— Да, госпожа Юлиса, боги любят наш город и покровительствуют Империи. Мы исключительный народ, и я рад, что теперь и вы смогли с нами воссоединиться.

— Мы с отцом никогда не забывали о родине, господин Юлис, — почтительно заметила Ника. — И всегда считали себя частью нашей великой Империи.

— Похвально, госпожа Юлиса, — одобрительно кивнул сенатор. — Сразу чувствуется, что в ваших жилах течёт кровь древнего и славного рода.

Одарив девушку комплиментом, он обратился к регистору Трениума:

— Это мой двоюродный брат Рулий Юлис Аск и его супруга госпожа Аппия Юлиса Зота.

Молодая, не старше двадцати пяти лет, женщина с большими, сочными губами улыбнулась, качнув длинными золотыми серёжками.

Двух жавшихся у входа мужчин хозяин "ложи" представлять не стал, подтвердив догадку девушки об их общественном положении.

— А это мой хороший друг..., — торжественно объявил сенатор.

"Ого, уже "друг", — мысленно отметила Ника. — Дядюшка растёт не по дням, а по часам".

— ... и дальний родственник, — вещал Касс Юлис Митрор. — Господин Итур Септис Даум, его супруга госпожа Пласда Септиса Денса и племянница Ника Юлиса Террина. Присаживайтесь, господа, гонки вот-вот начнутся.

Но прежде чем гости успели разместиться, перекрывая рокот трибун, где-то совсем рядом оглушающе взревели трубы.

Расположенная посередине сенаторских трибун, императорская "ложа" слегка выступала вперёд, так что появление откуда-то из глубины холма Константа Великого в его шёлковом ярко-алом облачении могли видеть все собравшиеся на Ипподроме. Зрители встали, приветствуя владыку Империи. Помахав согнутой в локте рукой, тот благосклонно покивал украшенной золотым венцом седой головой и с видимым усилием взгромоздился на массивное кресло. У подножия невысокого постамента, где восседал государь, разместились сыновья императора и их жёны. Устроившийся с краю Вилит быстро отыскал глазами Нику и улыбнулся. В ответ та не придумала ничего лучшего, как отвесить ему глубокий поклон.

Вновь затрубили трубы. Но на этот раз звук был совершенно другим и доносился откуда-то справа, где высилось перекрывавшее долину массивное здание конюшен.

Откуда-то появились двенадцать человек с яркими флагами на высоких шестах и выстроились цепочкой напротив четырёх широких закрытых ворот.

Створки распахнулись, вызвав взрыв криков на трибунах.

Помощники вывели под уздцы лошадей, запряжённых по четверо в четыре лёгкие повозки.

— Господин Юлис, — шагнув к негромко переговаривавшимся мужчинам, привлекла Ника внимание сенатора, а когда тот обернулся, склонилась в поклоне. — Благодарю за подарок.

— Теперь я вижу, что не ошибся в выборе, и эти серьги вам очень идут, — улыбнувшись, сделал ей комплимент собеседник. — Ювелир сказал, что камни привезли откуда-то из-за Банарской пустыни.

"Скорее всего, у Канира Наша купил", — мельком подумала девушка.

Постаравшись улыбнуться как можно благожелательнее, она покачала головой.

— Я хотела сказать вам спасибо не только за это.

— А за что ещё? — вскинул брови собеседник, но тут же понимающе улыбнулся. — Господин Септис как-то сказал, что вы остались без служанки, вот я и послал к вам Увру. Она старательна, чистоплотна и знает многое, что может вам пригодиться.

Кивнув дядюшке и Рулию Юлису Аску, девушка отошла к скамейке, где уже удобно устроились дамы, с интересом следившие за их разговором. Поскольку третья там была бы явно лишней, Ника, не желая тесниться, заняла свободное кресло без спинки.

Мужчины горячо заспорили о достоинствах лошадей и возничих. Дядюшка, кажется, уже поставил на победу "зелёных" пятьдесят золотых.

Девушка заметила, как по трибунам для рядовых зрителей бродят какие-то люди, принимают у зрителей деньги, выдавая что-то взамен.

"Ставки делают", — догадалась Ника. Наставник не раз повторял, что его соплеменники любят всяческие споры и пари.

Знаменосцы один за другим поднялись на балкон над воротами конюшен, и выстроившись в ряд, застыли каменными истуканами. Ленивый ветерок с трудом шевелил полотнища пестро разрисованные зелёными, синими, жёлтыми и коричневыми полосами.

Зрители замерли. Но смотрели они не на фыркавших в нетерпении лошадей, а на облачённую в алое фигуру императора, неподвижно сидевшего в золочёном кресле с высокой спинкой.

Не желая испытывать терпение граждан, Констант Великий сделал ленивое движение правой рукой. Яркой искоркой сверкнул на солнце массивный золотой перстень. Резко ударил медный гонг, но его противный, дребезжащий звук тут же потонул в радостном рёве трибун.

Три колесницы рванулись вперёд, словно выпущенные из лука стрелы. Четвёртая чуть замешкалась, но через миг также понеслась им вслед. За спинами одетых в кожаные защитные доспехи возниц трепетали короткие плащи. У одного зелёный, у другого синий, у третьего жёлтый, а у четвёртого — коричневый.

"Это им вместо номеров", — усмехнулась попаданка.

Зрители с жадным любопытством следили за мчавшимися повозками. Летел из-под копыт песок, развевались старательно расчёсанные гривы, сверкала начищенными бляхами сбруя.

Тем не менее девушку, выросшую в мире совсем других скоростей, подобное зрелище не слишком впечатлило. Она знала, что каждый заезд длится двенадцать кругов. После каждого один из знаменосцев спускался с балкона над конюшней.

— Я слышала о вас поразительные вещи, госпожа Юлиса, — внезапно проговорила супруга двоюродного брата сенатора. — Это же вашего деда казнили по ложному обвинению?

— К сожалению, да, госпожа Юлиса, — вздохнула Ника. — Но государь с присущей ему мудростью разобрался в том досадном происшествии, и его оправдали. Жаль, что лишь после смерти.

— Но ваш отец к тому времени уже успел сбежать на край света? — ехидно заметила собеседница.

— Он спасал жизнь моей матери, — потупилась девушка и наверное в тысячный раз принялась излагать историю бегства Лация Юлиса Агилиса и его жены, но не дошла даже до их прибытия в Канакерн, как раздался громкий треск, полный ужаса крик и громкое ржание лошадей.

То ли возничий не справился с управлением, то ли кто-то из них "подрезал" другого, только одна из повозок потеряла колесо, и пропахав осью песок, остановилась. Разгорячённые скачкой лошади, вырвав хлипкое дышло, понеслись, волоча за собой подпрыгивавшее, словно тряпичная кукла, тело.

— О боги! — охнула Пласда Септиса Денса. — Он же разбился!

— Неужели насмерть? — моментально потеряв интерес к Нике, пробормотала Аппия Юлиса Зота.

Но гонщик оказался опытным или везучим. В его руке непонятно откуда появился нож, которым он и перерезал поводья. Тут же набежали служители Ипподрома. Одни, рискуя угодить под копыта и колёса продолжавших, как ни в чём не бывало, мчаться колесниц, утащили раненого прочь, другие поймали и увели на конюшню сорвавшихся лошадей.

По мере того, как знаменосцы один за другим покидали балкон, напряжение на трибунах всё более нарастало.

Сенатор, его гости и даже коскиды, жадно следя за проносившимися мимо повозками, время от времени с азартом подбадривали участников гонки. Дамы вели себя куда пристойнее: не орали, не размахивали руками и даже остались сидеть, но уже не отрывали взгляда от песчаной дорожки и, кажется, совсем забыли о Нике, чему она только тихо радовалась.

Во время прохождения колесницами последнего круга, зрители буквально бесновались, уверенно переплюнув футбольных болельщиков и фанатов на концерте какой-нибудь мега поп-звезды.

Даже государь проявил какой-то интерес к происходящему. Опираясь рукой о подлокотник, он подался вперёд, наблюдая за острым соперничеством "зелёного" и "синего" возниц, чьи кони мчались практически ноздря в ноздрю.

Через минуту довольный, как облопавшийся сметаной кот, регистор Трениума принимал выигрыш у сенатора и его двоюродного брата, а Ника, искоса поглядывая на императора, пыталась вспомнить: он даёт команду на начало всех заездов или только самого первого?

Вновь знаменосцы повторили свой выход, потом поднялись на балкон, но зрители уже не смотрели на Константа Великого. Звякнул гонг, и лошади понеслись.

И тут девушка вспомнила, как в её мире назывались подобного рода упряжки: квадриги.

На этот раз до финиша добрались все участники соревнования, а регистор Трениума лишился сорока золотых, что, кажется, нисколько не испортило ему настроения. Он искренне смеялся плоским остротам сенатора, шутил сам, с видом знатока нахваливал хозяйское вино и выглядел совершенно счастливым.

Его супруга, стоически выдержав изрядно надоевший рассказ племянницы о её приключениях, завязала наконец оживлённый разговор с госпожой Аппией Юлисой Зотой. Очень скоро дамы отыскали общих знакомых и принялись с энтузиазмом перемывать им кости.

Несколько раз они честно пытались втянуть в беседу и Нику, но та отвечала односложно, не испытывая никакого желания обсуждать неизвестных ей людей с такой подозрительной особой, как супруга двоюродного брата сенатора.

Положив локти на ограждение "ложи", девушка не отрывала глаз от Ипподрома, наблюдая то за мчащимися квадригами, то за людьми на трибунах. У неё сложилось убеждение, что большинство из них явилось сюда явно надолго. То тут, то там зрители доставали из корзин и холщовых сумок разнообразную снедь и с аппетитом кушали, не забывая "болеть" за любимый цвет. Между скамьями ходили торговцы с лотками или большими кувшинами за спиной.

Как радушный хозяин, Касс Юлис Митрор тоже предложил гостям подкрепиться вкусняшками, которые доставили своему господину старательные рабы. Медовые пряники с разведённым вином Нике понравились, а вот сами гонки стали потихоньку надоедать. Ощущение новизны почему-то исчезло удивительно быстро, а частые аварии заставляли то и дело отводить взгляд от распростёртых на песке окровавленных тел. Девушка подсчитала, что один из возничих погиб ещё на дорожке, трое получили довольно тяжёлые травмы и, неизвестно, выживут ли, а пятеро отделались незначительными ушибами. И это только за полдня.

"Мужчины всегда любили кровавые забавы, — мрачно думала она, отламывая кусочек пряника и наблюдая за зрителями. — Но бабы-то от чего в таком восторге? Вон, как орёт, надрывается, того и гляди лопнет. А ты, мамаша, зачем детишек сюда притащила? Разве же это зрелище для таких малолеток? Им же лет по семь, не больше. Чего же тогда Септисы Гэаю до сих пор на Ипподром не пускают? Наверное, они всё же поумнее, чем та дура? Ну вот, опять мордой в песок. Хорошо хоть, вожжи успел перерезать".

От невесёлых мыслей её отвлёк голос хозяина "ложи".

— Ваше высочество?! Хвала богам за то, что я удостоился чести видеть вас на своей трибуне.

Вздрогнув, Ника обернулась и увидела Вилита Тарквина Нира, благожелательным кивком отвечавшего на цветистые приветствия Касса Юлиса Митрора.

— Что думаете о "зелёных", ваше высочество? — не дав принцу и слова сказать, торопливо заговорил сенатор. — Кажется, у них и без Арифиза дела неплохо идут? Во всяком случае, они ещё опережают "синих". А говорили, без него они будут самыми последними. У меня сегодня гости, ваше высочество. Это мой двоюродный брат господин Рулий Юлис Аск с супругой, а это господин Итур Септис Даум с супругой и племянницей.

Названные сейчас же склонились в глубоком поклоне.

Кивком поздоровавшись, молодой человек шагнул к Нике, явно выделяя её из всех присутствующих.

— Как вам понравилось на Ипподроме, госпожа Юлиса?

— Здесь прекрасно, ваше высочество! — скромно опустив взгляд, ответила девушка, надеясь, что её слова прозвучали достаточно искренне. — Потрясающе красивые лошади. Необыкновенно искусные возничие. Такая масса народа и его искренние переживания. Всё это заставляет сильнее биться сердце и будоражит кровь.

— Хорошо сказано, госпожа Юлиса! — одобрительно хмыкнул Касс Юлис Митрор. — Будь вы мужчиной, я бы посоветовал вам заняться политикой. И тогда, клянусь Семрегом, мы бы с вами скоро сидели рядом не только на Ипподроме, но и в Сенате.

— Тогда пришлось бы слишком часто наблюдать недовольную физиономию господина Сципа Аттила Кватора! — в притворном испуге вскричала Ника, вызывая улыбки у окружающих. — Да хранят меня небожители от столь суровых испытаний! Уж лучше я останусь женщиной.

— Я тоже предпочту видеть вас женщиной, госпожа Юлиса, — улыбнулся Вилит, и сенатор с регистором Трениума понимающе переглянулись.

— Выпьете с нами, ваше высочество? — радушно предложил хозяин "ложи". — Мне как раз доставили несколько амфор с Даросских островов. У их вина весьма своеобразный вкус. Или вы предпочитаете аржейское?

— Я доверюсь вашему выбору, — небрежно отмахнулся знатный гость, как бы невзначай становясь между Пласдой Септисой Денсой и её племянницей.

Принимая из рук сенаторского виночерпия наполненный кубок, сообразительная супруга регистора Трениума, взяв под локоток госпожу Аппию Юлису Зоту, заговорила с ней о новых тенденциях моды, давая возможность молодым людям пообщаться между собой.

В это время с балкона конюшни сошёл последний знаменосец, и зрители на трибунах заволновались, предчувствуя упорную борьбу на финише.

— Но вы же скучаете, госпожа Юлиса, — склонившись к уху невольно отпрянувшей девушки, прошептал принц.

— Неужели так заметно, ваше высочество? — усмехнулась та.

— Нет, — успокоил её собеседник. — Только если приглядишься.

— Вы так пристально за мной наблюдали? — не удержалась от лёгкого кокетства Ника.

— Не мог налюбоваться своей будущей женой, — усмехнулся юноша.

Буквально на последних метрах опережая ближайшего соперника на половину лошадиного корпуса, первой пришла квадрига "жёлтых". Над Ипподромом прокатилась волна криков радости и разочарования.

В этот раз регистору Трениума не повезло, и он, улыбаясь, протянул горстку золотых монет Рулию Юлису Аску.

Попаданка понимала, что в её ситуации младший сын Константа Великого не просто лучшая, а прямо-таки единственная кандидатура на роль супруга, но с языка почему-то вдруг стали срываться совсем другие слова:

— И всё же я думаю, это не очень удачная мысль, ваше высочество. Вы же меня совсем не знаете.

— Того, что мне известно о вас, вполне достаточно, — мягко, но с нажимом возразил Вилит. — Вы мне нравитесь, родители не против нашего брака. Если вам самой не хочется за меня замуж, просто скажите. Навязываться не стану и сделаю всё от меня зависящее, чтобы избавить вас от брака.

Выругавшись про себя, Ника смущённо потупилась, гадая, с чего бы это вдруг она затеяла этот идиотский разговор? Неужели тот таинственный "игрок", которого она видела только один раз ещё в Некуиме, способен и её заставить делать глупости? Или просто захотелось лишний раз услышать о чувствах жениха?

— Тогда никогда больше так не говорите, — с упрёком произнёс тот. — Я хочу, чтобы вы стали моей женой, и если вы не против, клянусь молниями Питра, так и будет!