Наёмник

Лежа в окопе и сатанея от грохота взрывов, костерил себя последними словами за то, что родился таким придурком. Ну, вот за каким лысым чёртом я поперся на эту войну? Сидел бы себе в лесу, жрал бы жареную на костре оленину, запивал бы все это брусничным чаем и разведенным спиртом и в ус не дул. Так нет же, заело: Родина в опасности! Родину надо спасать! Если не я, то кто? Дурак! Дебил!

В лесу, на заимке Степаныча, я просидел всего неделю, потом, во время одной из вылазок в лес, чтобы проверить установленные силки, заметил висящего на дереве парашютиста. Мертвое тело в темно-синем комбинезоне, опутанное ремнями, висело в метре над землей, купол парашюта запутался в еловых ветках. Мертвый пилот под напором легкого ветерка, медленно раскачивался из стороны в сторону. Как маятник метронома: туда-сюда, туда-сюда...

Обрезал стропы, уложил тело на засыпанную снегом землю. Пилот оказался неожиданно пожилым дядькой, лет шестидесяти. Отчего он погиб, я так и не понял, видимых ран на теле не было. Может сердце не выдержало? Вроде, катапультирование — это та еще встряска, даже для молодого сильного организма, чего уж говорить о пожилых людях.

В карманах у пилота я нашел: пистолет Макарова с двумя запасными магазинами, блокнот с личными записями и сложенное вдвое фото, на котором молодая женщина, обнимала двоих пацанов-близняшек. С обратной стороны надпись — 'Дедушка мы любим тебя'. Вот и все! Никаких тебе секретных карт, донесений, наборов выживания и сухпайков. Пистолет, блокнот и фото с внуками.

Летчика я похоронил, пистолет и фото забрал себе. Перед могилой дал клятвенное обещание, что постараюсь найти этих пацанов и рассказать им, где могила их дедушки. Тогда же я решил, что хватит отсиживаться в лесу, пора бы и за Родину повоевать. Отголоски далекой артиллерийской канонады, я слышал последние три дня, а по ночам виднелось зарево пожаров. Даже самый последний идиот догадался бы, что на в России началась война.

Собрал походный набор, оружие, оседлал коняку и поскакал на звук грохота пушек. За несколько дней добрался до линии фронта. Хотя какая к черту линия фронта! Не было, ничего виденное мной в фильмах про Великую отечественную войну. Не было длинных, извилистых окопов, не было танковых колонн и бесконечных человеческих 'змей', идущей пешком пехоты. Я вышел к небольшому городку Острогожск, где стоял мотострелковый полк, при поддержке десятка танков и развернутого дивизиона ПВО состоящего из батареи ЗПРК "Тунгуска" и батареи ЗРК "Стрела-10". Тут же формировался батальон народного ополчения, в который набирали всех желающих. Поскольку у меня было с собой оружие, амуниция, запас провианта и лошадь, меня тут же приняли в ополченцы. Коня забрали для нужд кухни, а меня определили в разведвзвод.

В Острогожске наш батальон простоял всего два дня, потом нас погрузили в фуры-длинномеры и повезли на железнодорожную станцию Лиски, откуда в поезде отправили на север, но пути оказались разбиты, и пришлось топать пешком. Шли километров тридцать, за это время батальон 'похудел' на треть. На погрузке было двести пятьдесят штыков, а до небольшого поселка Студёновка добралось меньше двухсот бойцов, остальные отстали в дороге, некоторые из них, видимо самые сознательные и совестливые сдали оружие и боеприпасы. В Студёновке мы должны были переночевать и по утру выдвинуться к селу Старая Хворостань, где взять под охрану мост через реку Дон. Всю ночь на западе долбила артиллерия — звуки разрывов гремели глухо и не страшно. Переночевав и не досчитавшись поутру еще пятерых бойцов, дезертировавших за ночь.

Дорога между Студёновкой и Старой Хворостынью шла через сосновое урочище, мы двигались по этой дороге, быстрым шагом, чтобы согреться и быстрее добрать до реки. Вокруг было слишком спокойно, только впереди слышался рев двигателей и шум машин. Скорее всего, это шум машин подразделения, которое сейчас прикрывает мост, наверное, их предупредили, что мы идем им на смену и они готовятся двигаться дальше на Запад, как только мы их сменим. Наш взвод шел впереди с заметным отрывом, основные силы отстали.

— Взводный, глянь, чего это там? — спросил Расул.

Расулу семнадцать лет, он родом из глухого аула, где-то хрен знает, где в горах Дагестана. Его односельчане все умерли от обезьяньего гриппа, выжил только Расул. Видимо в голове у паренька при этом что-то сдвинулось, потому что вместо того, чтобы радоваться тому, что остался жив, он решил, что теперь те, кто распространил эту заразу его кровники. Вот так просто и незамысловато! Узнав, что вирус распространялся искусственно и шел он от наших заклятых 'друзей' с Запада. Расул собрал вещички и на перекладных двинулся на Запад мстить. Его взяли в батальон из жалости, чтобы хоть как-то удержать от безумной попытки добраться до своих кровников. Из-за того, что ему не было еще восемнадцати лет и не было службы в армии за плечами, ему не выдали оружие. Он выпросил у меня 'тигр' и с двухсот метров сбил спичечный коробок. Правда оружия ему все равно не выдали, но я подарил ему свой 'тигр', оставив себе СКС и Сайгу под 5,45. В общем, теперь он таскался везде за мной, уговаривая вместе двинуть на Запад, чтобы свершить кровную месть.

В придорожной канаве лежал закутанный в тулуп человек. Он был живой, но сильно обморожен — тулуп был накинут на голове тело. Оказалось, что мужик родом из Старой Хворостыни и её вчера вечером, вместе с мостом через Дон, захватили передовые отряды вражеских войск. Мужик успел убежать, но был сильно пьян, поэтому и заблудился, но сейчас, приняв на грудь для 'сугреву' сто грамм разведенного спирта, опознал свое местоположения и указал рукой направление, через лес, как можно срезать угол и сразу выйти на окраины его родного села.

Взводный отправил навстречу нашему батальону вестового с донесением, а сам принял решение произвести разведку у захваченного села. Обмороженного два бойца подхватили под руки и потащили в тыл.

— Сидоров, Иванов, остаетесь здесь, встретите батальон, — приказал взводный, — остальные за мной. Сидоров скажешь комбату, что мы выйдем на окраину Хворостыини и разведаем, что там, да как. Понял?

Взводный двинул напрямик через лес, ориентируясь по карте и едва заметной тропинке. К окраине Хворостыни вышли через двадцать минут. Всего нас было восемь человек. Из оружия: автоматы, один пулемет и шесть гранатометов — два РШГ-2, три 'Аглени' и один РПГ-7, с двумя запасными зарядами.

Окраина села была обозначена запорошенными снегом огородами, дальше шли скособоченные изгороди, а потом уже и жилые постройки. С виду село было небольшое, в центре, ближе к реке маячил купол церкви. Метрах в пятистах от того места, где мы прятались среди заснеженных кустов, образовалось скопище военной техники: десяток БТРов, пару БПМ и дюжина больших грузовых автомобилей. Вокруг всей этой техники толпились вояки — судя по численности, не меньше двух рот. Дымилась полевая кухня и пара касторов, где на треногах висели ведра. Настроение у вояк было жизнерадостное, было слышно, как они весело смеются, о чем-то перешучиваясь, друг с другом. В глаза бросалось то, что вражеские вояки, были явно разделены на две части, держались двумя группами на некотором расстоянии друг от друга. Одни кучковались около полевой кухни, другие возле костров, на которых разогревалась еда. Приглядевшись к флагам, реющим над бронетехникой, догадался что перед нами сводный отряд из двух рот — одна польская, другая украинская. Вот так захватчики?! Братушки — славяне!!! Суки! Вспомнились военные трофейные хроники советских лет, там тоже показывали довольные морды фашистов в первые дни войны. Тогда фрицы смеялись и радовались войне, прям, как эти сейчас!

Взводный пошушукался со своим замом, невысоким, полноватым дядькой лет шестидесяти, который, суда по слухам воевал еще в Афгане и выдал свой вердикт:

— Надо по ним сейчас ударить. У нас шесть гранатометов. Одним залпом накроем всю эту свору, отстреляемся из леса и отойдем к дороге. Нельзя ждать пока они поедят и погрузившись на броню покатят дальше. Все согласны?

Я и остальные промолчали, глядя на лица своих сослуживцев, понял, что они бояться. Никто не возражал, против атаки на врага.

— Даг и Историк, вы с оптикой занимайте позицию здесь, — приказал нам с Расулом взводный, — а остальные за мной. Парни, ваша цель — радисты, командиры и водители машин. Начинаете, как только мы дадим залп из гранатометов. Поняли?

Мы синхронно с Расулом кивнули и как только остальные разведчики скрылись среди деревьев, принялись обустраивать свои позиции. Я разместился за широким, раздвоенным у самой земли, стволом сосны. Утоптал снег, расстелил сверху коврик-пенку и улегся на него. Ствол опер на расщелину ствола и глядя в оптический прицел принялся выискивать тех самых командиров, радистов и прочих мехводов.

Расул свою позицию устроил среди веток, взобравшись по стволу метров на шесть. Там тоже ствол раздваивался и он, привязав себя к толстой ветке, устроился, как орел на помосте.

Скажу честно, в этот момент я нисколечко не боялся, вот ни капельки. Наоборот, тело охватил охотничий азарт и предбоевой мандраж. В оптику прицела я разглядел нескольких командиров, которые стоя в сторонку пили что-то из термоса, суда по их довольным рожам и тем, что они закусывали, распивали они, явно не чай.

Время текло необоснованно медленно, я никак не мог дождаться начала атаки, сколько не прислушивался, а выстрелы прозвучали все равно неожиданно. Хлопнули один за другим шесть выстрелов, стремительные росчерки ракет ударили в скопище техники и людей. Самый большой урон нанесли ракеты из гранатомётов РШГ-2. Реактивная штурмовая граната РШГ-2 представляет собой реактивный снаряд с термобарической боевой частью калибром 72.5 мм, иначе называемой "боеприпас объемного взрыва". Мощность взрыва такого боеприпаса равняется мощности трех килограмм тротила. Взводный с остальными бойцами подобрались метров на триста и все шесть ракет ударили точно в цель. Противотанковые, кумулятивные гранаты ударили по бронетехнике, подбив два БТРа и две БМП, а штурмовые гранаты взорвались среди живой силы противника.

В суматохе взрывов я потерял из виду примеченную группу командиров, распивающих спиртное из термоса, да и радистов, с механиками водителями, к своему стыду особо не рассмотрел. Чтобы не тратить время зря принялся стрелять в копошащийся человеческий муравейник. За десять минут я расстрелял все двенадцать обойм, которые у меня были снаряжены. Сколько поразил при этом солдат противника и не сосчитать. Бил особо не выцеливая, стараясь стрелять по группам вражеских бойцов.

После того как остальные отстрелялись из гранатометов, они открыли огонь по врагу из пулемета и автоматов. Поскольку их было больше, и они располагались значительно ближе к врагу чем мы с Расулом, то нас враг не замечал.

Я расстрелял несколько групп вражеских солдат, которые грузились в машину, они толпились перед задним бортом, толкались и мешали друг другу, только после того, как замертво упал их пятый побратим, они сообразили, что находятся не в самом безопасном месте и разбежались в разные стороны. Потом я всадил обойму в расчет крупнокалиберного пулемета, сразив пулеметчиков четырьмя выстрелами, остальные патроны добил в корпус самого пулемета.

А дальше бил, не разбирая кто есть кто, просто ловил очередную цель в перекрестие прицела и нажимал на спуск, в случае промаха вносил корректировку и вновь давил на спуск.

Безнаказанная стрельбы с нашей стороны продолжалась недолго, минут десять, потом вражины разбежались по безопасным нычкам и начали активно отстреливаться. Последним выстрелом из РПГ-7 с нашей стороны удалось поджечь 'наливник' — автоцистерну на базе трехосного КамАЗа. Полыхнуло, будь здоров, как будто изверглось жерло вулкана, раскаленное море огня плеснуло в разные стороны, затопив площадку, на которой разместилась бронетехника.

— Дядя Леша у тебя патроны еще есть? — раздался сверху крик Расула.

— А ты, что все истратил? — удивился я.

— Ага, все в дело ушло, видел, как шайтаны бегали? — довольно оскалился подросток.

— Слезай, у меня пусто, — развел я руками. — Пошли ближе подойдем, может у мужиков чем-нибудь разживемся.

Подросток слез с дерева, но дальше мы никуда не пошли, так со стороны дороги подошли наши основные силы. Мы тут же разжились патронами, к нам добавилось еще четверо стрелков с СВД и расчет крупнокалиберного пулемета. Остальные растянулись цепью вдоль кромки леса и как только комбат дал команду 'огонь' начали стрельбу из всего что было. Одна рота все это время быстрым шагом, переходящим в бег, двигалась по дороге. Под прикрытием массированного огневого налета, запасная рота скрытно подошла со стороны дороги и атаковала позиции врага. За час наш батальон выбил врага из села Старая Хворостынь и захватила мост через Дон. Во время боя мы потеряли шесть человек убитыми. Так же было семь тяжело раненых и трое легкораненых. В одном из сараев нашли расстрелянных селян, они лежали скопом: два бабки, один старик и женщина с двумя детьми. Куда делись остальные мы не знали. В плен взяли восемнадцать вражеских солдат. После допроса всех расстреляли, потому что конвоировать их в тыл никто не хотел, а штаб сказал: 'что хотите с ними то и делайте, не до них нам сейчас, и вообще, какого хуя вы там делаете, если у вас был приказ двигаться к Аношкино. Ну, ладно раз захватили мост, держите его'. Комбат, услыхав такую новость как-то сразу приуныл, видимо понимая, что нас скорее всего здесь и забудут.

На трофейном грузовике отправили в тыл раненых, а сами перешли через мост и принялись окапываться на другой стороне. Окапывались с умом, используя трактор. Оружия и патронов хватало, смущало только, что трофейное вооружение было под НАТОвский калибр.

Собственно говоря, на этом победный путь нашего добровольческого батальона закончился, к вечеру прилетели беспилотники и разнесли к херам собачьим наши позиции, за рекой. Собрав раненых и убитых, мы оттянулись к Старым Хворостням. Прицепив к трактору прицеп, уложили туда раненых и отправили в тыл. В строю осталось сто двадцать человек.

Утром прилетели наши самолеты и раздолбали мост, а заодно и накрыли селуху, в которой мы квартировались. Попытки связаться со штабом и летунами ни к чему хорошему не привели, нас никто не слышал. К обеду появились вражеские передовые машины и приготовились к переправе, отстрелялись по ним нескольких трофейных КПВТ и ПТУРов и отошли в лес. В лесу закапались на совесть, взрывая землю с помощью снарядов.

В этом лесу мы уже второй день и сидели, переживая один огневой налет за другим. Нас долбили из вражеской артиллерии, накрывали ракетные залпы, пару раз прилетали самолеты, причем один раз, вновь наши, российские штурмовики. Утюжили, наш лес со всех сторон! И чего они к нему прицепились?!

Я лежал на дне собственноручно выкопанного окопа и немел от страха. Сверху сыпалась земля, деревянная щепа и отборные маты, взводного, сидящего в соседнем окопе:

— Ёбанные летуны, падлы такие! Вот вернемся назад, я вас, суки такие научу Родину любить! Что бы вы всю жизнь срали задом наперёд!