Второго января 1493 года Колумб сошел на берег, чтобы попрощаться с радушным касиком и его вождями, предполагая отправиться в дорогу на следующий день. Он устроил для них прощальный обед в том самом доме, который был отведен для его пользования, и поручил их заботам оставляемых им здесь спутников, особенно Диего де Арану, Педро Гутьерреса и Родриго де Эскобедо, своих заместителей, заверив касика, что привезет из Кастилии множество ценных вещей, каких он и его люди еще и не видывали. Достойный Гуаканагари был весьма озабочен отъездом Адмирала, он пообещал обеспечивать тех, кто остается, всем необходимым и помогать им всячески, насколько это будет в его силах.
Чтобы дать индейцам еще один урок военного искусства белых людей, Колумб устроил показательные схватки и сражения между своими командами. В ход было пущено всевозможное оружие и разные орудия войны, как то: мечи, щиты, пики, арбалеты, аркебузы и пушки. Индейцы поражались и остроте мечей, и смертоносной силе арбалетов в аркебуз, но когда в крепости стали разряжать тяжелые бомбарды и ее заволокло облаками дыма, леса содрогнулись от пушечного грохота, а деревья затрещали под ударами каменных ядер, которые тогда употреблялись в артиллерии, их охватил ужас, смешанный с восторгом. Полагая, что вся эта огромная мощь будет служить их защите, они, несмотря на трепет, радовались тому, что карибы не отважатся теперь нарушать покой их острова и уводить его жителей в плен.
Когда торжество закончилось, Колумб обнялся с касиком и его вождями и распрощался с ними. Гуаканагари был глубоко тронут и пролил слезы, поскольку хотя и испытывал благоговейный трепет перед величавыми повадками Адмирала и мнимым его сверхчеловеческим естеством, но был совершенно покорен его добросердечием. Расставание было грустно для обеих сторон. Появление кораблей вызвало у островитян изумление и потрясение, но покамест они видели лишь добро от пришельцев, которые наделяли их небесными дарами. Морякам же льстило выражаемое туземцами безоговорочное почтение, их покоряли дружелюбие и мягкость индейцев.
Печальнее всего было прощание отплывавших испанцев и колонистов Ла-Навидад, ибо ничто не привязывает людей друг к другу столь сердечно, как совместно пережитые приключения и опасности. Маленький гарнизон, однако, проявлял твердость духа и решительность. Эти люди с радостной надеждой смотрели в будущее, ожидая возвращения Адмирала из Испании с большим пополнением, и обещали ему добыть полные сведения обо всем, что есть на острове. Из-за отсутствия одного индейца, которого предполагалось привезти в Испанию, отправление каравеллы задержалось на день. Наконец сигнальная пушка выпалила, прозвучали прощальные приветствия с палубы корабля и на них отозвались возгласами те, кто оставшись среди пустыни неведомого мира, провожал с берега тоскующими глазами своих товарищей, и кому не суждено было дождаться их возвращения.
Книга пятая
Глава 1
Корабль держит курс на восточную оконечность Эспаньолы. Встреча с Пинсоном. Столкновение с туземцами в Саманском заливе
(1493)
Колумб отплыл в Испанию из Ла-Навидад четвертого января. Ветер был легкий, поэтому корабль пришлось вывести из гавани на буксире и отпустить рифы. Затем испанцы стали восточнее острова Эспаньола, неподалеку от гористого мыса, на котором деревьев не было, а произрастала только трава; мыс имел форму большого шатра и казался издали скалистым островом, с Эспаньолой его соединял низкий перешеек. Колумб дал мысу имя Монте-Кристи, и название это сохранилось и по сей день. У берега остров был плоским, дальше начинались высокие горы, густо поросшие лесом, а меж ними простирались широкие плодородные долины с полноводными реками. Дул встречный ветер, и испанцам пришлось на два дня задержаться в большом заливе западнее Монте-Кристи. Шестого января они, подгоняемые бризом, пустились в путь и, обойдя мыс с наветренной стороны, прошли десять лиг, но затем ветер вновь переменился на восточный. В это время моряк, поднявшийся на верхушку мачты, чтобы посмотреть на скалы, закричал, что видит вдалеке "Пинту". Эта весть очень обрадовала Адмирала и вызвала оживление на корабле, ведь моряки с удовольствием повстречались бы со своими товарищами, да и приятно иметь сопровождающее судно, плавая в таких пустынных морях.
"Пинта" направилась к ним прямо по ветру. Адмиралу не терпелось поговорить с Мартином Алонсо Пинсоном, но ветер упорно мешал, а безопасного места для якорной стоянки поблизости не оказалось, поэтому Колумб вернулся в небольшую бухту чуть западнее Монте-Кристи. "Пинта" последовала за ним. Встретившись с Адмиралом, Пинсон тут же начал оправдываться, объясняя свое дезертирство тем, что из-за непогоды отбился от "Санта-Марии"; но с тех пор, — уверял Пинсон, — он постоянно искал Адмирала, мечтая присоединиться к нему. Колумб слушал его лепет спокойно, но недоверчиво, а вскоре подозрения Адмирала подтвердились, поскольку ему рассказали следующую историю. Якобы Пинсон пришел в неописуемое волнение, узнав от одного из индейцев, попавших на корабль, что восточнее лежат земли, богатые золотом. Он решил воспользоваться тем, что его судно шло первым, и ринулся прямо по ветру, надеясь прежде всех остальных открыть золотоносный край и вкусить его богатств; другие же корабли вынуждены были вернуться в гавань. Покинув товарищей, Пинсон несколько дней плутал меж небольших островков (по-видимому, острова Кайкос), но потом наконец индейцы вывели его к Эспаньоле. Там он пробыл три недели и, торгуя с туземцами на реке, о которой я уже упоминал, умудрился собрать довольно много золота; половину его он, на правах капитана, оставил себе, а остальное разделил среди своих людей, дабы они были ему верны и хранили случившееся в тайне. Вот какие подробности по секрету сообщили Колумбу, но он подавил свое возмущение столь вопиющим нарушением долга, ибо ему не хотелось портить остаток плавания дрязгами с Пинсоном, у которого было среди команды много родственников и земляков. Однако доверие Адмирала к сотоварищам настолько упало, что он решил незамедлительно вернуться в Испанию, хотя в других обстоятельствах непременно поддался бы искушению обследовать побережье и погрузить на корабли побольше сокровищ.
Испанцы отвели корабли на большую реку неподалеку, чтобы запасти воду и дрова для плавания. Эта река, — туземцы зовут ее Яки, — течет с гор в глубь суши и затем впадает в залив, вбирая в себя по пути несколько более мелких притоков. В песке ее устья спутники Колумба нашли множество золотинок, да и на обручи, которыми стягивали бочки с питьевой водой, тоже налипло довольно много золотого песка. Вот почему Колумб окрестил эту реку Рио-дель-Оро, или Золотой рекой; теперь же ее название — Сантьяго.
В тех краях водились огромные черепахи. В своем дневнике Колумб упоминает еще трех сирен, выплывших из глубин моря, и замечает, что видел подобных существ и раньше, у берегов Африки. Сирены, — добавляет Адмирал, — вовсе не такие прекрасные, как их обычно живописуют, хотя чем-то похожи на людей. Бытует мнение, что то были ламантины или тюлени; вероятно, Колумб увидел их издалека, и в его воображении, склонном приписывать волшебные свойства любому новому предмету или явлению, грузные животные отождествились с сиренами из древних преданий.
Вечером девятого января испанцы снова двинулись в путь и на следующий день приплыли к реке, где, как уже говорилось, успел поторговать Пинсон. Колумб окрестил ее Рио-де-Грасиа, однако все продолжали называть эту реку по имени ее первооткрывателя, и она еще долгое время звалась Мартин Алонсо. Туземцы пожаловались Адмиралу, что Пинсон в свой предыдущий приезд забрал с собой четверых мужчин и двух девушек. Адмирал выяснил, что пленников до сих пор держат на борту "Пинты", намереваясь отвезти в Испанию и продать в рабство, и распорядился немедленно отпустить их домой, щедро одарив и приодев, дабы возместить нанесенный ущерб. Пинсон подчинился, но очень неохотно, и Колумбу пришлось выслушать от него немало горьких слов.
Пользуясь благоприятным ветром, — а в тех краях пассат осенью и зимой часто сменяется северо-западным ветром, — путешественники поплыли дальше вдоль острова и добрались до очень красивого гористого мыса, который назвали Капо-де-Энаморадо, или мыс Влюбленных; сейчас он известен как мыс Каброн. Спустившись чуть ниже, они встали на якорь в бухте или заливе шириною в три лиги; он так далеко вдавался в глубь острова, что Колумб поначалу принял его за морской пролив, отделяющий Эспаньолу от какой-то другой земли. Высадившись на берег, мореплаватели увидели туземцев, резко отличавшихся от добродушных, мирных людей, с которыми им уже доводилось встречаться на Эспаньоле. Новые знакомцы имели свирепый вид и страшно размалеванные тела и лица. Они отращивали длинные волосы, собирали их сзади и украшали перьями попугаев и прочих пестрых птиц. Кое-кто был вооружен палицами, другие — луками примерно такого же размера, как у английских лучников. Стрелы туземцы делали из тонкого тростника, насаживая на него прочный наконечник, либо прикрепляя кость или рыбий зуб. Мечи они изготавливали из пальмовой древесины, твердой, словно железо; лезвия были не острыми, но широкими, примерно в два пальца, и индеец мог одним ударом разрубить шлем и рассечь череп до самого мозга. Хотя туземцы приготовились к бою, они не проявили никакой агрессивности по отношению к испанцам, а наоборот, продали им два лука и несколько стрел, а один даже согласился взойти на борт адмиральского судна.
Свирепый вид, смелость и безрассудство воина-дикаря натолкнули Колумба на мысль о том, что индеец и его собратья принадлежат к племени карибов, которые наводят такой ужас на обитателей здешних краев, и что залив, в котором он бросил якорь, судя по всему, не залив, а пролив, отделяющий этот остров от Эспаньолы. Однако индеец, отвечая на его расспросы о Карибских островах, упорно показывал пальцем на восток. А еще он поведал испанцам об острове Мантинио, который якобы (так, по крайней мере, почудилось Колумбу) населен только женщинами; и вроде бы те женщины раз в году допускают к себе мужчин-карибов с целью продолжения рода. Мальчиков, рождающихся от таких встреч, матери отдают отцам, а себе оставляют лишь девочек.
Остров Амазонок неоднократно упоминается в рассказах Колумба, это очередная фантазия Адмирала, а ввел его в заблуждение Марко Поло. Венецианский путешественник описал два острова близ азиатского побережья: на одном жили только женщины, на другом — мужчины, между ними существовали подобные отношения, и Колумб, считавший, что плавает где-то неподалеку, легко соотнес жесты индейцев с описаниями венецианца. Славно угостив воина и поднеся ему подарки, Адмирал отпустил его, надеясь с помощью туземца выторговать золото у индейцев. Когда лодка подплывала к берегу, испанцы заметили полсотни прячущихся за деревьями дикарей, вооруженных луками, стрелами, палицами и дротиками. По приказу сидевшего в лодке индейца они сложили оружие и вышли на берег, встречая испанцев. Последние, выполняя указания Адмирала, хотели было купить кое-что из индейского оружия, дабы отвезти в качестве диковинок в Испанию. Индейцы расстались с двумя луками, но потом вдруг в их души закралось подозрение, или они просто решили взять в плен горстку чужаков... Во всяком случае, они ринулись туда, где оставили оружие, схватили его, взяли также веревки и возвратились с явным намерением связать испанцев. Последние немедленно их атаковали, двоих ранили, а остальных обратили в бегство и преследовали бы их и дальше, но кормчий, правивший лодкой, удержал товарищей. То было первое столкновение испанцев с индейцами, именно тогда белые люди впервые пролили в Новом Свете кровь местных жителей. Колумб весьма опечалился, увидев, что его попытки поддерживать с индейцами добрые отношения закончились провалом, однако утешал себя мыслью о том, что если его моряки повстречали карибов или какое-то иное воинственное племя, обитавшее на оконечности острова, то сила и оружие белых людей, должно быть, произвели на них устрашающее впечатление, а значит, они поостерегутся нападать на немногочисленный гарнизон крепости Ла-Навидад. В действительности же моряки столкнулись со смелым и дерзким народом, жившим в гористом районе Сигуай; этот край простирался вдоль берега на двадцать пять лиг, а в глубь острова — всего на несколько лиг. Языком, внешним обликом и манерой поведения эти индейцы сильно отличались от других туземцев того острова и обладали грубым, но независимым и сильным характером горцев.
Их искренность и отвага проявились на следующий день после стычки: индейцы гурьбой высыпали на пляж, а Адмирал послал к берегу шлюпку с большим отрядом хорошо вооруженных солдат. Туземцы шли спокойно и доверчиво, словно накануне ничего не случилось, и в их повадках не чувствовалось страха или враждебности. Касик, правивший в соседних краях, тоже явился на берег. Он послал солдатам, сидевшим в шлюпке, нитку бус из мелких камней, а точнее, из обломков раковин, испанцы догадались, что он прислал бусы в знак дружбы, однако исчерпывающий смысл этого символа был им еще недоступен. Они не знали, что ожерелье выражало мольбу о мире и почиталось священным среди индейцев. Вскоре подоспел и сам вождь, он сел в шлюпку всего с тремя сопровождающими, и его повезли на каравеллу.
Колумб по достоинству оценил чистосердечие и доверчивость касика, красноречиво свидетельствующие о мужественной и великодушной натуре; он тепло принял вождя, выставил лучшее угощенье, какое нашлось на корабле, в частности, сухари и мед, считавшиеся среди индейцев лакомством, показал всякие чудесные приспособления на судне, щедро одарил вождя и его подданных и весьма довольных отпустил восвояси. Касик жил так далеко, что не мог прийти еще раз в гости, но в знак величайшей признательности он прислал Адмиралу свою золотую корону. Рассказывая об этом случае, биографы Колумба не упоминают имени вождя, однако, бесспорно, несколько лет спустя он вошел в истерию под именем Майовабекса, касика сигуайцев, и даже в самых затруднительных ситуациях умудрялся проявлять мужество, искренность и величие души.
Колумб провел в бухте еще пару дней, в течение которых индейцы очень дружелюбно обменивались товаром с испанцами, принося им хлопок, фрукты и овощи; однако воинственность их нисколько не уменьшилась, и они не расставались с луками и стрелами. Четверо молодых индейцев так заманчиво описывали острова, расположенные к востоку от Эспаньолы, что Колумб решил заглянуть туда по пути в Испанию, и убедил их поехать с ним в качестве проводников. Пользуясь попутным ветром, еще до рассвета шестнадцатого января он покинул бухту, которую из-за стычки с индейцами прозвал Гольфо-де-лас-Флечас, или залив Стрел, который теперь, однако, известен как Саманский залив.
Покинув его, Колумб сперва взял курс на северо-восток, где, по уверениям молодых индейцев, находились остров карибов и остров Мантинио, обиталище амазонок; Адмирал надеялся взять с каждого по паре туземцев, чтобы показать испанским владыкам. Однако проплыв шестнадцать лиг, проводники вдруг передумали и стали указывать на юго-восток. Этот маршрут мог привести Адмирала в Пуэрто-Рико, который действительно звался среди индейцев островом карибов. Адмирал тут же изменил курс корабля и двинулся в том направлении. Но не прошел он и двух лиг, как подул ветер, наиболее благоприятный для возвращения в Испанию. Колумб видел, как лица моряков мрачнели по мере того, как корабль отклонялся от пути на родину. Поразмыслив о том, какую малую власть он имеет над чувствами и привязанностями команды, подумав о неоднократно проявлявшемся бунтарстве моряков, о недоверии, которое он испытывал к Пинсону и плачевном состоянии кораблей, Адмирал внезапно решил оставить свою затею. Чем дольше он будет затягивать возвращение, тем больше судьба его открытий будет зависеть от тысячи непредвиденных обстоятельств, и в результате из-за какого-нибудь несчастного случая он, его утлая каравелла и добыча, собранная за время путешествия, навеки канут в океан. Поэтому, подавив жгучее желание продолжать исследование новых земель и решив не подвергать риску уже сделанные открытия, Адмирал, к огромной радости команды, еще раз изменил курс корабля и направился в Испанию.
