| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Так вы...
Райа не дал договорить Борну, погрозив пальцем. Молчи!
11.
Дорога раскисла и превратилась в сплошное болото. Три дня худые небеса обложенные свинцовыми тучами исходили дождем. Три дня Костас месил глину, шагая в сторону столицы. Если бы не куртка из странного материала, добытая в Морте, он бы вымок до нитки. Но куртка воду не пропускала.
Далеко за лесом полыхнула молния. Ветер пробежал по листве. Ему вдогонку сухо треснув пронесся гром. Костас поправил отяжелевший от воды плащ, поддернул лямку панария, удобней переложив на плече. Оттянет еще, до жилья топать и топать.
Дорога съехала к реке. За прибрежными кустами показался мост. Мутная вода шумно билась о сваи. По всей глади нет-нет зашле-пают дождинки, наделают кругов и пузырей и пропадут.
Костас перешел реку. Срезал расстояние через лужок.
Темнело. На западе, кипень туч прорвал розовый закат, обещавший на завтра погожий денёк. Послышался заунывный звук колокола. Отзвонили вечерю. Над тополями выглянула маковка церквушки. Промокшая, старое дерево черно от воды, и продрогшая, звон уныл и тих. Костас честно отмахал оставшееся расстояние до первого подвернувшегося трактира. На вывеске углем нарисована тарелка с дымящейся уткой и выведена мудреная кривая надпись местного грамотея.
Оббив о ступени крыльца грязь с сапог, отворил тяжелую скрипучую дверь. Вошел, отыскал себе местечко. Прежний посиделец, сполз с лавки под стол и мирно дрых, положив щеку на чужой сапог. Костас уселся, пристроив завернутое в кожу яри за спину, в угол.
— Чего подать? — подскочила к нему служанка. Для того она и бегает по залу. Пришел — заказывай, а переждать дождь или просто отдохнуть можно и в сарае, во дворе. Туда пускают бесплатно, а здесь нечего народ теснить!
— Баранины с луком, — попросил Костас, доставая из кошеля монету.
Служанка глянула на денежку, платить есть чем? и отправилась за заказом. Костас пока огляделся.
Трактир каких не счесть вдоль имперских дорог. Низкий потолок, грязный пол, в окнах промасленная бумага. Народ все больше бедный, не всякий из них солид и в руках держал. Увеселяя публику, играет на лютне музыкант-скиталец. Плата известная, кусок хлеба и десять фоллов. Больше не перепадет, сколько не старайся. Тихий инструмент почти не слышно из-за гула голосов, смеха и ругани. Хозяин, смурной мужик с обиженным лицом, оживленно толкует с посетителем. Толковать толкует, а глаз с зала не спускает. Чуть что — свара, а ему убытки.
— В кости не желаешь? — подлез к Костасу сосед. — В астрагалы или кивы. Все честь по чести, сколько на кубике упало все твое.
В более законопослушном месте таким парням за чрезмерную честность, запросто рубят руки. За непреднамеренные пассы во вре-мя игры.
— Нет, — отказался Костас.
— Из далека? — не отставал с разговором игровой. Сейчас отказ, через минуту согласие. К людям подход нужен.
— Пешком не доберешься, — ответил Костас.
Служанка принесла тарелку с бараниной. Навязчивому собеседнику выставила пиво. Тот вцепился в кружку и хлебнул.
— Марна, я воду не заказывал, — возмутился игровой, после первого же глотка.
— Не нравится, не пей, — огрызнулась служанка.
— Пиво неси, — попросил игрок.
— А это чем плохо?
— На тебя похоже. Никакой радости, — ответил игрок, корча недовольную рожу.
Служанка фыркнул. Выискался тут благородие бесштанное.
Костас пододвинул тарелку, зачерпнул ложкой мясо с луком, принялся есть. Баранина что подметка сапога — не жуется, лук раскис от долгой готовки. Одно достоинство блюдо горячее и жгуче-перченое.
Марна поменяла пиво игровому. Чувствовался аромат напитка.
— Эдак зарядил, — пожаловались на непогоду.
— Дождь-то? И не говори. А я еще сено с дальних лугов не вывез.
— Может разъяснится.
— Разъяснится-то разъяснится, а ехать?! Ребячьи сопли гуще чем дорога.
— Это верно, — вздохнули и взбодрились. — Ну так чего? По маленькой?
— По маленькой, да не последней!
Стукнулись кружки.
Перебивая мирную беседу, рядом за столом заспорили.
— Да ни к херу эти хускарлы не способны.
— Не скажи брат. Я сам видел как они выступали в прошлом годе на состязаниях в честь нашего императора.
— Откуда честь у мабуна? — вставил кто-то словечко.
— А я бы свою задницу на скипетр променял, — засмеялся кто-то.
— А ты пощупай, мой не подойдет? — ответили шутнику.
— Напрасно говоришь. Хускарлы в бою чисто зверье. Их глориоз Бекри против вестарховых спафариев выставлял. Они благородиев в пух и прах разделали. Один прямо на арене окочурился.
— Скажешь!? Разве кто против глориоза попрет? Хошь не хошь подставишься.
— То-то на парадах и на игрищах все молодцы. Мечом махать не хер дрочить. Рука быстрей устает.
— Ты язык-то попридержи!
— Я же для образности сказал.
— В хлебало получить не хочешь? За образность?
— А что не правда? Под Рурром? Дали нам тогда горцы простраться и хускарлы не спасли. Треть Магара оттяпали.
— Император мира захотел. Да и провинция одни камни. Утром ящерицы повылезут на солнце погреется... Брррр Сами чисто ка-менные, не шелохнутся.
— А за что тогда бились? Если все одно уступили?
— За престиж. А то всякая шваль захочет себе землицы оттяпать.
— Захочет и оттяпает. Вру скажешь?
— Оттяпает, — признал спорщик.
В трактире спокойно. Толи выпито мало, толи дождь на всех подействовал. В другой бы день свалку устроили, мебель переворачивали и посуду швыряли, а нынче погрызлись и разошлись. Даже зубов никому не пересчитали.
— Комната есть? — спросил Костас, подозвав Марну.
— Нету, так за семисс рядом положит, — подлез с шуткой игрок. Он уже достал стаканчик и тряс кости. На него поглядывали со всех сторон. Всегда найдутся те, кто захочет поставить на удачу кровные деньги и хорошо если не последние.
Марна не ответила на шутку. С каждым зубатиться, работать когда?
— Найдется, — судя по её тону, игрок отчасти прав.
— Комнату, свечу и воды умыться, — потребовал Костас и подал триенс в расчет.
— Сделаем, — служанка ловко подхватила монету.
В комнатушку едва вместилась кровать. К окну, затянутому промасленной бумагой, притулился табурет. Вещи сложить, если трех гвоздей в стене не достаточно. Широкий подоконник заменял стол. Служанка поставила свечу на окно, а таз и кувшин с горячей воды на табурет. Испытывающе глянула на постояльца. Может...?
Костас закрыл за ней дверь на задвижку, вбил в дерево рондел, как предохранитель. Захотят, не откроют. Снял плащ, повесил на гвоздь. Таз с кувшином задвинул под кровать. Сел к подоконнику, достал сверток и развернул илитон. Увесистый квадрат, затянут в серо-желтую кожу и обвязан крест-накрест проволокой. Концы проволоки сведены вместе, перекручены, просунуты сквозь свинцовую пломбу и заправлены за обвязку. Не болтаются, не цепляются. На свинце оттиск. Корона. Над ней дерево с девятью ветвями. Четвертая ветвь нарочито выделена.
Оставленный в лесу сверток Костас нашел без труда. Ни разу не сбился, не заплутал. Берег реки, поляна, лес уже и забыли о его пребывании здесь. Трава поднялась, кусты распрямились, кости от его пиршеств растащило зверье. Змею не тронули. Иссохшая спи-раль лежала не потревоженная. Илитон защитил останки гадюки от надругательства. Костас забрал сверток. Тогда же впервые рас-смотрел, перебарывая жгучее желание зашвырнуть предмет в реку. Но зашвырнуть нельзя. Начавшись, события требуют завершения. Логичного, алогичного, предсказуемого, непредсказуемого, счастливого, несчастного, но завершения. Не поставить в них точку в лен-ной прихоти легким мановением руки. Теперь не поставить. И обманываться, скорым финалом не стоит. Доставка свертка по назначе-нию всего лишь отсечка времени. Или жизненная веха. Как хочешь, так и думай.
Поддев проволоку, Костас освободил и расправил концы. Поскоблил металл. Лезвие скин-ду легко сняло слой. Забелело железо. Задрал свинец вверх. Хорошо не залили, а просто вдавили оттиск. Погрел свинец над свечкой. Прижимая подходившую к свинцу про-волоку, с усилием, медленно, еле подалась, пломбу стащил. Осторожно снял обвязку и кожу. В руках оказалась обожженная глиняная плитка. В одном из углов сфера-углубление, а на дне сферы квадрат-иероглиф. В противоположном, выпуклая сфера с отверстиями. С обратной стороны плитки руническая надпись. Толщина у плитки разная. Угол с углублением задран выше прочих. Костас положил плитку на подоконник рассмотреть, угадать смысл рельефа. Напоминало лабиринт. Хитрый лабиринт и есть. От отправной точки-углубления, до выпуклости доберешься десятками способов. Но верный, скорее всего, один. Костас сдул пыль и поднес плитку к свету. Никаких царапин или иных указующих знаков. Тогда что укажет правильный путь? Раз есть уклон, то по лабиринту можно что-то прокатить. Круглый камешек. Но камешек, тем более круглый, не всегда под рукой. Вода? Догадку следовало проверить. Костас намочил илитон в кувшине и отжал над углублением в плитке. Водяной шарик перескочил через край переполненной сферы и побежал по ложбинкам. Первая капля высохла, проделав часть пути. Костас капнул еще. Вторая капля стремительно побежала за первопроходцем. Следующая провалилась в отверстие. Четвертая, пятая заполнили полость, шестая показалась на поверхность, седьмая побежала дальше... и так до самого конца, в нижний угол. Тайна открылась и что? Где применить обретенные знания и стоит ли заморачиваться с ними? Может ограничиться, запомнив дорогу от сферы-углубления до сферы-выступа? На всякий случай. Костас запомнил. Вниз, ответвление слева пропустить, вправо, вниз, ответвления справа и слева пропустить, вниз, вправо, вниз, влево, вниз....
Он оторвал от свечи кусочек воска и впихнул его в одну из дырочек на пути воды. Помнить одно, но и иметь свой ключ к чужому секрету не помешает.
Костас дольше возился, восстанавливая обвязку и свинцовую пломбу, чем развязывал и экспериментировал с плиткой. Осмотрев результат ,,реставрации", обжег царапины над свечой. Так-то лучше.
Умывшись, погасил огарок свечи и лег спать. Снизу доносились возбужденные голоса. Речь не разобрать, но очевидно грызлись игроки в кости. Грохот опрокинутых лавок свидетельствовал — миром игра не закончилась.
Спал чутко. Ночью два раза возле двери слышалась возня, но открыть задвижку не смогли. За стенкой пререкались мужской и женский голос. Разговор то накалялся, то остывал. И когда светало, когда запели-загорланили петухи и защелкал бич пастуха погнавшего стадо на луг, окончанию споров положила звонкая оплеуха и женское завывание.
Утром Костас спустился в зал. Служанка тут же подошла.
— Есть телятина с грибами. Пиво. Новый бочонок только почали, — предложила она. Не прижимистый клиент всегда в почете. Ему и первая ложка и полная кружка. Ну, а если пожелает, то и покряхтеть под ним не совестно, лишь бы платил.
— Неси, — согласился Костас и на телятину и на пиво.
Несмотря на такую рань, за соседним столом, трое мужчин, судя по ухоженному оружию и дрянной одежде керны, скудно завтра-кали сыром и молоком. Огромную краюху хлеба ломали руками. Один из троицы заедал хлеб чесноком. Резкий запах шибал в нос.
— Как ты его жрешь? — недовольно бурчал на товарища его сосед. Был он старше сотрапезников, носил длинные космы, схваченные на затылке лентой. Лоб его пересекал свежий плохо зарубцевавшийся шрам. На правой руке не хватало мизинца. Хубен* под плащом придавал его фигуре объемность и солидность, но в дырах проглядывала набивка из конского волоса.
Напротив старшего сидел юноша. Одежда на парне совсем рвань и требовала хорошей починки, а лучше замены. Ел он нехотя, еда ему не нравилась. Проглотив кусок, отвлекался править оселком лезвие меча. Меч был в не плохом состоянии и лучше не станет, сколько не точи. Третий, обрюзгший и нечесаный, низко склонившись над столом, чуть ли ни носом уткнулся в столешницу, ел быстро, что кролик. Плащ керна в засохшей грязи и соломе. Медные клепки на левом наруче зазеленели не зная чистки.
— Кэртис, прекрати ширкать. Дай пожрать спокойно, — поднял голову любитель чеснока.
— Ну и ешь, — не послушался юноша.
— Действительно убери оружие, — посоветовал старший. — Нечего показывать. Не на парад собираешься.
— На парад не на парад, а меч должен быть в порядке. Сам учил.
— Сколько с дерьмом не возись, все одно дерьмо, — поддел его приятель.
Кэртис оставил замечание без внимания. Разве только совсем есть перестал.
По лестнице спустился еще одни постоялец. В ладной одежде, с пузиком на выкат. На поясе расшитый кошель, с другой стороны сандедея. Навершие украшено фальшивым хрусталем.
— А вот и шен Пран, — буркнул старший.
— Вы уже в сборе? — подивился Пран, хлопая заспанными глазками. Потом сладко зевнул, широко открыв рот. Потянулся.
— Давно, — сообщил старший.
— Кто рано встает, тому бог подает, — пробурчал чесночник с набитым ртом.
— Ну, я не бог, — скорчил важную гримасу Пран. — Марна, подай им пива за мой счет.
— Вот это дело! — оживился керн не обращая внимание на грозный взгляд старшего.
— Тебе Стур только бы мочу эту глыкать, — укорил его Кэртис.
— Так задарма! Чего не пить-то?
Служанка принесла пиво. Керны, кто нехотя, кто с удовольствием, разобрали кружки.
— А мне принеси утиных пупков и каши. Лучше гречневой, — высказал пожелание Пран, усаживаясь за отдельный стол. По ближе к окну, где светлей.
Марна нырнула на кухню.
— Что скажешь Лигом? — обратился Пран к старшему.
— А что скажу. Трое нас.
— Не годится, — отмахнулся Пран. — Там такой лес! Ух! Зверья не счесть!
— А что нам зверье? — встрял Кэртис, приглядываясь к отблеску света на клинке.
— Так я не про тех, кто хвост прячет, а тех, кто на конях скачет, — ответил присловьем Пран.
— Так и мы не молокососы, — встрял Стур, оторвавшись от кружки.
— Вижу, что нет. Только говорю там места такие. Нарвемся, всем конец. Надо еще одного.
— Где его взять? — пожал плечами Лигом. — В этой дыре нет никого. А если и были, дождь всех разогнал.
— Не знаю, где возьмете. Мое условие прежнее. Охраны не менее четырех. По двое на каждую телегу.
— Да чего такого ты в телеге той повезешь? Лейлский шелк?
— А хоть и шелк. Или картошку. Или пустой поеду. Я плачу, я и требования выставляю. Согласны — нанимаю, нет — ищите другого.
— А может отделаться хочешь? Сюда тебя доставили, волосинки не упало с твоей головы, — Стур осклабился. Пран плешив, как ко-ленка. Легкий пушок на затылке во внимание не принимается.
— За то вам уплачено сполна. Далее путь труднее и опаснее, потому плата другая и требование другие. Вам охота денег заработать, а мне нужно товар в Миран доставить, да шкуры забрать. Таких бобровых шкур, нигде нет. А потом еще с ними в столицу ехать.
— А если не найдем четвертого? Так и будем туточки сидеть? — влез в разговор Кэртис.
— Так и будем, — согласился Пран.
Марна принесла кашу и он принялся есть. Запивал не пивом — вином. От удовольствия щурился, что кот на теплой печке. Кот да не тот. Не бывает лысых котов.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
