Ваше Величество?! 2. Ютон

— Ишь чего, — откуда-то доносится недовольный голос женщины из предыдущего воспоминания, — ещё на цветы тратиться. Другие надарят, не обеднеют.

Вся толпа плавно переносится в учебные классы. Три ряда парт по шесть в ряду, почти все заняты. Влада сидит на последней. Из-за отдалённости и спин и голов впереди сидящих, ей почти ничего не видно из написанного на доске. Но на первых партах сидят любимчики, слабо видящие и просто подлизы-отличники. Идёт опрос. Девочка изо всех сил тянет руку вверх, надеясь, что ей дадут ответить. Но учительница упорно её не замечает, спрашивая всех остальных, кроме неё.

— Влада, сядь и успокойся, — учительнице надоело игнорировать девочку. — Я знаю, что ты знаешь, поэтому не буду тратить на тебя время!

...

— Раиса! Вот, посмотри, — подросшая девочка радостно протягивает женщине дневник. Та едва соизволила повернуть голову, отвлекаясь от ящика с движущимися картинками — телевизора.

— И что это? — лениво и презрительно спросила.

— У меня за год одни пятёрки, — радость у девочки утихла от холодного приёма.

— И что? Отличница она... Дома срач развела, зайти противно! Вот, полюбуйся.

Женщина встала с кресла и провела пальцем по полке шкафа много выше роста девочки.

— Пылищи навалом! — она сунула палец с только ей видимой пылью под нос ребёнку. — Почему я в своём доме должна терпеть эту грязь? Лентяйка неблагодарная! Я её кормлю, пою, одеваю, на работе с утра до вечера, а взамен что? Даже пыль не убрана!

— Извини, — девочка уже стояла, виновато опустив голову.

— Извини-и-и, — передразнила Раиса и уселась обратно в кресло. — Пошла прочь, дрянь, видеть тебя не хочу.

Подобное повторялось несколько раз. Девочку отчитывали за плохо блестящую обувь после чистки, за выставленные не по цвету книги в шкафу, за недостаточно чисто вымытую посуду, опять за книги, теперь за то, что они стоят не по размеру. Потом добавились претензии к недосоленному супу, излишне прожаренной картошке и тому подобное. К словесным унижениям добавилось и таскание за уши и тогда ещё длинную косу.

От косы Влада избавилась самостоятельно, неровно обрезав её кухонным ножом под самый корень. За что получила ещё один нагоняй и многочисленные попреки о тратах на парикмахера, чтобы, по словам мачехи, "исправить это убожество". Больше длинные волосы девочка не отращивала.

Однажды она приготовила воздушный торт. Провозилась полдня взбивая основу и отслеживая готовность. Вернувшись домой, Раиса сразу его увидела.

— Это ещё что такое?

— Тортик, — понуро ответила девочка, поняв, что снова не угодила.

— Вижу, что тортик. Зачем продукты переводишь, скотина?

— Но у меня день рождения...

— И что? Может, ещё и подарок попросишь? Иди к себе, делай уроки.

— Сейчас каникулы.

— Не зли меня!

— Извини, — девочка развернулась и мышкой юркнула в свою комнату. Небольшую, шагов на пять, и весьма скромно обставленную. Кровать, стул, стол, маленький шкаф и книжная полка. Больше ничего и не помещалось. Никаких украшений и излишеств.

Через какое-то время девочка вышла и, проходя мимо второй, большой комнаты, увидела, что женщина есть этот тортик прямо с тарелки большой ложкой, при этом увлечённо смотря телевизор.

— Чего уставилась? — она заметила вставшую у дверей девочку. — Заняться нечем? Так сходи, посуду помой, целую раковину накопила, неряха.

В какой-то момент в воспоминаниях появился Гриша — полноватый лысеющий мужик. Но существенно ничего не изменилось, только ругать стали двое и, соответственно чаще.

Приготовления к побегу прошли буднично. Зато жуткий скандал из-за обнаруженных денег, предстал во всей красе. Крики, оскорбления, словесные унижения — всё было представлено в большом количестве и разнообразии.

— Ты посмотри на эту скотину неблагодарную! — мачеха села на свой любимый конёк. — Я из неё человека пытаюсь вырастить, а она деньги ворует!

— Я их заработала! — девочка, хоть и давно уяснила, что лучше всего молчать, уставившись в пол с виноватым видом и за всё извиняться, не выдержала беспочвенного обвинения. И сразу получила ещё более яростный ответ.

— Заработала она! Чем ты можешь заработать? Нет, Гриша, ты слышал эту шалаву? Ей и двенадцати нет, а она уже "работает"! Да кому ты нужна, криворукая да уродина? Наворовала, так имей силы признаться, а ещё врать, тварь, научилась. Ни стыда, ни совести!

— Ну, это мы сейчас подправим. Раз слов не понимает, то только так, — Гриша деловито расстегнул ремень на брюках.

Девочка со страхом смотрела на мужчину, но не пыталась убежать даже когда кожаная лента ремня оставляла красные полосы на руках и ногах. Гриша просто лупил, куда придётся, попадая в основном по конечностям сжавшегося маленького тельца. Остановила его Раиса, и то, испугавшись, что следы заметят, и у них могут быть неприятности.

Больше в воспоминаниях серьёзных побоев не встречалось, но к бесконечным придиркам добавилось полное недоверие ко всему ей сказанному и игнорирование. Впрочем, девочка и сама не стремилась к общению, превратившись в неслышное и невидимое существо, всё время сидящее в своей комнате.

В школе тоже не всё шло гладко. Учителя также не замечали тихую маленькую ученицу. А зачем? Учится хорошо, уроки все знает, даже спрашивать нет смысла. Потом через пару лет, когда Влада совсем перестала учиться, также игнорировали — всё равно не ответит, так что время терять?

С одноклассниками не сложилось. Они все были старше на год, а кто и на два. В таком возрасте подобная разница весьма критична и общих тем и интересов сразу не нашлось. Зато она стала от них выделяться отсутствием модных и новых вещей, телефона, а также хорошими успехами. Дети сначала пытались травить девочку, как выскочку-нищебродку, к тому же из неполной семьи, не сдающей деньги на нужды класса, о чём регулярно напоминала классный руководитель. Но за отсутствием реакции от жертвы, тоже стали её презрительно и демонстративно игнорировать.

Уже более старшие классы. Девочке лет пятнадцать. Она в школьной раздевалке под смех одноклассниц и их подружек из параллельных классов снимает старые, штопаные шерстяные колготки. На улице зима, многие приезжают на машинах и не успевают замёрзнуть. Другие носят модные и современные штаны от лыжных костюмов. Только она одна ходит в древнем убожестве. Влада, хоть обижается и злится, но привычно не показывает чувств и умело и незаметно покидает раздевалку.

Опять школа, опять подростки. Теперь мальчики нашли забаву — с криком "а сегодня пятница, задираем платьица!", резким движение поднимают девчонкам юбки. Самая радость, если удалось увидеть нижнее бельё. Жертвы визжат, ругаются и неуклюже отмахиваются. Очередной шутник неожиданно для всех получает от Влады в глаз и падает на грязный пол. Мгновенная тишина.

В директорском кабинете четверо. Сама директор, пострадавший ученик с красочным синяком на половину лица, его мама и виновница. Девочка стоит, по обыкновению опустив голову и уставившись в пол. Она настолько привыкла к крикам и беспочвенным обвинениям, что даже не слушает ярко накрашенную маму мальчика. Та обвиняет Владу чуть ли не в покушении на убийство и грозит разнообразными карами. После Раисы её речь звучит неубедительно. Девочка молча ждёт, когда она наорётся и директор закончит читать мораль о неприемлемости подобного поведения.

На ближайшей перемене Влада подходит к пострадавшему и тихо, но уверенно говорит, впервые подняв голову и глядя в глаза.

— Ещё раз повторишь — убью.

Мальчик верит. Больше никто с Владой так не шутил и даже стали, на всякий случай, держаться подальше.

Последнее воспоминание со школьной поры. Выпускной класс. Влада вечером возвращается из школы в старой, выцветшей и вылинявшей форме. В прихожей её встречает подвыпивший Гриша. Он всё чаще находится в таком состоянии. По-хозяйски обнимает уже девушку за талию и второй рукой лапает бедро под юбкой.

— Большая уже кобыла. Жаль, ни сисек, ни жопы, подержаться даже не за что. Но я бы и так, плохо, что малолетка ещё.

Влада выворачивается из рук и торопливо скрывается в своей комнате. Мужчина на продолжении не настаивает.

Институтские воспоминания малочисленны, но тоже не блещут радостью. Игнорирования здесь нет, зато активно процветает использование. За всю жизнь девушка не научилась отказывать, вернее, её от подобного старательно отучили. И теперь окружающие этим часто пользуются.

Переписать пропущенную лекцию? Вот Влада и перепишет из своего конспекта. Сделать лабораторную? Владе же не сложно просчитать три варианта. Написать сценарий для институтского театра? Так Влада много книжек прочитала, справится. С театром вскоре совсем сели на шею. На девушку повесили сценарии, создание декораций, реквизита. Даже грим актёрам и то её просили накладывать.

Спасла от всего этого, и, заодно от поползновения со стороны мужского пола Таня, соседка по комнате в общежитии. Она была старше почти на десять лет и училась ради диплома о высшем образовании, не важно, по какой специальности. Таня давно и успешно работала, и могла бы жить в своей квартире, но ей захотелось почувствовать студенческую жизнь. Взяв забитую девочку под крыло, она за пять лет смогла более-менее выбить часть комплексов и дать хоть немного уверенности в себе. Крайне полезным оказался переезд на старших курсах в однокомнатную квартиру в спальном районе. Её Таня купила для встреч с любовниками на нейтральной территории, но с ними не сложилось, и она предложила Владе её снимать почти даром.

На этом ряд воспоминаний закончился. Судя по времени и возрасту в последних, дальше уже должна быть жизнь в Анремаре, но этим Влада не поделилась.

Де Граф вынырнул из чужих воспоминаний и долго лежал, приводя мысли и чувства в порядок. Сухо сказанное словами было ужасно, но не передавало и десятой доли реальности. Да, воспоминания показаны через призму восприятия их владельца, отсекая незначительные, по её мнению, моменты, и выпячивая остальные. Но и с учётом этого понятно, что жизнь до Анремара не была радужной. После, наверно тоже. Они ведь точно также взвалили на Владу множество обязанностей, не поинтересовавшись даже формально, её мнением. Вы император, вот и работайте. Неудивительно, что она так легко приняла и поверила в версию, что ей сослали прочь за ненадобностью и чтобы не мешалась.

Солнце уже взошло, заливая хижину своими лучами. Де Граф поднял левую руку и посмотрел на тёмный рисунок, браслетом обхватывающий предплечье чуть выше запястья. Если бы не это, Влада не смогла бы передать воспоминания, пусть и неосознанно, и ограничилась бы скупым рассказом. Но, с другой стороны, без этой связи ему самому и в голову бы не пришло приехать в Академию, оставив управление Империей на Криса де Вена и Первого. Но и несдержанных раздражённых отповедей тоже не было бы. Из-за этой связи князь принимал от Влады все её эмоции, сейчас крайне нестабильные, и, не умея и не имея опыта их отсекать, принимал за свои. Потому и сорвался в раздражении накануне.

Надо обязательно рассказать об этой связи. В прошлый раз не успел — помешала гроза, а другой случай для серьёзного откровенного разговора не представился. Он посмотрел на спящую девушку, всё ещё прижимавшуюся к его боку и использующую его плечо как подушку. На загорелом теле хорошо заметны светлые полосы многочисленных шрамов. Те, что на руках и ногах, в основном получены во время сражения с Властелином, остальные немного позже.

Нет, признание подождёт. Как минимум до того момента, как он перестанет быть обузой. И без того на Императоре слишком много ответственности.

К сожалению, после этого разговора Влада вернулась к прежнему уважительно-отстранённому поведению и спала на своей части лежанки, больше не допуская со своей стороны столь близкого контакта. А ведь именно он позволил князю получить силы на восстановление. Будь он здоров, хватило бы и нахождения рядом, но из-за ослабленного состояния организму требовалось больше сил.

...

Де Граф встал на третий день. Ну, как встал? Медленно, цепляясь за всё, что можно, сползал с лежанки и так же по стеночке выбирался из хижины. Потом долго сидел, отдыхал на пороге. Поначалу ему было сложно подниматься с земли, приходилось помогать. Сложнее оказалось не показывать жалость и удерживать язык за зубами при его попытках самостоятельного передвижения. Над тем же Эриком позубоскалила бы без зазрения совести. Но и парень сам бы поддержал язвительные шуточки и замечания. По отношению к де Графу я не могла себе позволить подобное. Поэтому и приходилось оказывать помощь как бы не специально, не то, что не заостряя на ней внимание, а будто ничего такого и не было.

Так, у входа в хижину появилась лавка и бамбуковый костыль. Будто давно собиралась, но только сейчас дошли руки, соорудила стулья со спинками, чтобы сидеть у очага не на земле и иметь поддержку спины, которой нет у табуретов и чурок.

Мужчина тоже вносил свой посильный вклад в благоустройство. Что-то серьёзное сделать не мог, но, разобравшись в принципе работы морды, сплёл более удобную. Глиняная посуда у него тоже выходила более аккуратной, не чета моим кособоким убожествам. И, когда я уходила на добычу продуктов на будущее, меня всегда ждал приготовленный обед.

...

Я сидела в тени пальмы, сжимая конец длинной верёвки. Второй конец привязан к палке, поддерживающей корзину в неустойчивом состоянии. Прошло, наверно, больше часа, как я поставила эту ловушку, и теперь с азартом наблюдала за осторожным сусликом. Или сурком. Всё равно не знаю, как назвать этого явно грызуна с коричнево-зеленоватой шерстью в жёлтых пятнах. За три недели на острове рыба и морепродукты надоели до невозможности. Хотелось мяса. Хоть птичьего, хоть звериного. Крупные лягушки не помогали, они по вкусу напоминали курицу, но сильно, до тошноты, пахли тиной.

Силки ни я, ни де Граф ставить не умели и не представляли, как это сделать. Метательное и стрелятельное оружие тоже представлялось весьма смутно и с сомнительным результатом. Поэтому, устроив мозговой штурм, пришли к варианту охоты с ловушкой-корзиной. На ровную поверхность кладётся приманка, над ней в наклонном состоянии — корзина. Дернёшь за верёвочку, она падает, накрывая жертву. Надо только успеть подбежать и обездвижить животное, пока не свалится камень, не дающий будущему обеду поднять и перевернуть эту клетку.

Метод требовал личного присутствия охотника и большого запаса времени. Теперь, когда убедились, что де Граф может сам о себе позаботиться, я получила больше свободы в передвижениях, и стала уходить намного дальше от хижины, иногда пропадая в джунглях по полдня. Зато в рационе появилось чуть больше разнообразия. На поднятой северной стороне острова нашёлся дикий лук, лимонная рощица и ещё какие-то деревья с большими плодами, похожими на дыню. Удивительно, что на небольшом, в общем-то пространстве, а остров был примерно километров пятнадцать по "пляжной" части и около пяти в ширину с севера на юг, росло такое разнообразие плодовых деревьев.

Грызун, наконец, решился. Толстой тушкой, смешно взбрыкивая более длинными задними лапками (а, может, это заяц такой?), встал под корзиной и принялся набивать рот бананом-приманкой. Я выдернула палку и сразу бросилась к ловушке, прижимая корзину с беснующимся животным к земле. Теперь осталось его прибить и вернуться с добычей домой.