Так что я воспротивился и этому нововведению Степана Осиповича, облегченные снаряды тоже не прошли. Хотя здесь Макарова очень активно поддерживало министерство финансов. Любая, даже самая незначительная возможность уменьшить финансирование флота только радовала Витте. После истории с покупкой Гуама и арендой Самара мы с ним окончательно рассорились... Но справились. Новые бронебойные снаряды были даже несколько тяжелее тех, что ранее использовались для орудий схожего калибра. Вследствие того, что были более удлиненными, а за счет использования более качественной стали имели чуть менее толстые стенки и несли в себе увеличенный заряд взрывчатого вещества. Ну а по фугасным снарядам разница в весе взрывчатого вещества со снарядами старого образца составила почти полтора раза. Возможное падение начальной скорости более тяжелых снарядов частично скомпенсировали увеличением длины ствола, и сейчас новые пушки, кроме всего прочего, испытывались еще и на живучесть. Отчего расход боеприпасов был просто бешеный. Ну да мы с Витте и без того на ножах, так что ничего страшного...
Еще одним бросающимся в глаза отличием снаряда была его форма. И наличие так называемого "макаровского колпачка",[22] что слегка примирило обидчивого Степана Осиповича с моей персоной... И вообще, вероятно, это были первые русские артиллерийские снаряды, чья форма разрабатывалась в строгом соответствии со всеми современными достижениями аэродинамики. Хотя аэродинамическая труба для баллистических исследований в России применялась с 1878 года...
В-третьих, у Русской православной церкви наконец-то, впервые с 1700 года, появился патриарх, коим стал первенствующий член Святейшего Синода, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Палладий. Бурная общественная дискуссия затянулась почти на полтора года, но в конце концов общество успокоилось и выработало некий консенсус, заключавшийся в том, что патриарх — нужен, и церковную жизнь, а также взаимоотношения церкви и государства следует реформировать. Но не резко, а постепенно, не разрушая уже достигнутое и избавляясь от отжившего с осторожностью. Дабы, так сказать, не выплеснуть с водой и ребенка.
Несмотря на вроде бы достигнутый консенсус, рубка на Поместном соборе была страшная. Ибо взгляды делегатов оного на то, что может считаться достижением, а что точно является отжившим, разнились кардинально. Группа, объединившаяся вокруг Победоносцева, ставшего делегатом почти автоматически и участвовавшего в Соборе более чем активно, насмерть схлестнулась с группой, возглавляемой прогрессивным крылом церкви, лидером которого был архиепископ Выборгский и Финляндский Антоний. Я в Поместном соборе официально не участвовал, хотя меня там желали видеть очень многие, и вместо себя отправил на него брата Павла. Не захотел слишком заметно влезать в это дело, вызвавшее столь бурный общественный резонанс. При горячей "любви" ко мне "прогрессивной" прессы занятая мною позиция тут же вызовет безудержное желание смешать меня с грязью, что может негативно повлиять на некоторых не слишком разбирающихся в дебрях наших с прессой взаимоотношений депутатов. А это несомненно затруднит продвижение церковной реформы в направлении, которое я считаю предпочтительным. Так что я шифровался как мог, вообще отказываясь комментировать течение общецерковной дискуссии, а на работу Собора воздействовал путем личных встреч с кое-какими влиятельными делегатами, а также через брата — он появлялся у меня во дворце каждый вечер на протяжении всех пяти недель заседаний с подробнейшим докладом.
Впрочем, полностью сохранить видимость собственного неучастия в процессе мне так и не удалось. Когда я ознакомился с уже почти согласованными итоговыми документами Собора, которые приволок мне избранный в редакционную комиссию брат Павел, выяснилось, что группе Победоносцева удалось протащить в них несколько положений, каковые я считал категорически неприемлемыми. Причем, судя по всем раскладам, вероятность их принятия была очень высока... Над тем, как этого не допустить, я ломал голову почти всю ночь, а рано утром, так и не выспавшись, нанес несколько визитов, результатом которых стало, с одной стороны, исчезновение из итоговых документов всего, что меня не удовлетворяло, а с другой — опубликованная тем же вечером во всех газетах сенсационная новость о создании Всероссийского православного попечительского совета. Да, вот так, лидеры мелких фракций и не примкнувшие ни к одной группировке депутаты Собора были мною попросту куплены. Куплены обещанием того, что в обмен на исполнение моих условий они получат возможность "порулить" довольно солидными финансовыми потоками. Ну еще бы, я обязался сразу же перечислить на счет данного совета три миллиона рублей и посулил перечислять столько же и в последующие годы... Вот только никто из свежеиспеченных членов попечительского совета даже не догадывался, что большая часть этих денег уже была запланирована мною на, так сказать, демографическую программу. Семьи здесь и так были многочисленными, но я решил максимально простимулировать рождаемость. Уж больно сильное впечатление на меня произвели статьи в покинутом мною будущем о так называемом "русском кресте". И я хотел перед грядущими испытаниями "накопить" как можно больше русских. Тем более что обойтись это мне должно было по сравнению со всякими "материнскими капиталами" XXI века просто в копейки.
Идея была в том, чтобы, привязавшись к слову "семья", выдвинуть пусть и слегка спорное с точки зрения строгой логики, но весьма красиво звучащее утверждение, что, мол, в истинно русской семье должно быть не менее семи этих самых "я", под которыми подразумевались дети. И по рождении седьмого ребенка счастливым родителям вручалась весьма существенная по крестьянским меркам сумма в размере опять-таки семи рублей. За восьмого выплачивалось восемь, за девятого — девять рублей, и так далее. При среднем приросте населения в два с лишним миллиона новорожденных, с учетом того, что часть из этих новорожденных является первыми, вторыми, третьими и далее детьми в семье, а также что около четверти из оных рождается не в православных семьях, общие расходы на программу должны были составить как раз около двух с небольшим миллионов рублей плюс накладные расходы, плюс содержание аппарата контроля, плюс расходы на пропагандистскую компанию... Короче, для "руления" членам попечительского совета оставались сущие крохи. Ну да и хрен с ним...
Кроме того, развернувшаяся общественная дискуссия привела к еще одному неожиданному результату, охватив довольно широкие слои студенческой молодежи и хотя бы на время заставив их отвлечься от поисков "самой точной и абсолютно верной формулы настоящего всеобщего счастия", к которому — ну это ж совершенно понятно — можно прийти только путем бескомпромиссной вооруженной борьбы, осуществляемой в виде революционного террора либо социальной революции... Мне было совершенно ясно, что этот эффект для большинства продлится недолго. Но, даст Бог, за это время десяток-другой молодых людей проскочит период юношеской экзальтации, вследствие чего число местного варианта шахидов-смертников, то есть бомбистов и стрелков-террористов со снесенными гормональным взрывом мозгами и юношеской склонностью к "простым, всем понятным, легко достижимым неверным решениям",[23] слегка уменьшится. А вот число жутко необходимых стране молодых и образованных профессионалов, наоборот, возрастет ровно на эту же цифру...
...Когда орудия прекратили грохотать, я выбрался из наблюдательного блиндажа и потряс головой. Хотя огневые позиции находились от нас почти в двух километрах, а мишени еще в два раза дальше, рев орудий неслабо давил на уши. Но я улыбнулся. Как в молодости побывал.
Сервера убыл на родину в начале августа. Перед отходом его крейсерского отряда мы встречались с ним еще раз. И он меня порадовал. Адмирал был сух, деловит и лишен иллюзий. Он поинтересовался у меня возможностью поставок нами испанцам снарядов для испанских орудий и получил от меня заверения в том, что мы готовы поставить любое потребное количество, причем по очень привлекательным ценам. Все равно нам надо было освобождать склады от старых снарядов, потому что использовать их даже для учебной стрельбы не представлялось возможным. Уж очень разной была баллистика. Так что старые снаряды я готов был продавать кому угодно и по цене металлолома. Меньше геморроя с разборкой и утилизацией. Поэтому предложение Серверы нашло у меня самый горячий отклик. Впрочем, и испанцы выигрывали немало. По моим ценам они приобретали два, а по некоторым калибрам и три снаряда за ту же цену, в которую им ранее обходился один. Жаль только, что калибры у нас совпадали в очень небольшом диапазоне. Во всяком случае, морские. С сухопутными было полегче...
Между тем события в Испании разворачивались в довольно благоприятном направлении. По-видимому, по возвращении из России Сервера смог-таки кое в чем убедить опытнейшего Прахедеса Мато Сагасту, вернувшегося во власть после падения правительства Кановаса. Тем более что адмирал был с ним отлично знаком, поскольку в 1892 году входил в правительство Сагасты в должности морского министра. И Сагаста сейчас активно задабривал кубинцев, что сразу же снизило накал сопротивления. К тому же полученное от нас золото позволило энергично заняться ремонтом кораблей, до того проводившимся ни шатко ни валко, а также мероприятиями по повышении) боеспособности армии и флота. Так, например, было дополнительно набрано и отправлено на Филиппины еще около десяти тысяч штыков пополнения. Войска на Кубе тоже были пополнены. Похоже, Сервера так и не внял моему совету — оставить Кубу. Впрочем, возможно, дело было не в Сервере... Кроме того, были дополнительно закуплены вооружение, боеприпасы, продовольствие и амуниция, существенная часть которых была направлена экспедиционным корпусам на Кубе и Филиппинах, а также размещены заказы на их дополнительное изготовление. Только у нас за прошедшую осень испанцы закупили два корабля, изрядно опустошив армейские и флотские склады. Ну да при таких-то ценах...
В принципе я рисковал. После этих торговых операций у нас на складах практически не оставалось резервных боекомплектов к тем орудиям, которые совпадали с испанскими по калибрам, и напади сейчас кто на Россию, воевать нам было бы тяжеловато. Но пока желающих напасть на Россию на горизонте не наблюдалось. Да и калибры, как уже говорилось, у нас с испанцами совпадали в очень узком секторе. Во всяком случае, с боекомплектами главного и среднего калибров большинства наших кораблей все было почти нормально. Поэтому я посчитал подобный риск оправданным. Тем более что выигрыш от этого решения тоже был существенным. Ибо все мои нововведения имели один, но очень большой недостаток: они требовали денег, и гораздо больше, чем все старые, привычные решения. Так что я не брезговал ни единой возможностью заработать хоть сколько-нибудь...
Вообще-то, как я себе это представляю, если бы не резкий рост промышленного потенциала России, вызванный в первую очередь строительством моих заводов, а затем, по цепочке, и общим оживление промышленности и строительства в стране, подавляющее большинство моих нововведений, скорее всего, не появилось бы на свет. Просто не на что было бы исследовать, разрабатывать, конструировать и принимать на вооружение. И единственным выходом для страны оставался бы тот, который она пыталась использовать в прошлой истории: брать "лучшие зарубежные образцы" и повторять их на своей базе, с отставанием в лучшем случае на три-пять, а то и вообще на десять-пятнадцать лет. И все вопли насчет отсталых царских чиновников, гнобящих отечественных изобретателей и стелящихся перед иностранцами, — чушь. И про чудовищную коррупцию — тоже.
Нет, коррупция в России была. Точно. Но, прожив в этом времени уже пятнадцать лет, я был совершенно уверен, что по уровню коррупции Российская империя никак не превосходит ту же Францию, или Италию, или, скажем, САСШ. А по уровню мошенничества так и отстает от них. До таких афер, как французская Панама или некоторые американские акционерные компании по постройке железных дорог, собиравшие десятки миллионов долларов, но не уложившие за время своей деятельности ни мили рельсов, Россия дожила только в 90-е годы XX века. Ибо сравниться с ними могли лишь пресловутые залоговые аукционы. Так что дело не в этом. В стране банально не было денег на осуществление широкомасштабных исследовательских и доводческих программ. Ведь из десяти перспективных разработок до промышленного образца, как правило, доходит одна. Но ведь чтобы получить эту одну, оплачивать разработки экономике приходится по всем десяти. А вот компенсируется потом только та разработка, которая пошла в производство. Все остальное — деньги на ветер... Нет, компенсация потом может принести в разы больше, чем затраты на все десять проектов, но это же потом... а чтобы раскрутить маховик, требуются крупные первоначальные вложения с возможностью длительное время нести безвозвратные потери. У меня такая возможность, вследствие бесперебойного потока достаточно дешево обходившегося мне южноафриканского золота, была (ну да для того все и затевалось). И я сумел запустить этот процесс. Поэтому экономика страны с некоторым скрипом, похоже, сумела в 90-е годы XIX века слегка прибавить темп и начать разгоняться, параллельно с этим изрядно наполнив казну и постепенно переходя в состояние, при котором она уже могла себе позволить разворачивать широкомасштабные исследовательские и доводческие проекты.
Ну а еще одним следствием этого в первую очередь экономического, а уж только потом технологического рывка стало то, что я, как генерал-адмирал, мог распоряжаться куда большим бюджетом, чем в той истории, что осталась ныне только в моей памяти. Ну да суммарный бюджет-то, по моим прикидкам, вырос уже как минимум на треть по сравнению с тем, что Российская империя имела в эти года в истории покинутого мною времени. А я так думаю, что доля флота в этой прибавке была даже непропорционально крупнее. Ибо и авторитет мой тут был гораздо выше, чем у моего "донора" в реальной истории, вследствие чего я отхватил себе такой кусок от общего бюджетного пирога, какой ему ни за что не достался бы. Что в свою очередь позволило мне вполне успешно реализовать некоторые мои задумки по флоту, а теперь уже и по армии. И то ли еще будет...
...Со стороны огневых позиций послышался треск. Я повернулся. Ко мне, стрекоча двигателем, приближался "Скороход-50". Новая модель моего автомобильного завода. Он по-прежнему имел открытый кузов с кожаным тентом, но уже был четырехместным. Эти машины начали производить только в конце прошлого года, и первые десять образцов я передал безвозмездно в ГАУ и Военно-морское ведомство, а также преподнес в дар императору. Две из них обслуживали данный артиллерийский полигон. А что? Расстояния здесь — мама не горюй, а максимальная скорость у "Скорохода-50", как следует из названия, — пятьдесят верст в час. Никакой тарантас не угонится. Количество же инженеров, конструкторов и высокопоставленных военных, по своему статусу и образу жизни растерявших, а порой и не имевших навыков верховой езды, в среднем куда больше, чем во многих других местах. Так что эти машинки быстро были оценены. Правда, первое время пассажиры зачастую передвигались на них зажмурив глаза и вцепившись в борт, а ведь до полной скорости проинструктированные механики пока не разгонялись. Но и сорок километров в час здесь казалось невообразимой скоростью. Конечно, некоторые поезда ходили и побыстрее, хотя средняя скорость оных не превышала тридцати пяти верст в час, да и породистые рысаки на ипподромах могли развить большую скорость. Но в вагоне скорость чувствуется куда меньше, чем в открытом автомобиле, а среди пассажиров автомобилей пока не встретилось ни одного, кто имел бы опыт работы жокеем.
