Вид на сельскую местность из окна небоскреба

Артем послушно сходил в дом. Принес бокалы, блюдце и нож для брынзы. Сторож Точилин налил в каждый бокал грамм по двести вина и полюбовался сквозь свой на солнце.

— Ни соринки, ни мутинки! — похвастался он. — Чистый рубин! А теперь оцени на вкус!

Парень послушно отпил грамм сто вина. И впрямь, что-то было в этом напитке. Две вкусовые гаммы, виноградная и крыжовниковая, переплетались между собой и сливались в единое целое.

— Интересный вкус! — честно сказал он. Точилин расцвел.

— Наш директор, этот кретин, каждую весну покупает у меня двадцать литров вина, — похвастался он, — для бабы своей. Ей оно хорошо шлаки выводит, говорит. Может, брешет, но она мне как-то даже подарок передала. Упаковку "Виагры", хе-хе! С понятием баба.

Сторож допил вино и подолжал:

— Я ведь когда-то половым разбойником был. Чуть не половину баб в деревне натянул на чушку. Хе-хе! Может, она мне намекала, директора жена-то? Я "Виагру" эту спрятал от греха подальше. Что прожито, то прожито, и вспоминать нечего. Хочешь, тебе подарю?

Артем в это время тоже допивал вино и чуть не подавился, услыхав предложение старика.

— Ты чего дед? — едва откашлялся он, — у меня пока проблем таковских нету, чтобы возбудитель жрать. С чего ты взял?

Точилин в это время наливал по второму бокалу и лишь хитро прищурился. Взял полоску брынзы, откусил беззубым ртом, проглотил.

— Может, и ни с чего, — наконец сказал он, — а может, и чего. Выпей винца, коль уважаешь старика, да послушай меня. У меня батька чекистом был. Преданный Советам до мозга костей, а может просто хитрый... теперь уже не разберешь. Хотел меня Феликсом назвать, в честь Дзержинского.

— И что? — спросил Артем.

Если честно, то он до сих пор не знал, как звать сторожа. Все обращались к нему одинаково: враги — по-фамилии, а те враги, что подобрее — по-отчеству: "Семеныч". Друзей у сторожа не было. Так, как по его собственному признанию, сторож в молодости всем друзьям наставил рога. Единственным другом его была жена, с которой он прожил в любви и согласии сорок пять лет. Спали они, кстати, все сорок пять лет порознь. В этом и был, по мнению Семеныча, секрет успеха. На вопрос Артема относительно имени он с удовольствием ответил:

— А я не дался! Пришлось записаться Федором.

— Как, не дался? — удивился Артем, — что-то ты, дед, не договариваешь.

Семеныч рассердился.

— Чего я еще не договариваю! Батьку в район на облаву вызвали, а матери, когда пошла в сельсовет, сказали, что Феликс — женское имя. Хе-хе! Батька потом с председателем на шашках рубились. То ли из-за имени моего, то ли из-за того, что мордой я точно в председателя вышел.

Собеседники еще отхлебнули грамм по сто вина и помолчали. Артем думал о том, как причудливо гуляют меха судьбы. Точилин всю жизнь вел себя, как шкодливый кот. И брак его на удивительно крепкий и здоровый. А вот он, Артем Орлов, видимо сразу избрал неверную позицию, пытаясь предугадывать и исполнять малейшие желания своей супруги. За что был и вычеркнут из списков ее бытия. Да! Пути господни — не пути сообщения, и познать их сокровенный смысл порой удается лишь тогда, когда одной ногой стоишь "там".

— А чем тебе дочка инженера не угодила? — спросил Семеныч, когда в бутылке оставалось с треть, — нормальная девка, что ты думаешь?!?

Артем присвистнул. Вот куда клонит старый черт! Ну, то что Надежда его подговорила, так это маловероятно. Но зачем же он пришел именно сегодня? Тем временем Точилин продолжал:

— Думаешь, я придурковатый старик, который несет выпивши всякую чушь? Нет, дружок! Я за свою жизнь имел столько баб, что мой хер до сих пор удивляется, как он все это выдержал! И я тебе говорю: не мучай девку, она не заслужила этого. Сначала батька Пешеходов нервы ей на кулак наматывал, потом ты вот... а она нормальная девка. Чудная лишку, но это с возрастом пройдет.

— Чудная! — фыркнул парень, — да ведь в ее чудачествах все и дело!

— Ага! — воскликнул сторож, — так между вами все-таки что-то было?

— Ничего дед между нами не было, — отрицательно помотал головой Артем, — она ведь как муха осенняя! Все кружит и кружит, а сесть никак не может.

— Под мухобойку твою попасть боится! — хохотнул старик, — ты не думай, она вполне порядочная девка, ну и что, что был у нее этот нацмен! Она ведь не по своей воле...

— Что?!? — воскликнул парень, — ну-ка, Семеныч, выкладывай!

Сторож снял кацавейку, почесал плешивую голову и пробормотал:

— Так а что, ты ничего не слышал? Хотя и правда, в деревне об этом несколько лет назад трепались. Тебя еще не было.

— О чем трепались? Что было? — доставал Артем вопросами старика.

Семеныч разлил остатки по бокалам и перекрестился.

— Ну, не прими, Господь, за пьянку! — Выпил одним глотком половину налитого и издалека повел свой рассказ.

Пешеходов — он ведь не местный. Приехал откуда-то с Севера, сразу после августовского кризиса, когда деньги в очередной раз обесценились. Наде тогда лет пятнадцать было (это уже Артем высчитал в уме). Она до этого жила с бабушкой, ожидая редких приездов матери, которая работала где-то в малообжитых районах Республики Коми. Там мать и познакомилась с Пешеходовым, а затем, когда срок контракта закончился, вернулась с ним в Березовку. Ходили слухи, что Геннадий Николаевич отчебучил в районах вечной мерзлоты нечто такое, отчего ему пришлось сменить и климатическую зону, и страну, и некоторые свои привычки. Короче говоря, вернувшись, Пешеходов женился и удочерил Надю, а также устроился на работу в совхоз. Специалистом он был неплохим, только время от времени проворачивал сомнительные махинации, в результате которых часть государственных денег перекочевывала в его карман. Но Геннадий Николаевич так ловко заметал следы, что директор только качал головой: "Вот, ловкач!". Директор порой занимался тем же, что и Пешеходов, только в более крупных объемах, поэтому предпочитал закрывать глаза на шалости своего главного инженера. Воровали оба по совести, делились с кем надо, поэтому за свои задницы были спокойны.

Несколько лет назад в Березовку приехали на постоянное место жительство несколько семей из Дагестана. Понятное дело, что настоящий джигит никогда не возьмет в руки ни серпа, ни молота. Поэтому главы семейств кормились и кормили свои семьи тем, чем привыкли — процентами с торговых операций. Один из джигитов устроился кладовщиком на совхозный склад, другой — в лесничество лесником и по совместительству лесорубом, а остальные реализовали то, что воровали эти двое. Плюс, сами тащили все, что плохо лежало. Участковому они регулярно отстегивали бакшиш, и он попросту кое-что предпочитал не замечать.

Все было прекрасно до того момента, как Пешеходов и Мустафа не решили замутить одно дело. Ходят слухи, что дело заключалось в махинации с пестицидами — химическими препаратами для борьбы с сорняками, вредителями и всякими болезнями культурных растений. Вроде бы как Мустафа выступал в роли посредника между Пешеходовым-продавцом и неким покупателем из средней полосы России, которого сам Мустафа и нашел. Все бы было замечательно, если бы Геннадий Николаевич не решил нагреть своего подельника при дележе навара. В итоге покупатель сообщил Мустафе, что инженер Пешеходов пытается провернуть сделку с ним напрямую, минуя промежуточное звено — самого дагестанца.

Мустафа такого коварства простить не мог, и в один прекрасный вечер Геннадий Николаевич почувствовал в области печени острие его кастета. Весь навар от сделки Мустафа оставил себе, плюс за бесчестие потребовал тела пешеходовской дочурки. Даже не тела, благородный джигит согласился породниться с коварным бледнолицым, взяв в жены Надю для своего младшего брата. Перед этим, естественно, попользовавшись сам. Пешеходов, благородство которого не распространялось дальше собственного члена, на такую сделку согласился. Вдвоем с отчасти посвященной в секрет Галиной, матерью Нади, они принялись обрабатывать девушку, всей правды ей не сказав.

Как там и чего было дальше — история темная, но факты таковы: после того, как Надежда узнала правду, она вскрыла себе вены. В районной больнице врачи едва спасли ее тело, но вот исцелить душу они оказались не в силах. Два года Надю пичкали импортными антидепрессантами и нейролептиками, возили на курорты в Чехию и Францию, вызывали колдунов и знахарей. Лучшим лекарем, как всегда, оказалось время. И еще был один немаловажный момент. Надин дед, вооружившись охотничьим ружьем, посетил Мустафу и в краткой беседе разъяснил ему, что в семьдесят два года можно включить в список трофеев и шкуру черножопого: дагестанца, лезгина или там уйгура — смотря под кого маскируется проклятый моджахед.

Затем Надю взял на работу нынешний директор. Возможно, что и просьбе батьки Пешеходова, но девичьи мозги отныне стали заняты, и Надежда Геннадьевна пошла на поправку. На этом месте Артем перебил сторожа:

— Погоди, Семеныч, откуда у Нади дед? Насколько я знаю, ее бабка от Потопа одна кукует.

Старик медленно прикончил вино и пристально взглянул на парня из-под мохнатых бровей.

— А оттуда! — неожиданно четко произнес он, — я — ее дед. Был грех в молодости, но об этом никто не знает. Так что смотри, пока я жив, есть у нее защита. Понял? Бывай здоров!

Семеныч встал со скамейки и медленно пошел к калитке. До Артема дошло, что неплохо было бы проводить старика, и он уже было собирался это сделать, как сторож обернулся.

— Я сам дойду. А ты хорошенько подумай над тем, что я тебе рассказал. Пока, интеллигент!

Парень кивнул старику на прощание и впрямь задумался. Если верить всему, что он читал и слышал о женской логике, то большая часть капризов Надежды становится понятной. Как она вообще после всего случившегося психопаткой не стала — вот вопрос? Или все-таки стала? А Мустафа этот — козел редкий. Хотя, почему редкий? Обычный горец, со своими жизненными принципами и логикой хищника. Дотянулся — откусил, получил по ребрам — отступил. Ох, придется еще с ним столкнуться, придется!

Артем втянул теплый воздух сквозь ноздри и сильно выдохнул. Проходя мимо висевшего на перекладине мешка с песком произвел удар подъемом стопы и сильно ушиб означенное место.

— Ниндзя, твою мать! — выругался он, — как больно, все-таки.

Мешок он повесил с целью отработки ударов, могущих ему впоследствии пригодиться. Но оказалось, что то, чему его когда-то обучали в армии он почти забыл. А изнеженное интеллектуальным трудом тело вспоминать весь этот бред отказывается. Артем встал в боевую стойку и нанес несколько легких ударов по мешку, но то ли в кулаках не было прежней злости, то ли мешки раньше были мягче... сплюнув под воображаемые ноги мешку, он побрел в дом готовить обед. Соседку несколько дней назад он предупредил, что будет отсутствовать и наезжать наскоками, так что ее искусство поварихи пока не нужно.

В холодильнике завалялась невостребованная ранее пачка пельменей, а о большем бывшему сисадмину и желать было нельзя. Пока пельмени варились, он включил компьютер и принял почту. Писем было всего два. В одном компания "Лекта" просила прислать отчет о проделанной работе, то есть, результатах тестирования ее продукта. Результаты были, мягко говоря, плачевные. Их суперпрограмма "AIDefence" облажалась по полной программе. Пятьдесят процентов червей и троянов беспрепятственно проникали на подопытную машину и могли там делать все, что душе будет угодно. Но об этом писать не следовало, потому что программу признают бесперспективной и снимут с производства. А значит, что Артему с этого всего богатства достанется мизер. Поэтому он поступил как всегда: перечислил две или три наиболее заметные бреши в обороне файерволла и посоветовал ведущим программистам поработать над ними.

Затем наш герой с аппетитом пообедал разварившимися пельменями и выпил кружку крепкого чаю. После отправил письмо с результатами тестов софтверникам "Лекты", немного почистил свой винчестер от темпоральных файлов, слегка пошалил во втором "Хаф-Лайфе". Когда наступил вечер, к нему забежал Никола и предложил выпить по сто капель.

— Ловко ты сегодня этому немцу мозги вправил! — поцокал языком он, — я и не ожидал, что ты так быстро с ним справишься.

— Ну что с ним справляться! — возразил Артем, — ведь это продукт высокой технической культуры! Написано на схеме, что провод между разъемами А и В имеет маркировку 1а45, так ведь и этот провод там в самом деле есть! А не так, как я когда-то Кобылкину молоковоз ремонтировал. Новый комплект проводов! Провод а выходит с разъема А синего цвета, а приходит на разъем В — уже красного. От стыда покраснел? Нет! Это наши горе-лепилы, у которых три класса с коридором, так на фирмах лепить научились. Короткий синий провод? Так мы его нарастим! Каким? Какой есть!

Наждачный молча слушал полную патетики речь Артема и кивал головой. Ведь это он когда-то объяснял своему новому электрику принципы комплектования и сборки на малых предприятиях. Николай залез во внутренний карман пиджака и достал оттуда плоскую бутылочку.

— "Хеннеси", ноль-тридцать пять литра, — объяснил он удивленному парню, — это тебе презент от директора. За быстрое введение в строй силосоуборочного комплекса.

— Лучше бы двадцать баксов дал! — буркнул Артем, — он где-то столько и стоит.

— Ну, двадцатью баксами ты со мной делиться бы не стал, — философски заметил Наждачный, — а вот коньяком, надеюсь, поделишься. В жизни такого коньяка не пил! Погоди! Это ведь на двадцать баксов можно десять бутылок водки купить! Пять литров водяры!! Супротив кружки коньяку!!!

Наждачный обстрелял глазами этикетку и провозгласил:

— Зроблено у Франціі! Розліто у Жмерінке!

— Чего!!! — вскочил Артем, — в какой еще Жмеринке. Директор презентовал меня паленым украинским коньяком?

— Ага, повелся! — воскликнул Наждачный, — с тебя бокалы! Не из фарфора же пить такую кучерявую штуку!

Орлов достал из буфета два бокала и залез в холодильник — глянуть, чем не стыдно закусить "Хеннеси". Ни сыру, ни лимонов не было — кончились на прошлой неделе. Вздохнув, Артем взял плитку белого шоколада, что осталась еще от приезда Юры со Светкой и положил ее на стол.

— О-па! — воскликнул Никола, — а что, коньяк именно таким шоколадом закусывают?

Артем еще раз вздохнул.

— Таким двум красавцам, как мы с тобой, можно было бы закусить и холодными котлетами. Все равно, в коньяке мы толком не разбираемся. Я-то "Хеннеси" от "Арагви" отличу, а вот от "Шаранта" вряд ли. А ты, мой друг, хорошее виски с коньяком спутаешь, как пить дать.

— А виски, это чего? — спросил любознательный Никола.

— Американский самогон.

— А скотч?

— Шотландский.

— А бренди?

— Слушай, ну чего ты пристал? — вздохам Артема, казалось, сегодня не будет конца, — ты разницу между пестицидами и гербицидами улавливаешь?

— Конечно! — обиделся Никола, — хотя о какой разнице может идти речь? Гербициды — это такой вид пестицидов.