Вьюга

— Вот, держи, все что нашла, — альва та самая мне сгрузила какие-то салфетки, или еще что-то такое, кипельно-белое. Сбил подушку, наложил — это не ИПП, неудобно адски просто. Затянул, как смог — вроде держится.

— У тебя той штуки не осталось? Ну, во фляжке была, травой еще воняла?

Альва покачала головой:

— Совсем плохо, да?

— Переживу.

И тут входную дверь дернули так, что засов в уключинах заскрипел. И сразу заколотили по ней дробно — тяжело так, словно молотками лупили. Приехали, похоже. Кто бы там не ломился — один хрен, друзей наших там быть не может.

Киру вцепилась мне в левую, дернула вверх, сверкая глазищами:

— Вставай! Давай, твою мать, ну!

Выдернул ладонь, вцепился в перила, поднялся — едва не выблевал, так голову повело. Наверх бы доползти, а там с рычажкой еще им устрою взятие Бастилии. Ага, доползти. Плевая задача, начать и кончить.

— Обопрись на меня! Да хрена ты такой вялый?! — Киру рычала, ощерившись всем набором клыков, — Давай, звереныш, не вздумай тут подохнуть!

В дверь вдруг перестали долбить, и кто-то рявкнул, явно пробуя взять на испуг:

— Добром открывайте, скоты — живы останетесь! Знаем, что трое вас всего, ну?!

Черт, я даже сразу и поверить не смог.

— Стой, нечисть, да стой же! — альва все еще пыталась втащить меня на ступеньку выше, — Стой, говорю, уймись, отбой помирать — там Хильдсон.

Глава шестнадцатая, где вновь продолжается бой

— Сестра, на засеке знают?

— Нет

— Нет? Телеграф оборвали?

— Нет. Не знают и не должны узнать. На свои силы рассчитывай, полковник.

— Последнее слово вам! — снова рыкнули на улице, — Потом пеняйте на себя!

— Пан Хильдсон, осади, свои! — заорал я в ответ, — Сергий Гаврилов, помнишь такого?

Черт, не свалиться бы, ноги просто ватные, только на морально-волевых и держусь.

За дверью притихли на чуть, словно оторопев, после снова тот же голос продолжил — уже, правда, заметно спокойнее:

— Ты, что ли, пан Сергий? А ну, пусть альва твоя чего-нито скажет?

— Альва здесь, кузнец, — Киру зло оскалилась, будто тот мог ее через дверь увидеть.

— Ну, тогда открывайте, что ли? — опознались, слава богу, одной проблемой меньше.

— Сам удержишься? — Киру в глаза мне глянула, качнула головой в сторону двери, — Засов сниму.

— Да уж как-нибудь, — и не удержался, конечно — сполз задницей на ступеньки, только она меня отпустила. К перилам привалился, пробуя не наблевать — совсем хреново, уже сознание ехать начало. Если бы плечо не дергало все время, то вообще бы поплыл, а так цепляюсь еще.

Альва сбежала вниз, дернула засов, вывернув его из крюков, и вслед за паном Хильдсоном в трактир ввалилось еще трое: два одинаковых с лица цверга, этакие копии кузнеца, только выглядят моложе и бороды покороче будут, а еще мужик, который, почему-то, мне нашего, советского, Портоса напомнил — разве что без усов и бородки. Но хрен с ними, с усами — на ремне через плечо местный Смирнитский тащил, натурально, пушку. Серьезно к вопросу подошли, ничего не скажешь. Что это за дура у него такая впечатляющая?

— Поздорову, пан Гаврилов, — Хильдсон ухмыльнулся, бороду расправил, оглядываясь, — И ты, альва, тоже здравствуй. Хорошо, что голос подали.

— Поздорову, компания, — я вяло махнул левой, но правое плечо все равно прострелило — даже рожу перекосило.

Мотнул головой в сторону:

— В зале может кто-то быть, и нумера еще вверху — мы не проверяли, имейте в виду.

— Трое должно быть душегубов, — Хильдсон оглянулся, нашел взглядом того самого Портоса, — Пан Данек, глянь, что там в трактире. И вон, Свени пусть с тобой сходит. Только засов сначала на место положите.

Пан Данек молча кивнул, в одно движение вбросил на место засов, намертво задраив дверь, а после перебросил на грудь свой непонятный карамультук и в компании одного из цвергов сунулся в арку, что в зал вела.

— Мы троих и списали, пан Хильдсон, — я проводил пару глазами, а после плавно так ткнулся лицом в колени. Все, приплыли, похоже.

— Хрена ты ждешь, цверг? Порошок есть у тебя, ну?! — Киру, конечно — вцепилась мне в плечи, задрала голову.

— Зверь, не смей подыхать, слышишь? — а это мне уже, и посмотрела так, словно сейчас в горло вцепится.

Я, кстати, и не особо против.

— Следи за языком, альва, — Хильдсон своими ручищами Киру аккуратно так отодвинул, наклонился ко мне, — И хрена ты молчал, пан Сергий — думал, само заживет? Чем это тебя так?

Перехватил повязку ножом, на пол бросил, присвистнул даже:

— Хререк, порошок дай. Великая мать, тут шить надо, полтинником прилетело, похоже. Угораздило же тебя, пан рыцарь, мать его ети.

Повернулся:

— Альва, шить умеешь?

— Если есть чем.

— Найдем, — Хильдсон взял протянутую ему коробочку резного дерева, щелкнул крышкой, откинув ее в сторону. Потом осторожно примерился своей ладонью-лопатой, набрал щепотку тускло блестящей пыли и высыпал на рану — дернуло болью так, что я замычал даже, как железом прижгло.

— Под второй крышкой шелк и игла есть. Справишься? — цверг пихнул аптечку в руки Киру, и, не дожидаясь ответа, заявил:

— Пока нумера глянем.

Цверги утопали наверх, и слажено так, в паре шагов друг от друга. Учил их кто-то, точно. Да и с практикой, как мне кажется, сложилось.

— Рот открой, — Киру сунула мне обмазанный тем же порошком палец, — Давай, не кривляйся!

Горечь отвратительная, до боли — перекосило, словно лимон сожрал. Хотя лимон рядом с этим так, покурить выходил. Жуткая мерзость.

— Еще?

— Достаточно пока, — покачал головой, сглатывая слюни, — Полегче, вроде.

А альва на меня посмотрела, потом на коробочку, где уже успела крышку сдвинуть, и снова на меня:

— Так. Ты ведь знаешь, что с этим всем делать, да?

— Твою же мать, Киру… — ну да, кто бы сомневался, — Погоди, дай сообразить.

Знал когда-то, просто мысли в кучу тяжело собрать. Быстрее действовать надо, пока порошок еще работает:

— Так, горе мое… Да не хватай ты иглу руками! Вон, зажим возьми — да, те щипцы, что поменьше. Теперь сдвигай края. Я помогу. А, м-мать! Так, теперь прокалывай — нет, чуть ближе надо.

— Не шипи на меня, зверь! И так страшно.

— Я что? Я ничего, — скрипнул зубами, выматерившись про себя, — Все правильно делаешь. Молодец. Теперь нитку вокруг оборачивай. Достаточно, затягивай. Не сильно туго, вот — в самый раз.

Cправились, с горем пополам, за молитву с четвертью — даже кровило не сильно в результате, когда ремень с плеча сняли. И вообще, для первого раза неплохо вышло, если меня спросить.

Сверху еще щепоть порошка высыпали, а вторую Киру в бутыли с остатками сливовки разболтала — резко так травой запахло, знакомо.

Выпил, закашлялся до слез — глотку обожгло, словно живого огня принял. Но вроде и помогло, прилечь на лестницу больше не хотелось.

— Лучше? — Киру уселась рядом, вытирая руки о какой-то рушник, что чудом на повязку не ушел.

— Лучше. Что бы я без тебя делал, — попробовал руку сжать — нормально, работает. Болит — но скорее так, для галочки, не отвлекает особо.

— Не ерничай, зверь. Я старалась.

— И не думал даже, ты кругом молодец получаешься.

Глянула подозрительно, но вроде бы поверила.

— Дальше что делать будем?

— Не знаю пока. Я бы к капитулу пройти попробовал, но ты же с цвергами не останешься?

Киру кивнула:

— Точно. Тупое решение, знаешь? Другое придумай.

Тут как раз цверг по лестнице затопал — один, что интересно.

— Пусто, — уселся рядом, карабин между колен поставил, — Пусто, и нумера вроде не грабили — диву даюсь, как это черти посадские удержались?

Ткнул сапогом давешнего мужика, сплюнул:

— Племянника на улицу глядеть посадил — мало ли, а там как раз флигелек есть удобный. Ты как, пан рыцарь? Попустило?

Кивнул, потом поднялся, за перила схватившись — нормально, не мутит, и голова не кружится, разве что пить хочется. Надо себе будет такого вот порошка в обязательном порядке достать, кстати. Магический, что ли? Скорее всего, какой же еще. И стоит наверняка как чугунный мост.

— Как вообще в городе, пан кузнец?

— В городе хрен знает что, пан Гаврилов, — Хильдсон снял с пояса флягу — тот самый цвергский самогон, поди, с заковыристым названием, — В центре стрельба стоит — и странная, как по мне, заполошная такая. Не поймешь, кто с кем воюет. Данек вот еще говорит, что посадские ворота взяли. Драгун оставшихся опрокинули, кого убили, кто сам к ним примкнул. Оружейку разграбили. Мало нам альвов было, храни Великая мать, так теперь еще и эти.

Кузнец приложился к фляге, запрокидывая голову. Выдохнул:

— Тебе не предлагаю, нельзя на порошок сверху.

Ну, нельзя — так нельзя, ему виднее:

— Дальше что делать думаешь?

— Да что тут думать? У меня пересидим — до утра уж продержимся, а там пехота от засеки подойдет.

Ну, разумно в целом — у меня-то все равно мыслей нет. Дом у цверга — если это тот, где и лавка — натуральная крепость, таким вот мародерам там делать нечего.

— Добро, пан кузнец, вещи только соберем, и двинули.

Тот кивнул:

— Пока Данека проведаю — что-то он там в зале застрял.

Поднялись на второй этаж с альвой вместе — да, определенно с этого порошка полегчало, вполне бодро себя чувствую. Прихватил кувшин со столика, где коридорный сидеть должен, воды глотнул — стало совсем хорошо, только слегка в плечо отдает, если резко рукой двигаешь.

Собрали наши нехитрые пожитки, и рычажку забрал — еще подумал, что крепление ремня переделать надо. Высыпал на столик горсть патронов, выщелкнул одну за одной отстрелянные гильзы.

— Зверь, а тебе не интересно разве, почему цверги вообще сюда явились? — Киру плюхнулась на кровать, заложила руки за голову и на меня уставилась, голову этак на бок склонив.

Я плечами пожал — один, пропуск каморы, и следующий с легким звяканьем в барабан уходит. Приятная работа, нервы утрясает.

— Да думаю, оставшихся семь встретили, нет?

— Может и так.

Подумал, и скатеркой пороховую гарь с револьвера вытер — думаю, у трактира это будет самой меньшей проблемой за ночь. Сгорел сарай — гори и хата. Сунул в кобуру, второй вытянул.

— Ты, панна Кирилла, вообще никому не доверяешь?

Первый, пропуск каморы, следующий.

— Тебе вот доверяю — мало, что ли?

— А остальным?

Она хмыкнула, спрыгнула с кровати:

— А у остальных, зверь, всегда, почему-то, свой интерес есть.

— Вот как? — я поднялся, второй револьвер в кобуру засунул, подхватил видавший виды мешок луковецкого старосты, — Принято, Киру, хорошо. Готова?

Тут в дверь стукнули и следом заглянул тот самый цвергов племянник, что на часах был, вроде как. Обвел нас взглядом, чуть на альве задержавшись:

— Пан рыцарь, —говорил он с каким-то лающим акцентом, но правильно, слух не корежило, — На реке движение какое-то, ты бы посмотрел?

И снова на альву так глаза скосил, что понятно стало — это ей бы глянуть, с ее ПНВ встроенным, только просить он ее больно не хочет.

— Дядьке сказал? — я сразу дунул в лампу, погасив тусклый огонек. Поморщился от керосиновой вони и к окну шагнул, стараясь в тени держаться.

— Так нет его внизу, пан, — цверг тоже подошел, и голос понизил, словно кто-то подслушать может, — Третья баржа отсюда по нашей стороне, где-то четыре зиру до нее. Та, где название белым написано, видишь?

Я чуть вперед подался, в самый эркер. Подождал, пока глаза привыкнут и баржу ту нашарил взглядом. Баржа как баржа, дровяная, понятно — какой ей еще быть. В лед вмерзла — с осени стоит, и название какое-то белой краской намалевано. Купец с выдумкой оказался — обычно баржи без всяких имен вполне себе обходятся.

— Что там, Хререк?

— От флигеля лучше видно было б, пан, но …

Тут я сам увидел, не дожидаясь ответа — красным фонарем с той баржи поморгали — дважды слитно, а потом и еще раз, через паузу, одиночным и парой двойных.

— В третий раз уже, — пробурчал цверг, — А может и больше, пока я тут ходил.

— Думаешь, семафорят тем, кого мы тут сложили?

— Вот бы узнать, пан рыцарь. Но фонарь военный, со шторками — его со стороны не видно.

— Уверен?

— Ну, — цверг задумался вроде, — Похоже, что так, ручаться не буду. А сигналов таких не знаю, пан.

— Не знаешь, или забыл просто?

— Не, не наши точно, — Хререк странно так на меня глянул, но от вопросов удержался.

Кажется мне, или на самом деле тень там, в навале дров, чуть сместилась? Еще и стекло мутное, детали скрадывает, и не выставишь сейчас — точно себя обнаружишь.

— Киру, давай ты лучше, — чуть сдвинулся, альву рукой поманил.

— Что искать? — подошла, неслышно совсем, проследила, куда рукой указываю.

— Того, чего на барже быть не должно. Наблюдателя ищи — вроде того, что в трактире был. Только этот, думаю, лучше прячется — поэтому, не знаю, смотри, где дрова как-то иначе лежат, такое вот что-то.

— Угу, умеешь ты объяснить, — альва двинулась ближе к окну, всмотрелась своими черными глазищами, — Под баржей со льда на набережную сходня прокинута — это необычно или как?

— А хрен его знает, — я пожал плечами, — Может, и необычно. Еще есть что?

— Не вижу пока, погоди.

— А есть разница, пан, кто там сидит? — поинтересовался Хререк, тоже глаза в сторону баржи таращивший.

— Да. Если драгуны, то даже и к лучшему, думаю. Увидим.

И тут мы все увидели — и мы, и добрая половина Тунава тоже. А остальные совершенно точно услышали, даже если и не хотели.

Потому что со льда за баржей в разом почерневшее небо выстрелила «Точка», оглушив грохотом и придавив реактивным ревом к полу. Кажется, даже пыль с потолка посыпалась и стекла в переплете звенеть начали, а зрение мне так просто выключило в момент беспощадным бело-синим светом.

— Ох..ть, — это у меня как-то не по-рыцарски вышло, пан Подбийпята не одобрил бы. Но эмоции выразило почти точно, — Ох..ть! Откуда тут, бл…, «Точка» взялась?!

— Какая точка еще?! — альва обернулась, зыркнула пурпурными фонарями, заставив цверга Великую мать помянуть, — Что ты несешь, зверь? Это амманский боевой маг!