давно отчаялся заслужить вечность в чертогах Кома, так что не видел необходимости изображать особого рвения в служении. Давно уже затерялся в прошлом восторженный юноша, искренне стремившийся стать паладином своего бога и заслужить посмертное место в ряду таких же героев. Как и положено восторженным юношеским грезам они опали горстью перезрелых осенних листьев под суровой пятой жизни.
Открывшийся магический талант проверили еще в раннем детстве, и оказался этот талант весьма себе посредственным, по имперской классификации Ком-Целитель-Заяц. Не Медведь или хотя бы Рысь, а всего лишь Заяц. Для понимающего человека такая оценка полезности (ну, или бесполезности, как в случае брата Жерома) прозвучала как приговор. И что обидно, Целитель то он был достаточно сильный, посильнее многих процветающих в столице лекарей. Но к глубочайшему сожалению дар распространялся только на неразумных. И это сразу спустило его из потенциальных высших Целителей империи в завсегдатая конюшен и хлевов.
Нет, конечно же он не сдался. Чуть повзрослев деревенский парнишка Жильг сменил имя на благородное Жером и отправился на обучение в обитель Кома, куда его приписали сразу после магического исследования. Что и неудивительно, не у Ярра же окажешься с даром врачевать свиней и кобыл.
Поначалу все складывалось очень неплохо, Целителем он и правда оказался сильным. Даже после небольшого внимания священника домашняя скотина и птица не только излечивались от хворей, но и надолго становились по-особому бодрыми и жизнерадостными. А присутствие священника на процессе осеменения практически гарантировало появление двойного приплода, это в определенных кругах ценилось поболе боевой магии.
Вот только круги эти оказались не те. Постепенно Жером стал замечать, что формально равные между собой браться на самом деле делятся на две неровные части. Прирожденные дворяне достаточно быстро проходили первую ступень посвящения и покидали обитель ордена, получая тепленькие назначения. Остальные же члены Ордена с завистью провожали этих счастливчиков, дожидаясь своей очереди к божественной благодати. Окончательно перевернулся мир священника после смерти наставника.
Старый Ней умер тихо и незаметно, в одно сырое осеннее утро старик просто не проснулся. Жерома смерть наставника поразила до глубины души, Ней имел вполне приличный класс Дождь-Тигр, что делало его одним из самых полезных аколитов обители. Но своей очереди он так и не дождался. Благодать Кома, которая добавила бы старику десяток лет жизни, ушла очередному бесполезному отпрыску благородного рода.
