Самый Лучший Ветер - 2, первые 13 глав

Завистливый писк в углах комнаты сменился на тревожный, и я уселся на кровать.

— Что ещё? — пришлось мне приободрить замявшегося трюмного, подбирающегося к основной проблеме.

— Как я есть кавалер, — наконец буркнул Кирюшка, с тоской поправляя погоны, — и при медали, и говорить умею, потому общество через меня низко просит и кланяется. Колдун у них здесь старый, а ученик его молодой! Потому порядка нет! Рабочих рук на хозяйстве не хватает, смотри ты! Каждый третий двор пустой! А за оградой села очередь, давно ждёт, а колдун их не замечает и потому не пускает! А ученик видит, но не умеет! А попа они боятся, хоть он и добрый, но он же светиться начал недавно, когда никто не видит! А мы всё видим!

— Интересно как, — меньше всего мне хотелось вставать у местного колдуна поперёк дороги, но может быть, утешил я себя, удастся договориться, под дурачка закошу в крайнем случае. — А куда же местные домовые-то делись?

— В прошлом году, по осени, на барже уплыли, — огорошил меня Кирюшка, не меньше меня поражённый таким безответственным поведением сородичей. — Целой компанией. Завёлся у них, говорят, в ту пору один буйный, всё картинки прелестные в какой-то книжке рассматривал. А там, говорят, и города сказочные, и люди всё добрые да красивые, и звери неведомые, и лес не такой, как здесь, а редкий да ухоженный, с пальмами! Вот и дорассматривался. Подговорил ватагу молодых да безголовых, картинки им показал, а чего, ведь книга врать не будет! И вот собрались они втихушку ото всех, да и сорвались в путь неведомый! А что теперь с ними случилось, и как теперь оставшимся быть — то не знает никто!

— Во дела, слушай, — я со стуком закрыл всё более отвисавшую по мере Кирюшкиного рассказа нижнюю челюсть. — Ох и дела, будь они неладны! Первый раз такое в жизни слышу, если честно.

— Поможешь? — поднял на меня полные надежды глаза Кирюшка. — Очень надо! Поговори с колдуном!

— Поговорю, — пообещал я ему и остальной нечисти в комнате. — В крайнем случае, до самой Лары дойду, не отступлюсь. И спроси у своих — этот колдун, что он за человек? Как с ним разговаривать?

Наш трюмный, а теперь и гордый заместитель баталера по совместительству, прошмыгнул в особо заставленный мебелью угол комнаты и принялся общаться со своими сородичами, выведывая для меня важные данные для важного разговора.

— Хороший человек! — наконец вынырнул он оттуда и заскочил на тумбочку. — Только старый!

— Очень информативно, спасибо, — поблагодарил я его, но Кирюхе мой сарказм был как слону дробина, он всерьёз посчитал, что этого хватит, и был очень доволен. Помог же!

— Мы тогда меняться пойдём! — засобирался он нетерпеливо, предвкушая торг и свежие продукты на борту. — Специи на дары природы! Дел куча! А вот он рядом с тобой побудет, и позовёт нас в случае чего! Звать его Овдеюшка!

С этими словами Кирюшка метнулся в тот же угол и выволок оттуда на середину комнаты молоденького, но крепкого и смышлёного на вид домовёнка. Тот поклонился мне, дождался моего ответного кивка и исчез, как только трюмный его отпустил.

— Пошли, — тут же обернулся к своим Кирюшка, — меняться будем!

Раздался писк и дробный топот по полу, стенам и даже по потолку, но сразу же все затихло, и остался я в комнате один, да еще где-то прятался мой соглядатай.

— Сначала до ветру, потом умываться, потом завтрак, потом к колдуну, — озвучил я для Овдеюшки программу на сегодняшнее утро. — Именно в таком порядке, понял?

В истинном зрении я видел его, хоть он и старательно от меня прятался в глубоком смущении, но смотрел он очень почтительно и с сильной надеждой.

Я проверил себя, всё ли застегнуто и зашнуровано, пробежался по карманам, посмотрелся в окно за неимением зеркала и решительно вышел в тёмный коридор. Там моя решительность кончилась, потому что куда идти я не знал, и людей поблизости не было. Но домовёнок не дал мне пропасть, шмыгнув за угол и поманив меня оттуда.

Вот так, с помощью нечистой силы, я выполнил два первых пункта из четырех на сегодняшнее утро, и решил вычеркнуть из этого списка завтрак. Живот был набит ещё со вчерашнего дня, морса я выдул литра два, так что обойдусь.

— К колдуну веди, — приглаживая мокрые после умывания волосы, весело скомандовал я. — Поговорим, общество довольно будет!

И мы пошли по главной улице куда-то вдаль, а потом еще и свернули в сторону от реки, на холм. Людей, слава богу, на пути не встретили совсем, лишь мохнатый поводырь катился впереди меня путеводным клубком, распугивая собак за заборами.

Сначала я было усомнился в своём провожатом, показалось мне, что куда-то он вёл меня не туда. На крутом холме близ ограды села домов не было, потому что какие огороды на косогоре, какие колодцы, замучаешься воду таскать. Но тропинка, по которой мы шли, была натоптана не одной парой ног, уверенная такая была тропинка, и вывела она нас к прямо к землянке колдуна.

Я удивленно покачал головой, отдавая дань уважения поборнику традиций, потому что землянка в селе — это была серьёзная заявка сама по себе, она указывала на изрядную упёртость ее хозяина. Сторонники старой школы не жили в удобных домах, в отличие от молодых, и презирали их за это.

Я невольно затормозился на поляне перед дверью в самое настоящее, как будто сошедшее с картинок к старым сказками, обиталище колдуна, чтобы немного собраться с мыслями. Собеседник был непростой, уж в этом я теперь был уверен, а напортачить было нельзя. Оглядевшись, я не удивился огромному чёрному наглому коту на дерновой крыше землянки, удивился я лишь тому, что мой провожатый в испуге сдёрнул без объяснений, и теперь виновато следил за мной из-за ближайшего жилого забора.

— Да заходи ты уже! — раздался глухой раздражённый голос из глубины помещения. — Стоишь тут столбом, лихо приманиваешь, обалдуй.

Я без слов потянул на себя тяжелую косую дверь, и спустился по небольшой лесенке-приступочке в тесноватую, пропахшую лечебными и колдовскими травами, темноватую землянку.

— Мир дому сему! — протяжным и напевным, а потому немного придурковатым голосом, которым в моём представлении следовало общаться со всеми колдунами старой закалки, поздоровался я. — И хозяину его!

— Придуриваешься? — оценили мой политес из темноты, — это хорошо, коли так. Будет, значит, у нас с тобой разговор. Есть, значит, на это некоторая надежда.

На свет вышел хозяин землянки, помогая себе клюкой, и протянул мне руку для приветствия. Был он ну очень стар, прямо скажем, и выглядел постарше нашего Васильича, но при этом посуше того и пожилистей. Такие деды могли скрипеть ещё очень долго, насмотрелся я на них, тем более здесь, на свежем-то воздухе да на натуральных продуктах. А вот силы в нем сейчас было мало, да и раньше он ею не блистал, уж это я сумел рассмотреть. Выезжал, наверное, на травах редких да на квалификации. Ещё б на ученика его посмотреть, для ясности, и уже можно будет что-то думать.

— Фома Егорыч, — представился мне он, неожиданно крепко пожав руку и указав клюкой на лавку у низкого стола перед окном, садись мол, — Колдун местный. Но больше травник сейчас. Да и раньше тоже.

— Понятно, а я Артём, — я назвался ему в ответ и с уважением рассмотрел развешенный по стенам гербарий, на заставленные мелкими пузырьками с настойками все стеллажи и полки в довольно обширной землянке. Попытался прикинуть общее количество и с удивлением понял, что их тут никак не меньше пары тысяч, причём многие из них фонили магией просто не по-детски. Арчи со своей эльфийской предрасположенностью к магии леса и вообще к травам нервно курил в сторонке, и надо будет его сюда обязательно приволочь, чтобы проникся. Да и Лару тоже.

— Чего тебе понятно, обалдуй? — наливая мне и себе не чай, а травяной сбор собственного сочинения, с раздражением поинтересовался Фома Егорыч. Обычно я по возможности отказывался от всех этих таёжных композиций, что в чае, что в самогоне, ну не моё это! И как бы не напирали хозяева на полезность и прочее, удовольствия обычно было мало. Но сегодня я оценил аромат и цвет, и понял, что это как раз тот самый случай, когда воротить морду будет просто глупо.

— Вот это вот всё, — я обернулся и ещё раз посмотрел на склад зелий, отваров да настоек, а потом показал рукой на стакан с напитком. — И вот это. Внушает, правда. Теперь понятно, почему вчера лёгких больных не было.

— А что я могу? — неожиданно зло развел руками колдун. — Что я могу с сорванной спиной-то сделать? Грыжу позвоночника травками не вылечишь, тут резать надо, к чертовой матери, или магией сильной! Защемление нерва, к примеру, или грыжа вдруг здоровенная, а других у нас и не бывает, что тогда?

— Нормально всё, — отнёсся я с прохладцей к непонятному самоуничижению Фомы Егорыча. — В других деревнях и такого нет, точно тебе говорю, повезло местным. Можешь мне верить, уж я-то насмотрелся. А бывает и хуже, мы так одного в город на суд княжеский вывезли, наш маг его прямым вредителем назвал.

— Хорошо, коли не шутишь. — не смягчился Фома Егоры. — А только и у нас скоро так будет. И вредитель у нас свой собственный уже есть, у меня обучение проходит, задрыга бесталанная. Если толку с него не будет, сам его отравлю к чёртовой матери, возьму грех на душу. Пей чай давай.

Я не стал умничать дальше, а пригубил ароматный горячий напиток и оценил его по достоинству. Не хуже Кирюшкиного чая, ей-богу! И вот так мы сидели, попивая из стаканов и поглядывая друг на дружку, еще минуты две. Я не торопил Егорыча, давая ему собраться с мыслями, и не лез вперёд со своими просьбами, всему своё время.

— Чего пришёл-то вообще? — попробовал начать с моих проблем колдун, чтобы самому не выглядеть просителем. — Чего тебе могло от меня понадобиться, если ты по левую руку от эльфийки-то сильномогучей ходишь?

Я лишь пожал плечами и вывалил на него ворох проблем с домовыми. Рассказал и про путешественников на барже, и про острый кадровый голод в народном хозяйстве.

— Как знал, — пробормотал озадаченно и досадливо Фома Егорыч, чуть не сплюнув от раздражения на пол, но вовремя опомнился. — Всё не слава богу! Чуть стоит вожжи из рук выпустить, тут же всё кувырком, да что ж такое! Полгода не продержались, сволочи!

— А ты бы не выпускал, — ровным голосом посоветовал я ему, но колдун лишь резко отмахнулся от меня и рассерженно отвернулся, чтобы подуспокоиться.

— В прошлом годе, — наконец повернулся он ко мне, и я увидел перед собой спокойного и собранного человека, который уже не хочет и не просит помощи, потому что в нее не верит. — Сила начала меня покидать, паря. Я забегал сначала, половину аптеки вот этой на себя извел, но всё как об стенку горох. Время моё пришло, видать, ничего не попишешь. А по прошлой осени проснулся я как-то, и понимаю, что всё. Домовых не вижу и не чувствую, а сил осталось с гулькин нос, не больше. Была надежда, что сумею ученика воспитать, но теперь даже и её нету.

Он замолчал, а я не знал, что ему сказать на это. Но Фома Егорыч не ждал от меня жалости, он просто рассказывал, как обстоят у него дела, не жалуясь и не надеясь ни на что.

— Так что, паря, — вдруг он хлопнул меня по колену, — не знаю я, как тебе помочь! Вчера эльфийке вашей не признался я ни в чем, хоть и поглядела она на меня странно немного, и силы мне добавила, но чуть-чуть совсем. Попытался потом к магу пробиться, рассказать ему все, да бабы не пустили. Если кто и может тебе теперь подсобить, так это они, а на меня не надейся.

Я наконец поставил пустой стакан на стол и посмотрел на него еще раз в магическом свете, для верности сняв с себя мамин оберег. Честное слово, ощущение было не из приятных, как от пыльного дырявого мешка. Ни на что не надеясь, я потянулся к нему и попытался отдать ему немного своей силы, как это делали мы теперь с Арчи при взлёте и посадке. Но сила утекала в никуда, как в бездонный колодец, даже не задевая старика. Хотя что-то всё же ему померещилось, потому что он вдруг встрепенулся, подскочил, но, тщательно прислушавшись к себе, с разочарованием уселся на место.

— А что, если так, — пробормотал я и схватил его обеими руками за запястье. Поднапрягся, дал гари, как говорит Далин, и с изумлением почувствовал, что старикан-то ухватился за мою силу, как утопающий цепляется за соломинку. Он потянул ее в себя, но не всю подряд, а выбирая из нее для себя какую-то часть, я почему-то тут же назвал ее зелёной, вот показалось мне так. Старик схватил меня за руку, крепко сжал ее, а потом, посидев так с минуту, резко выкрутился из моего захвата.

— В гроб меня загнать хочешь? — пытаясь унять взбудораженный кашель, весело поинтересовался он у меня и вдруг заорал. — Аниська, подь сюды! Да быстро, распросукин ты кот!

Мне под ноги метнулся мохнатый комок, в котором я без труда узнал ещё одного домового, такого же седоватого и облупленного, как и его хозяин.

— Времени мало у меня, наверное, — схватил его Фома Егорыч за загривок и поставил перед собой на стол. — Надо быстро все делать. Поможешь мне, Артём, так сейчас все и решим.

Пыльный и заспанный, но сердитый и одновременно обрадованный Аниська стоял между нашими стаканами, неверяще разглядывая хозяина.

— Почему у вас всё кувырком, потом мне расскажешь, дармоед, — упёр палец в домового Фома Егорыч, — если времени хватит. А сейчас сзывай своих к сельским воротам, где небесный корабль стоит, понял?

Аниська кивнул, а потом вдруг кинулся одним прыжком к колдуну, вцепился и зарылся в его бороду и безутешно, во весь голос, зарыдал.

— Хозяяяин! — всхлипывая, верещал он, — ты живой, и я живой! Ты чего, хозяин, ты чего придумал-то? А как же я?

— Онисим! — сурово гаркнул на него колдун и с трудом выдрал его из своей бороды. — Не время! Ты мне скажи лучше, что это за новости с путешественниками такие? Кто допустил, не ты ли? И почему до ученика мово не достучался?

Но Аниська, утирая слезы, не очень-то испугался грозного тона своего хозяина и засобирался на выход, созывать своих к дальним воротам. Колдун сопроводил его на выход, ещё раз напомнив про время, и повернулся ко мне.

— Пошли, что ли, — поднялся он со своего места, — поспешать нам надо. А ученик мой, Ондрюшка, балбес каких поискать. Месяц его уже не видел, представляешь? Охотник он и есть охотник, ему все мои премудрости до лампочки. Промахнулся я с ним, моя вина, ну да что уж теперь. Поп на селе есть, и слава богу. Обойдутся, в случае чего.

— Не рассыпься по дороге, — на всякий случай предупредил я его. — Сила уйдёт, ещё добавлю, на месте.

— Добавишь, куда же ты денешься, — уже на улице весело ответил мне Фома Егорыч. — Сам затеял, сам и вывози. А не хватит, придумаешь чего-нибудь, верно? И рассчитывай сегодня весь день со мной и домовыми да прочими олухами валандаться, без обеда и безо всего. Небыстрое это дело, и нудное донельзя.

Я лишь пожал плечами, выскакивая вслед за ним на улицу и закрывая дверь, а потом мы наддали вниз по тропинке. Километра два, а то и три в час верных, ей-богу, у меня даже промелькнула мысль довезти Фому Егорыча до места на тачке, чтобы хотя бы до обеда успеть. Но тачки рядом не было, никакой тележки я тоже не увидел, поэтому пришлось телепаться рядом со стариком, придерживая его под локоть.