Боярин. Князь Рязанский

Путь до Лоева мы осилили за двое суток особо не торопясь. Лоев, действительно, стоял на крутом левом берегу Днепра, как и сообщали, читанные мной ранее, справочники, и представлял собой небольшую крепость. Ворота крепости сейчас стояли запертыми.

— Видчиняйте! — Орали мои вои из авангарда, столпившись у ворот. — Бо с пищали шмальнём!

— Хто такие, шоб указывать? — Язвительно спрашивали с башни ворот.

— Люди Михаила Рязанова. Наместника Царя Русского

— Мы такого не знам. И хто такой Царь Русский, тоже не знам, — крикнул другой голос.

— Могут и пальнуть с пищали сдуру, али стрелу пульнуть... Сходи, Григорий, скажи им, что у нас грамота от Князя Литовского.

Григорий доскакал до ворот и, показав грамоту, крикнул:

— Вот грамота Князя Литовского! Зови старшого!

На башне молчали долго, потом голос крикнул:

— Вяжи на бечву, грамотку свою.

— Ох, говорун, быть тебе сёдня на конюшне битому! — Крикнул Григорий, но грамоту привязал.

— А ты хто такой, штоб грозить?

— Я — твой новый воевода, дурья голова!

— Дурья голова и воевода? — Засмеялись сверху, но вдруг, как-то резко, смех, всхлипнув, оборвался, будто от удара.

— Ну, я тебя... Прошка, сукин сын! Отворяйте ворота, бисовы дети! — Закричали сверху. В сумерках не было видно, но слышно, что на башне, кто-то явно раздавал зуботычины и затрещины.

Ворота распахнулись наружу обеими створками. На входе угадывалось несколько фигур. Зажглись факела. В их огне фигуры вооружённых людей прорисовались четче. К Григорию вышел крупный рыцарь в доспехах. Они о чём-то поговорили. Разговора слышно не было, но вскоре Григорий громко крикнул:

— Первая и вторая сотни на право! Третья и четвертая на лево! Марш-марш!

Я постоял и посмотрел, как двойные колонны втекают в ворота деревянной крепости. Григорий подъехал ко мне, и переводя дух сказал:

— Михал Фёдорович, там воевода местный. Говорит, из рыцарей только он один остался, а войск в крепости, акромя крестьян местных, никого нет. Все ушли в Гомель.

— Да и хрен с ними... Нам проще будет... Разместить дружину есть где?

— Есть. И казарма, холодная правда, и по домишкам расселим.

— В казарму печи с карет поставить, если с каретами не войдут.

— Войдут, я посмотрел. Ежели боковины с карет снять.

— Ну, обустраивайтесь, я потом проверю. Веди к воеводе.

С последним конным мы въехали в крепость.

— Я наместник Царя Русского Василия Васильевича в Княжестве Литовском — Михаил Фёдорович Рязанов, как вас величать?

— Я Степан Подкидышев — рыцарь войска Литовского. Остался в крепости один из воев, акромя крестьян местных. Вроде как — воевода.

— Веди в замок, Степан. Там поговорим. Ты стражника не убил, чай? Железом своим...

— Да не... у меня для них дубина есть. Она мягкая... Слегка по спине прошёлся, да по ливеру малость... Чтоб княжью руку не забывали.

— Ты с ними полегше теперь.

— Так теперича вы пришли, крестьяне со службы уйдут...

Так мы беседовали, идя до деревянного "замка". Мои палаты были более похожи на крепость, нежели эти, явно недавно поставленные хоромы. В хоромах было холодно. Одна единственная печь прогревала только одну комнату. Трубы у печи не было. Дым уходил в отверстие в потолке.

— "Всё с начала", — подумал я тоскливо, но потом сам себе сказал: "А ты как хотел? Кисельные берега? Вперёд, и с песней! На каждом новом месте будет всё сначала".

Переночевали мы с Григорием в карете. В "хоромах", теплушке, как назвал её Степан, уже спали какие-то бабы и дети. Сходив и проверив, как разместились бойцы и караул, я заметил, что моя карета стоит на улице с протопленной печкой, а Григорий своими переминаниями и покряхтыванием, явно на что-то намекает.

— Григорий, а пошли, как мы спать... Мясо вяленное есть?

— И мясо, и к мясу...

Мы сбросили с себя железную сбрую, и удобно разместились в карете. Погрызли сушёного мяса, запив кипятком, хлебнули по очереди из Григорьевской фляги, и улеглись. Я провалился в тишину сразу.

Разбудил не забываемый с детства сигнал трубы: "вставай-вставай дружок с постели на горшок...". Систему звуковых сигналов для своих воев я создал с "нуля", значительно упростив для запоминания, создав образы в стихотворной форме. К известным сигналам побудки и на обед: "Бери ложку бери бак и хватайся за черпак", я придумал: "Тревога-тревога, враг ходит у порога!", "Спать пора", "В строй, в строй, в строй".

Умывшись и оправившись, мы пошли с Григорием смотреть, как сработали наши "котельщики" на новом месте. Завтрак проходил штатно. Накормив "воеводу" Степана, и поев перловой каши со смальцем, мы пошли на обход местности. Крепость стояла ладная. Изъяна в ней, кроме ничтожных запасов провизии и воды, мы не увидели. Осада на сутки, не более. Наш основной фураж и корм ещё не прибыли, и ожидались к только завтрашнему вечеру.

За частоколом умещалось три казармы, примерно на пятьсот человек, небольшая усадьба воеводы, называвшаяся "замком", стоявшая на возвышенности, и около тридцати, мазанных глиной домов, покрытых соломой. Я понял, что с деревом тут проблемы.

Взойдя на наблюдательную площадку "замка", мы оглядели окрестности. Под нами лежала белая извилистая полоса Днепра и устье Сожа. Высота обзора была около ста пятидесяти метров. Отсюда был виден, справа по реке, брод, зимой совсем перемёрзший, с нагромождениями ледяных торосов.

Нормального строительного леса в округе не наблюдалось. Только далеко впереди за днепром, выше по течению Сожа виднелась полоса елей. По дальности, "на глаз", получилось километров десять .

— Григорий, видишь лес? — Я показал рукой. — Прямо сейчас посылаешь сотню. Пусть рубят, пилят. По лету по реке сплавим.

— Так и делали, — встрял в разговор Степан.

Сегодня, без своих железяк, и выглядел, как человек, а не "робокоп". Он был одет в тулуп, яловые сапоги, и с удивлением посматривал на наши с Григорием валенки. — Што за поножи таки? Доспех?

— Сапоги из шерсти валяной. Тёплые. Ты на службу ко мне пойдёшь?

Тот кивнул головой.

— И тебе дадим. Григорий, присяга с собой?

— Так точно, Великий Князь!

— Читай ему. Пусть клянётся. А ты, — обратился я к Степану, — повторяй за ним все слова.

Григорий раскрыл командирский планшет и достал кожаную папку, отделанную золотом, с отпечатанной на пергаменте присягой, и стал читать.

— Я, Степан Подкидышев...

— ... торжественно присягаю на верность своему Отечеству...

— ... государству Российскому и его государю-царю...

— ... государству Российскому и его государю, царю...

— ... Василию Васильевичу...

— ... а также, лично Великому Князю Михаилу Фёдоровичу Рязанову...

— ... строго выполнять требования уставов, приказы командиров.

— ... На сём клянусь своей верой и верой своих отцов.

— Крещёный православной верой? — Спросил я.

Он смущённо потупил глаза.

— Да тут уже, и так, и так окрестили. — Вздохнул он.

— У нашего Царя-Батюшки нет разницы. Церковь — единая. Коли есть крест, целуй и крестись, нет — просто крестись. — Сказал я, и перекрестился на восходящее солнце.

— А пошто ты на солнце крестишься? Огневик, штоль?

— Христос и Бог на небе?

— Да...

— А солнце? Ты хоть глядя на пенёк крестись, или на куст ракитный, Бог везде один.

Он озадачено почесал под шапкой, а потом перекрестился, глядя на солнце.

— А храма в крепости, пошто нет?

— Татары пожгли два лета тому назад. Лес заготовили просушили, первые венцы заложили, а плотник возьми, да помри... Некому строить...

Я почесал, отросшую за три года, бороду.

— Покаж рукой, где?

— А вон, — показал он на левый по стороне Днепра угол стены, где, действительно стояли стеллажи досок и брёвен.

— Не растащили?

— Как можна, Великий Князь? Храм же... Басурманов у нас нет.

— А поп?

— И попа нет.

— Найдём. У нас на Руси, Царь-Батюшка — глава церкви. И тут так будет. Его волей и я, как его правая рука, тут церквой править обязан. И назначать попов и снимать.

— Иди ты... — вырвалось у Степана. — Прости, Великий Князь, обмолвился.

— Не повторяй ошибок, воевода, держи свой язык, пока он есть, в узде. Я строг, хоть и молод.

Степан упал на колени.

— Прости язык мой...

— Прощаю. Пошли к церкви. Григорий, кликни к храму плотников. Пусть поглядят.

— Есть, командир, — сказал он и бегом стал спускаться по лестнице.

— Видишь, какая служба у меня. Только бегом. И только по команде, по уставу. Устав — это такой список правил. — Ответил я на его вопрос в глазах. — Григорий тебя научит. Будешь у него в подчинении. Он — полковник. В команде у него полк в пятьсот воев — бойцов по-нашему. Ты присматривайся пока, спрашивай, ежели что не понятно, да ему подскажешь, что сам знаешь. Мы тут засеку ставить будем, вон до того холма.

Я показал рукой направо по берегу.

— А... Красная Гора...

— Почему — Красная?

— Глины там красные, а здеся лоевые , как лягуха дохла.

Я смотрел на "Татарский переход". По всему течению Днепр был шириной метров сто, не больше. На мели чуть расширялся. До Красной Горы было километров пять.

— Надо всё до Красной Горы перекрыть частоколом. Сделать ворота.

— И брать мзду... в казну — Добавил Степан.

— Правильно. А народ то тут есть, акромя крепости? В округе?

— Как не быть. Щас много от турка бежит по реке. Увидишь седня.

Я понял, что глядя на бесснежную, только местами запорошенную реку, не замечал санного пути. Спустившись вниз, мы прошли к заложенному на три венца храму, возле которого стоял Григорий и четверо плотников.

— Григорий Иванович, обратился я к полковнику, распорядись, чтобы на реке пост поставили, рогатки поперёк реки и никого наверх не пускали. И на переправе мимо крепости ни-ни. Всех сюда. А ты, Степан... тебя по батюшке как?

— Ильин сын я...

— Степан Ильич... готовься к приёму люда. Через два дни поезд с лесом, фуражом и людишками придет. И тех и этих, всех разместить надо будет.

— А скокма людишек-то?

— С детишками — человек четыреста.

— Матерь Божья... — Перекрестился Степан. — А куды ж мы их?

— Глина добытая есть? — Спросил я, и продолжил, увидев кивок, — Разогреть, замесить прямо в казарме . Построить очаги, как бочки "беременные" с поддувалом снизу. Это прямо сейчас. Срочно. И помни — все команды исполнять бегом. Кого увижу ходящим по крепости — запорю.

Я увидел ко мне приближающегося бегом Григория и сказал:

— Видишь, как у меня целые полковники бегают, гляди...

— Я побёг, тоды?

— Беги, Степан Ильич.

Подбежавший Григорий доложил.

— За лесом сотня ушла, посты по реке выставлены, Михал Фёдорович.

— Пусть там время даром не теряют, снасти им выдай.

— Так выдал. Уже долбятся... — Засмеялся Григорий.

— Дело! Пошли крепость обойдём. Надо место для жилья разметить.

Ставить село решили вверх по реке, сразу от стен крепости.

Левая стена крепости отходила от побережной стены почти под прямым углом.

— Эту стену используйте, для сруба. Тут метров пять высоты будет. Оставляйте два метра, остальное пилите и вкапывайте как вторую стену. Дальше плотники сами пусть думают. Помнишь, я на привале в Польше тандыр татарский делал? По всей длине барака таких налепите. И крышки двускатные с отверстиями для трубы. На расстоянии четыре метра друг от друга поставьте. Понятно?

— Так точно, Михал Фёдорович!

— Командуй. Остальных, — половина за дровами, половина пусть дерьмо из крепости вычистят. Местных поставь на довольствие, и тоже... дерьмо выгребать. Загадили всё... Плотникам сперва "испражняльню" построить на сто "гнёзд", как мы ставили в Польше, помнишь? Корм на вечер варить с учётом новых ртов.

— Есть! — Сказал Гришка и убежал.

— А ты, что будешь делать командир? — Спросил я сам себя. — Смотреть на огонь и на то, как работают другие люди?

Ещё раз обойдя крепость внутри, я остановился перед будущим храмом. Основание, выполненное в виде неправильного шестиугольника, было поднято больше чем на метр. Сужающаяся его часть должна была стать алтарём храма, потому что была направлена на восток. Я прикинул мысленно направление на город Мекку — юг-юго-восток. Нормально. Пойдёт. Главное, чтобы молились не спиной друг к другу.

Остановив пробегавшего мимо Степана, я спросил:

— А инструмента после плотника не осталось?

— Как не остаться? Остался. В сенях воеводиных стоит... сундук плотницкий. Принесть?

— Сам возьму, что надо.

Я прошёл в сени, нашёл сундук, покрытый рогожей, открыл вставленным в него ключом замок, достал топор, короткую пилу и тесло. Всё было обмотано в пропитанные маслом тряпицы и остро наточено. Пила правильно разведена. Тут же в сундуке лежало лекало для продольного паза. Оставив масляные тряпки в сундуке, и взяв инструмент, я вернулся к срубу. Выбрав бревно, стал работать. Когда я протесал весь паз, пробегавший мимо Степан спросил:

— Подсобить?

Он пробегал мимо меня, уже раз десятый, и я стал подозревать неладное.

— Ты пошто, Степан бегаш, туда-сюда?

— Дык... Тыж сам велел...

— Я не велел бегать, а велел дело делать. А от дела до дела не идти, а бежать, Понятно? — Меня дурить за три года моего тут проживания пытались многие, да и за язык "поймать", так что схема, "наезда" у меня была отработана чётко.

— Теперича понятно.

— Ещё одну пустую пробежку узрю, — разжалую в рядовые вои, и будешь дерьмо с ними вместе носить. Усёк?

— Усёк.

— А теперь — подсоби. Будешь со мной пока трудиться.

Степан — ростом два метра с лишком, легко справлялся с пятиметровыми брёвнами, но мы особо и не напрягались, пользуясь рычагами. К полудню мы подняли венцы сруба на высоту своего роста. Степан, взяв у моих плотников второе тесло, работал без устали, как швейная машинка "зингер". Я еле успевал размечать. Григорий несколько раз тоже пробегал мимо, явно с интересом поглядывая на нашу работу.

В очередной его пробег, я не выдержал.

— Ты тоже, просто так бегаешь?

— Шас по делу, Князь. Каюсь, пробегал разок мимо, ради интересу, а щас... Ходоков задержали на реке. Ревут-ревмя, не хочут в крепость идтить.

— Ну, раз тебе интересно, как руками работают... Поработай пока вместо меня, а я на реку спущусь.

— Слушаюсь, командир.

Спустившись к реке, я увидел целый караван из саней и телег. В основном запряжёнными волами. Насчитал двадцать повозок. Это около ста человек, прикинул я, так как мужики шли своим ходом.

Свиснув в свой свисток подмогу, я направился к каравану.

Увидев меня, бабий вой сперва затих, а потом возобновился с новой силой. Я подошедши, тихо спросил:

123 ... 1617181920 ... 252627