Третий шаг. Книга 3. Очарование Ремиты

— Как же мы пойдем неизвестно куда без припасов, без всякого снаряжения? — недоумевала Джулия. — Ведь были же под школой подземные склады, должно хоть что-то там остаться. Может, пошлем мужчин на разведку? Пусть добудут что-нибудь.

— Да-да, — поддакивала ей Тетя Поля, — я сама схожу. Только мне известно, где что лежит. Я принесу. А то, в самом деле — ни посудинки, ни крошки хлеба. Вы же дети, вам надо хорошо питаться, чтобы расти.

— Мне просто необходимо сделать компресс, — причитала Лена, разглядывая себя в Джулино зеркальце. — Я стала страшной, как смерть. Вдруг эта жуткая опухоль останется навсегда?

— Давайте скажем наставнику, что никуда не пойдем, пока не будем обеспечены всем необходимым. — Джулия ковала железо, пока горячо.

Все их благие планы рухнули в одночасье, стоило внезапно над ними появиться литу. Он летел очень низко, почти касаясь верхушек псевдодеревьев, и потому был замечен в самую последнюю минуту. Кокроша едва успел махнуть рукой, приказывая всем спрятаться.

— Никто не пойдет ни за какими припасами, — сказал он, когда опасность миновала. — Над школой кружит много непрошеных гостей. Разбиваемся на отряды и немедленно расходимся.

— Но, может...

— Никаких "может". Шутки в сторону — речь идет о жизни и смерти!

Все взбудоражено засуетились. Как-то сами собой образовались две группки, одна вокруг Кокроши, вторая — около Винтера. Профессор Макгорн, казалось, до конца так и не проснулся и едва двигался, словно сомнамбула.

Джон, увидев Олега, приветливо помахал рукой.

— До встречи, — крикнул он. — Не беспокойся. Я помню, что ты говорил. Будь спокоен.

— До встречи, Седой, — ответил Олег и, сжимая в руке Горгончика, бросился к Злате. Девочка потянулась было навстречу, но, увидев его радостную улыбку, неуверенно застыла на месте. Расставание — грустный момент. Чему он так радуется? Тому, что уходит вместе с Леной?

— Злата, как ты себя чувствуешь? — спросил Олег. Сдержать улыбку ему по-прежнему не удавалось.

— Ничего. Спасибо.

Повисла пауза. Олег не знал, как сказать ей о своих чувствах. Он никогда еще не говорил с девочками о том, что всегда касается только двоих. А сейчас был явно неудобный момент для того, чтобы подобрать правильные слова, — уж больно много посторонних глаз и ушей вокруг.

— Если б ты знала, как мне неохота расставаться с тобой!

— Тогда чему ты радуешься?

— Вот! — Он раскрыл ладонь. Горгончик слабо пискнул. — Держи своего несчастного выкормыша.

— Ой, где ты его нашел?

— Искал, — неопределенно ответил Олег, почему-то решивший не сознаваться, что увидел робота-игрушку случайно. — Он, наверное, целую ночь полз к нам. Растратил все свои силенки. Его надо покормить, а то может испортиться.

— У нас же ничего нет из еды. Что делать?

— Может, профессор найдет какое-нибудь растение, пригодное в пищу твоему клопику. Попроси его.

— Хорошо.

— Где ты его вчера оставила?

— Не помню. Наверное, он выпал у меня из кармана, когда мы шли к озеру. Я тогда доставала платок. Хотела намочить и приложить к голове.

— Неужели он преодолел такое большое расстояние?

— Он у меня маленький, да удаленький. Во какой отважный, Горгончик мой родненький...

— И верный. Любит тебя.

— Да, он меня любит...

Олег осторожно прикоснулся к руке Златы, стараясь незаметно для всех — даже для самой девочки — погладить ее.

— Мы уже уходим, — послышался голос Джулии. — Олег, ты скоро?

— Сейчас!

— Мне так страшно за тебя, — сказала Злата.

— А мне за тебя. Смотри, будь осторожнее в сельве. Как увидишь Змея, сразу отходи от него подальше.

— Хорошо.

Обернувшись, Олег увидел, как Кокроша углубляется в сельву. За ним шла Лена, прикрывая рукой опухшее лицо. Ее подталкивала в спину Джулия, все время оглядывающаяся назад. Лоркас нетерпеливо топтался на месте — наставник велел ему идти замыкающим.

— Злата, догоняй нас, — крикнул Джон. Отряд Винтера уже вышел из поля зрения.

— Ну, до встречи, — сказал Олег, тяжко вздохнув. Ему вдруг стало очень грустно.

— Мы уже ушли, — издалека донесся крик Джулии.

— До свидания, — тихо произнесла Злата, сделав шажок навстречу.

Сейчас она стояла совсем близко. Но Олег, не решившись на открытое проявление чувств, отнял свою руку и, повернувшись, пошел к Лоркасу. Сделав несколько шагов, оглянулся назад. Злата стояла на том же месте и махала ему рукой. Помахав ей в ответ, он, поторапливаемый учителем, обреченно двинулся в чащобу.

Когда Олег обернулся в следующий раз, Златы не было видно за сплошным зеленым покровом. Сзади доносилось только сопение Лоркаса, прилежно двигающегося следом.

Со всех сторон их окружила дикая сельва.

Сельва

Идти было довольно тяжело из-за грибообразных неровностей, где скользких и упругих, а где трухлявых, разваливающихся от малейшего прикосновения. Прежде чем сделать очередной шаг, приходилось подолгу пробовать, надежна ли опора под ногами. С другой стороны, большие растения — за ними потихоньку закрепилось название "деревья", хотя, конечно, при ближайшем рассмотрении становилось очевидно, что ничего общего с земными деревьями они не имели — почти не мешали. Это издалека сельва кажется непроходимой из-за переплетений псевдолиан и хаотично растущих стволов. Оказавшись внутри нее, замечаешь достаточно широкие проходы, а те же лианы "свертываются" от легкого прикосновения, раздвигаются, фактически не препятствуя движению.

Кокроша шел впереди. Периодически он замедлял шаг, чтобы подтянулись остальные. За ним шли Джулия с Леной, беспрестанно разговаривая на ходу. Далее Олег и, наконец, шумно дышащий Лоркас.

Джулия делилась с Леной своими обширными знаниями по уходу за лицом. Как надо умываться, какие маски когда накладывать, в какой последовательности применять различные косметические средства. Лена, пораженная обилием обрушившейся на нее информации, робко пыталась направить подругу в более практичное русло, допытываясь, что ей делать с той опухолью, которая образовалась после ужаливания пчелы. "Она даже колышется сама по себе, как прилипший кусок желе, — жаловалась Лена, — вдруг возьмет, и оторвется, когда я сильно прыгну. Что мне тогда делать?" В ответ Джулия начала рассказывать, каким образом можно улучшить свое лицо — что-то в нем уменьшить, другое выпятить и так далее. Все бы ничего, но вдали от цивилизации перечисляемые ею приемы представляли чисто теоретический интерес.

С легким напряжением преодолев первые сто-двести метров, Олег приноровился к предательской почве, и мысли его обрели свободу от текущих обстоятельств. Он думал о Злате, представляя себе, как сейчас она бредет по сельве. Вспоминал свои необычные утренние ощущения, последующий разговор с Аликом, вчерашнюю беседу с учителем... Проснулось чувство голода — в это время они обычно завтракали. Если учесть, что ужина не было... Как это Кокроша учил отвлекаться от неприятных ощущений? До сего дня еще не было повода применить эти знания на практике.

На поверхностный взгляд, сельва была полна пищи. Из общего зеленого фона глаз выхватывал грозди желтых бочкообразных отростков — наверняка плоды — и какие-то аппетитные на вид, вкусно пахнущие наросты. Попадались и образования, более похожие на плоды земных растений. А то, что вначале Олег принял за цветы, на самом деле было, вероятно, ртами — с их помощью одни обитатели сельвы пожирали других. Основная часть "цветов" ловила своими клейкими середками семена, кружащиеся в воздухе, высасывала живительные соки, а сухую кожицу сбрасывала вниз. Другие "цветы" тянулись к созревшим плодам и обгладывали их. Неужели человеку не найдется, чем утолить голод на этом буйном пиршестве?

Идущий сзади Лоркас часто падал, единственный из всех не сумев выработать чувство интуитивной оценки коварной почвы. Иногда он проваливался даже в глубокие ямы, невесть откуда взявшиеся на его пути. Тогда Олегу приходилось возвращаться и помогать ему выбираться. С каждым разом это было все труднее и труднее, так как Лоркас постепенно покрывался толстым слоем липкой грязи.

Вытащив его из очередной расщелины, наполненной жгуче-зеленой жидкостью, Олег спросил:

— Учитель, почему говорят, что в сельве нет пищи для человека? Вон сколько всяких плодов висит.

Лоркас, отдуваясь, с трудом ответил:

— Да как всегда, небольшое преувеличение. Не усваиваются земными организмами только местные белки. Однако есть масса растений, содержащих разнообразные углеводы и жиры. Попадаются — правда, довольно редко — растения, содержащие уникальные по своим свойствам ферменты, ароматические вещества и витамины.

— А почему мы не можем есть здешние белки?

— Кто тебе сказал, что не можем? — Лоркас воспользовался удобной возможностью, чтобы присесть. — Ядовитых для нас растений здесь почти нет. Пожалуйста, ешь, что хочешь. Особого вреда не будет. Пользы, впрочем, тоже.

— Почему?

— Не та хиральность.

— Не понял.

— Вспомни, вы сталкивались с этим понятием, когда изучали генетику. Оно означает свойство асимметричности земных белков, подобной отличию правой руки от левой.

— А, левозакрученность...

— Совершенно верно!

— Ау! — донесся голос Джулии. — Олег, где ты? Что-то произошло с учителем? Мы вас давно не видим.

— Пойдемте, — сказал Олег, — чтобы не задерживать остальных.

Лоркас поднялся с тяжким вздохом, но свои разъяснения продолжил.

— Вспомни, когда вы проходили неорганическую химию, я обращал ваше внимание, что свойства веществ зависят не только от того, из атомов каких химических элементов они состоят, но и от взаимного размещения этих атомов в пространстве. Яркий пример — графит и алмаз. Оба состоят из углерода, но абсолютно не похожи друг на друга. Пространственное строение органических молекул играет еще более важную роль. А-ап... — Лоркас с головой провалился в очередную яму.

— Я немного отвлекся, — продолжил он, когда Олег помог выбраться ему на твердую почву. — Так вот, все земные живые организмы построены из белковых молекул, представляющих собой двойные или одинарные спиральки, закрученные в левую сторону. А ремитские белки правозакрученные. Поэтому-то они не усваиваются нами.

— Но в желудке они расщепляются...

— Да, расщепляются. До аминокислот, которые также оказываются правозакрученными и, вследствие этого, бесполезными. Или даже вредными, так как засоряют земной организм ненужными веществами.

— Но почему так устроено: на одной планете — левозакрученные белки, на другой — правозакрученные?

— Откровенно скажу: не знаю. По этому поводу существует много теорий. И, как всегда, если есть несколько различных объяснений одного и того же явления, значит, истина не найдена. До сих пор не ясно, на каком этапе зарождения белковой жизни происходит "выбор" хиральности, но пока упорно констатируется факт, что все живое, принадлежащее одному геобиоценозу, производит белковые молекулы одной разновидности. Это является большой загадкой природы. Ты только представь себе: почти в каждой клетке человеческого организма синтезируется около десяти тысяч различных белков, и фактически все они ... а-ап... о-о...

Снова падение. На сей раз Лоркас выкарабкался самостоятельно, но с разбитым носом. Поэтому продолжил он явно "не с того места":

— Между прочим, программы синтеза белков в клетке не только согласованы между собой, но и сообразуются с иммунологическими требованиями и структурой цепочек питания. Это наталкивает на мысль о том, что по-настоящему жизнеспособным является только геобиоценоз, а всякая меньшая экосистема, если ее изолировать и бросить на произвол судьбы, обречена на вымирание... — Отчаянно махая руками, учитель умудрился не упасть и, довольный своей ловкостью, спросил: — Кстати, ты не задумывался над вопросом, почему мы спокойно гуляем по сельве? Ежесекундно на нас обрушивается лавина чужеродных микроорганизмов и вирусов, спор и семян, а нам хоть бы что.

— Меня удивляет, что все местные растения какие-то... пугливые, что ли. Прикоснешься к какой-нибудь колючке, так она тут же сворачивается, отодвигается. Словно мы страшно ядовиты. Неужели они чувствуют, что мы устроены иначе, из других белков?

— Не знаю. Может, что-то и чувствуют. Надо сказать, что это более чем странно, так как мы ощущаем чужеродность сельвы только визуально. Различие между местной, исконно ремитской жизнью и той, что привнесена сюда человеком, не только в хиральности белков. Земная жизнь организована гораздо сложней и, как следствие, намного сильнее и агрессивнее. Сколько усилий тратил профессор Макгорн, чтобы не разрастался тот маленький оазис, в котором находилась наша школа! Сколько внимания требовалось, чтобы поддерживать экологическое равновесие на границе сельвы! Если все будет пущено на самотек, то очень скоро вот эти места, где мы сейчас находимся, будут поглощены земной растительностью. Она распространится вслед за земными микроорганизмами, которые, предоставленные самим себе, начнут экспоненциально размножаться и создавать свою среду обитания. В результате их жизнедеятельности здесь изменится буквально все, совершенно другим станет состав почв, воды и так далее. Вслед за микроорганизмами и растениями сюда придут насекомые, затем — все прочие земные организмы. И эта волна жизни покатится дальше, сметая чужаков с лица земли. Каких-нибудь лет эдак... триста — и от всей этой сельвы не останется и следа.

После некоторой паузы, необходимой чтобы отдышаться, Лоркас продолжил:

— Да и вообще местный геобиоценоз явно ущербный по сравнению с земным...

— А что такое — геобиоценоз?

— Под биоценозом понимается совокупность живых существ — различных одноклеточных, растений и животных — в какой-нибудь области. Говорят, например, "биоценоз озера", "биоценоз леса" и так далее. Приставка "гео" означает, что в качестве такой области принимается вся планета. Есть еще такое понятие, как "биосфера", — совокупность живых существ и среды их обитания. Введение этого понятия в свое время позволило понять место живого в природе. Было, например, доказано, что жизнь коренным образом переделывает свое косное окружение, создает благоприятные для себя условия существования. Главную роль в этом играют простейшие. Вот почему основная масса живого вещества содержится, как правило, в микроорганизмах. На Земле общий вес одноклеточных организмов во многие тысячи раз больше, чем вес "видимых" живых созданий — деревьев и кустарников, рыб и животных. Иными словами, жизнь — это пирамида...

— Понятно. А нельзя жить без микробов?

— Ни в коем случае! Каждый человеческий организм по существу представляет собой сложную симбиотическую систему, непременным компонентом которой является множество разнообразнейших вирусов, микробов и бактерий. Стоит их уничтожить, и очень скоро человек умрет в страшных муках. Аналогичная картина и со всеми другими живыми существами. Так, более девяноста процентов всех земных растений могут существовать только с определенными грибами. По научному — мицелием...

— А почему меритский геобиоценоз хуже земного?