Средневековая история

И даже удивился, когда женщина кивнула.

— Значит, если вас что-то не устраивает — говорите мне. Обсуждаем, находим лучший вариант. Иначе никак. И на людях со мной не спорьте. Если уж пойдете на службу...

Лейф кивнул. Это он понять мог.

— Хорошо. Обговариваем все заранее.

— В том числе плату. Сколько вы хотите?

Лейф замялся. Ненадолго.

— Мы здесь с семьями. Нам надо будет жить в Иртоне.

— Для начала поживете в замке. Потом посмотрим. Хотите — дома поставим. Хотите — еще что-то решим. Много вас?

— Около шестидесяти человек. С женами, детьми...

— Если жены захотят работать — я им тоже платить буду, — кивнула Лиля. — Но это обговорим, когда речь о работе пойдет.

— Наши женщины не служанки.

— А я им этого и не предложу. Обещаю. То, что я хочу — для них не зазорно.

Лейф кивнул. Поверил.

— Два золотых в месяц. Каждому воину.

— а не много ли запрашиваете?

— Мы этих денег стоим.

— Проживание за мой счет, так?

— Так.

— С женами, детьми... по три серебряных в месяц. Плюс премия, если заслужите.

— Золотой.

— Воину с боевым опытом платят серебряный в месяц. Не много ли просите.

После торгов сошлись-таки на семи серебряных монетах в месяц. Каждому. Лейфу, как командиру — вдвое больше. Можно бы еще поторговаться, но вирманин не стал сильно спорить. Плата была очень неплохой. Да, в море они бы взяли больше. Но женщина и так переплачивала втрое...

— Так.

— Вам, как командиру, больше?

— Вдвое.

Плата и так была королевской, но денег Лиля решила не жалеть. Для ее идей вирмане были золотым днем.

Два золотых!?

Да она потом в двадцать раз больше наживет!

Люди — главное богатство! И плевать на золото! Заработаем!

— Пойдет.

Лейф был доволен. Пока что женщина соглашалась на его условия. Но было и еще одно...

— Вирманина кормит море.

— Хотите выходить на промысел?

Лиля вдруг усмехнулась. Очень весело и проказливо.

— Рыбку ловить будете?

И Лейф понял — сработаются. С этой женщиной можно иметь дело. Такие у них на Вирме не редкость. Поди-ка, поуправляй хозяйством, когда муж в море, а все на тебе.

— Будем.

— Тогда выделите долю в улове, — Лиля ухмыльнулась. — На моей земле как-никак будете.

— Двадцатая часть? — Лейф улыбнулся, предвкушая торг. И наткнулся на такую же улыбку.

— Сколько-сколько? Пятая! Не меньше!

— Да вы, госпожа, шутить изволите! Восемнадцатая!

— А вы свою рыбу без меня никому не сплавите. Шестая!

Торг продолжался еще минут десять и закончился к обоюдному удовольствию. Сошлись на десятой части 'улова'. Попутно уничтожили кувшин с элем и весь сыр. И Лиля вздохнула.

— Ну что, — будем выручать ваших людей?

— Ваших людей, госпожа графиня.

Что ж. Надо отрабатывать.

Сначала она сделает шаг, потом вирмане... и это — правильно.

— В магистрат лучше идти со свитой?

— Лучше.

Лиля вздохнула.

— Вы можете переодеться?

— Могу спросить одежду у хозяина таверны...

— Вот и давайте. Я оплачу.

Недосказанное Лейф и сам понял. А Лиля развернулась к своим крестьянам.

— Так, чтобы через десять минут были при оружии. Живо!

Лейф тоже исчез договариваться с трактирщиком.

Лиля посмотрела на кувшин.

Блин, вот так и становятся алкоголиками. Ужасно хочется нажраться — и чтобы кто-то сильный и умный пришел и решил за тебя все проблемы.

А не получится.

Никогда не получалось...

Интересно, где в городе магистрат?

* * *

Садиться в седло Лиле решительно не хотелось. Только-только расслабилась... Но оказалось, что все рядом. Две улицы, не больше.

А еще, что печально — графине невместно. Так что пришлось ей ехать на лошадке медленным шагом — коня вел под уздцы Лейф, а за ней, печатая (ладно, за такой строевой шаг ноги бы вырвать, но хоть так-то...) шли ее люди в бело-зеленых плащах.

Да, Лиля с удивлением узнала, что родовые цвета графов Иртон — белый и зеленый. И искренне удивилась Лилиан. Блондинкам же к лицу!

И пусть зеленый тут цвет траура. Если осторожно — очень даже можно.

Нет, как только будет возможность — она себе обязательно нашьет платьев в нужных тонах. Но это потом, потом...

А пока — хвала всем богам обоих миров, что хотя бы плащи стражников управляющий не загнал никому. Так и лежали в кладовке, пыль собирали. Только что от моли их полынью пересыпали.

Зачем Лиля приказала взять их с собой — она и сама не знала. Но пригодилось же!

Хотя местная стража, как она поняла, поступала так же. Носи кто что хочешь. Только плащи и оружие по форме. И его выдавал магистрат.

Женщина ехала по середине улицы — чтобы ничего не выплеснули из окна и мрачно рассматривала средневековый городок. Ну, скорее крепость, чем городок, но все равно — не впечатляло.

Раньше как-то не было времени. Приехали — ссора. Утром — ярмарка. Таверна тоже не в центре города... так что погулять времени не выпало. А сейчас уже и не хотелось.

Дома хоть и каменные, но какие-то серые, скученные, время готики еще не настало. Как и время каменных (или хотя бы деревянных) мостовых. И грязи там было по щиколотку. Лиля решила, что будет только верхом ездить по улицам. Проверять — утонет она по щиколотку или по колено желания не возникало.

А еще смердело.

Никто не видел ничего удивительного в том, чтобы выплеснуть на улицу содержимое ночного горшка. Мусор не бросали, он был только во дворах. А вот нечистоты...

Женщину всерьез замутило. Мало тряски на лошади, так еще 'все ароматы Франции'. Но никто другой ничего удивительного в этом явно не находил.

Лиля еще раз поклялась, что у нее в Иртоне так не будет. И вообще — как только будет возможность — она тут же сделает везде хорошие дороги.

Ладно, это дело будущего. А пока надо подумать, что говорить. Личную вирманскую дружину предстояло еще отмазать. Военные нужны позарез! Но вот во что ей это встанет. И как будет лучше поступить? И не запустит ли она волка в овчарню?

Все-таки она беззащитна. Да и Иртон тоже. Кто помешает вирманам собрать все самое ценное, запалить его с восьми концов — и уплыть восвояси?

А кто помешает пиратам?

Работорговцам?

Разбойникам?

Ей-ей от таких мыслей за голову схватишься. Хоть за свою, хоть за конскую. Это Эдор с ними был вась-вась, а ей такие радости не светят. Во-первых, баба, во-вторых, графиня, в-третьих, хрена она будет людьми откупаться... не поторопилась ли она с увольнением?

Теперь уже все равно поздно. Не воскресишь.

— госпожа?

Оказывается, пока Лиля размышляла, они уже доползли до точки. До здания магистрата.

И Лейф почтительно (ага, а в бороду ухмыляется, зараза такая!) помог ей спешиться.

* * *

* * *

Лонс уже раз двадцать попрощался с жизнью. Но у Альдоная определенно были иные планы. Или так шутила Мальдоная?

Когда его схватили в хижине и куда-то повели — он думал, что его повесят.

Когда его привели в охотничий домик и поставили перед королевским шутом — он подумал, что тот сам его прирежет.

Ан нет.

Невысокий человечек впился в него глазами.

— рассказывай.

— О чем?

Лонс решил не сдаваться. Все-таки он дворянин. Да и умирать — так хоть не скулящей мразью!

— Как девочку соблазнял. Как склонял к блуду. Подробно, что, где, как, кто знает...

Лонс сплюнул.

— Да пошел ты...

На человечка его попытка не произвела никакого впечатления.

— Я — пойду. А вместо меня придет палач. Мне просто неохота шум поднимать. Да и грязь будет, кровь, домик придется поджечь... мне просто неохота, поэтому я решил поговорить по-доброму. А так — ты что, думаешь, пытки выдержишь? Ну-ну...

М-да. Боли Лонс боялся.

И, кажется, человечек это понял. Потому что кивнул. Не Лонсу, нет. Своим мыслям.

— Рассказывай. Сколько ей было лет, когда ты ее совратил?

Кто кого совратил было большим вопросом, но Лонс все-таки был мужчиной. Поэтому коротко бросил.

— Четырнадцать.

— Детей у вас не было?

— Нет.

— кто знает о вашей связи?

— У нас не связь. Анна моя жена перед Богом.

— С Богом я договорюсь, — ухмыльнулся человечек. — Главное, чтобы люди ни о чем не проведали. Где документы?

— Были у священника, — огрызнулся Лонс.

— И только?

Лонс даже не задумался — соврать ему или нет. Конечно, соврать. Если получится.

— Анна боялась. Да и зачем нам это было нужно?

Только вот человечек ему не поверил. Слишком холодными были его глазки. Слишком умными.

— неужели не подстраховался?

— Хотел. Не успел.

— Все-таки позвать палача? Ты заставляешь меня пожалеть, что я не сделал этого сразу.

Лонс раскололся еще через десять минут допроса. Человечек внимательно выслушал, где лежат бумаги, отдал распоряжения подручным — и добродушно улыбнулся Лонсу.

— Записи в церковных книгах мы уничтожили. А ты... Сам понимаешь — нет человека, нет проблемы. За совращение благородной леди королевских кровей — приговор один. Смерть.

— Сам прирежешь? — прошипел Лонс. Но злоба прошла впустую. Как мимо стены.

— Руки об тебя еще марать.

И кивнул своим подручным.

— Убить. Закопать так, чтобы никто не нашел. Выполнять.

Лонса грубо схватили и повели из комнаты.

Тогда он простился с жизнью в очередной — он уже не помнил который раз. Но оказалось, что все еще впереди.

Подручные выволокли его из комнаты, напялили мешок на голову и опять куда-то потащили, переговариваясь между собой.

— Ну что — к болоту его?

— Можно и к болоту. Только чавкнет.

— А может мы его — того?

Лонс насторожился.

Что с ним хотят сделать? Неужели утопить живьем!? Только не это!!! Хуже смерти Лонс не мог даже представить!!!

— Чего?

— Фарни продадим?

— Фарни?

— а чего нет? В Даркоме, сам знаешь, такие в цене, чтобы и образованный, и симпатичный...

Лонс задохнулся от ужаса.

Дарком!

Для чего там нужны такие, как он — мужчина знал.

Евнухами в гарем.

— Лучше убейте, суки!!!

Ответом ему стал сильный удар по голове. Только звездочки замелькали.

* * *

Двое мужчин переглянулись. Поудобнее прислонили обмякшее тело к дереву. Тяжело, конечно, ну да своя ноша не тянет. А она ведь и правда своя. Вот зачем убивать молодого, сильного, здорового мужика, если можно просто сплавить его отсюда. Да так, что не вернется. Никто еще не возвращался, проверено.

Рабство вообще-то в Уэльстере не процветало. А вот в Даркоме или Варийском Ханганате — за милую душу. Поэтому всегда находились лихие парни, которые ходили вдоль берегов или по рекам, покупали людей — или захватывали в плен, кто там в Даркоме будет разбираться — и продавали живой товар.

Конечно, шли на риск, но прибыль обычно окупала все.

Фарни был как раз одним из таких людей. Ходил в Уэльстер, в Ативерну, в Ивернею... цену платил хорошую и не обманывал. Двое не первый раз продавали ему людей — и знали, что с Фарни можно иметь дело.

— Фарни здесь?

— Ну да. Скоро отплывать будет. Подержит этого в трюме... он молодой, здоровый, симпатичный, ученый, опять же... монеты три за него точно дадут?

Три золотых на дороге не валялись. Поэтому товарищ подумал — и кивнул.

— а давай. Все равно от Фарни не вырвешься и сюда не вернешься...

Сложно сказать — повезло Лонсу или нет. С одной стороны его должны были убить. С другой стороны — разве оказаться в трюме работорговца многим лучше?

С другой же...

Золото на дороге не валялось. У одного из мужчин дочка должна была скоро выходить замуж. и позарез нужно было приданное. А второй, по своей молодости, работал на шута совсем недавно. И не знал, как тот расправляется с нерадивыми или неисполнительными подчиненными. Один поддался жадности, второй решил, что все обойдется — и приказом пренебрегли.

Впрочем, если бы все прошло как надо — им все сошло бы с рук. Но Мальдоная любит такие ситуации. и никогда не упускает шанса дернуть за веревочки.

* * *

Дарий краснел.

Бледнел.

Зеленел.

А была бы возможность — вообще бы залез под пол.

Обычно все шалости сходили ему с рук (справедливости ради — эти шалости касались только крестьян и простолюдинов из ремесленников) но сегодня отец разошелся не на шутку.

— Альдонай, за какие грехи ты послал мне этого недоумка!? Чем я так провинился пред тобой!? Ты что смотришь, недопесок!? Ты хоть понимаешь, что ты наделал?!

Дарий только глазами хлопал. Его вообще выдернули прямо из постели!

А кто виноват, что эти вирмане появились на причале только ближе к рассвету!? Дарию уже надоело их там ждать, но жажда мести была сильнее. А без него стражники точно хватать бы никого не стали. И так одного вирманина упустили, козлы...

Отправив оставшихся пятерых в тюрьму (подвал под ратушей) Дарий вернулся домой и лег спать. И спал, пока стража не выдернула его из постели.

Ему дали справить нужду и одеться. А потом запихнули в карету и отвезли в ратушу. Где отец — барон Торий Авермаль и устроил ему разнос.

И спрашивается — за что?!

За вирман!!!

Хотя это могло и подождать! Посидели бы! Могли бы и дать ему выспаться. А тут!

Отец весь красный, злой — и орет так, что стены трясутся.

— Да ты хоть понимаешь, что наделал?!!

— Да что я такого наделал?! — искренне возмутился Дарий. — Это же вирмане! Разбойники!! Пираты!!! Их и надо арестовать! Судно отобрать в казну, а их самих продать на рудники!!!! Почему нет?!

Барон схватился за голову.

— Альдонай!!!

— Отец, да в чем дело?!

Дарий искренне не понимал, в чем он неправ. Это же вирмане!!!

— Да в том, что за ними — Вирма!!! Именно, что вирмане!!!

Барон, видимо устав орать, уселся в кресло и выдохнул. Посмотрел на стоящего посередине комнаты сыночка.

— Ты понимаешь, что слухи не остановить?! Кто-то что-то скажет, кто-то подхватит — и слух о том, как мы поступили с вирманами, дойдет до их острова?!

— И что?!

— Они живы, потому что они за своих горой. Они пираты, разбойники, негодяи, но ни один вирманин не нарушит слова. И если обидят одного вирманина — за него горой встанет весь остров. Если все по справедливости — суд, следствие, вина — это одно. Но тут!!! Ты же просто велел страже арестовать их! Просто так!!!

— Ты же сам сказал — они пираты!

— а на них кто-то пожаловался?!

— Можно найти...

— Ага... ты лучше подумай, что ты скажешь, когда сюда нагрянет флотилия островитян, и поинтересуются — кто обидел их родных?

— Родных?

— Они там все на Вирме друг другу родные!

— Но отец...

Барон прошипел что-то невнятное сквозь зубы и чуть остывая, поинтересовался:

— Если их отпустить... ты больше ничего не успел натворить?

— Отец!!!

— С другой стороны — вирмане...

Неизвестно, до чего бы додумался мэр, но дверь комнаты распахнулась. И с такой силой треснулась об стену, что поднялась каменная пыль.

В проеме двери стоял тот самый вирманин.

Дарий побледнел от злости, но сказать ничего не успел.