Раненый мир - Книга Холмов

— Ну, Охранная сеть не давала. А как она исчезла, так тварь и стала через защиты влиять, — предположила Анна. — Это не тысяча лет, а всего три месяца.

— Логично. Но как-то... не верю все равно.

— А в день какой запечатали? — тут же с интересом спросил Дик. Все поняли, что он имеет ввиду: иногда бывало, что печати работали неравномерно. Узор Лун на небе менялся день ото дня, и бывало так, что некоторые дни в году защиты ослаблялись. Обычно это случалось в самые дальние дни от дня наложения печатей. Например, если тварь запечатали в холодный месяц пустель, то печати могли слабеть к середине жарна.

— День не указан. Да может и год неверный, после Нисхождения большинство записей о Холмах были утрачены. А когда восстанавливали, может так, примерно написали.

— А кто вообще заполнил эту страницу в Книге? — спросила Анна.

— Подписано, что "Дети Берга", — ответил Винсент, — я даже видел, как они писали, про соседний Семьдесят второй заполнял, смешно получилось.

Он вспомнил, как, увидев, что они корпят над Книгой одновременно на соседних страницах, невидимый коллега написал "Привет, лисий хвост", и они полчаса переписывались, обмениваясь новостями, чтобы потом по-быстрому стереть все написанное ночным концом кисти.

— И где они эту информацию взяли?

— В Гластоне, в библиотеке. Их посадили прочесать все летописи Смотрителей и Изгнателей, вот они собирают и заносят все, что найдут.

— Тогда доверять можно.

— Короче, ничего не ясно. То ли внутри Холма сидит Безликий, то ли откуда-то извне пришел. То ли все это, и огонь, и темная фигура, и звери, и Крик — одно и то же. Способов понять, как на самом деле, что-то не видно.

— Зайдите к кобыле сзади, — снова встрял Дик, который предпочитал слушать разговор со стороны, и изредка вставлять весомые фразы. — Когда Гвент дал нам контракт, об этом тут же узнали канзорцы, и тут же узнал низверг. Найдем предателя, сразу многое выясним. И теперь я уж сам его допрошу...

— Да может панцеры низвергу и сообщили. Они же пытаются его пробудить, значит в любом случае с ним в сговоре.

— Вот тоже важный момент, — ухватился Винсент. — У Канзора разведка лучшая на всем Севере. Думаю, никто спорить не станет.

Никто и не спорил. У Канзора было очень многое "лучшее на всем Севере".

— Если они будят конкретно этого низверга, значит он чем-то важен. Какой-то конкретный на него приказ и план.

— Мы все равно не поймем, какой, пока не узнаем, что же это за чудище.

— Самое важное, — тихо сказала Алейна, — узнать, что же оно с Келом сделало. И как можно ему память вернуть.

Все замолчали. Произошедшее со светловолосым по-прежнему плохо укладывалось в головах. Кел настолько сросся с образом странствующего жреца, настолько свободно и широко использовал силы, дарованные Странником, что представить его без них было невозможно.

Как мог древний и мудрый бог позволить, чтобы какая-то, даже могучая тварь, забрала силы, которые он дает своему жрецу, и саму память о нем? Одно дело, забрать из мага его канал в грань огня или воды, или чего там еще будет маг. Другое дело, забрать силу, которую дает божество. Впрочем, боги далеко не всесильны. Они слишком далеко от материального мира, чтобы напрямую влиять на него. Еще и законы равновесия... Лисы не слишком хорошо о них знали, это высшее знание, и даже в Янтарном храме о нем преподавали только высоким посвященным, Алейне до высокой было еще расти и расти. Но эти законы влияли на богов, ограничивая их власть.

И если бог не мог своим своеволием защитить жреца, например, от смерти, то и память его защитить не мог. Тут уж кто как действует, мантикора голову оторвет, а Безликий отнимет дарованные силы...

— Я спрошу у Матери, — не допускающим возражения тоном сказала девчонка. — Что делать с Келом, как ему вернуться к Страннику.

— Конечно, спросишь, — закивали все. Алейна могла обращаться напрямую к богине нечасто и только по важному поводу, но с Келом, без сомнения, был именно такой.

— Только сначала давайте всю информацию воедино соберем, — продолжил Винсент. — Итак. Несколько дней подряд с Семидесятого шел рокот, испугал всех в округе. Рокотали черные валуны, каменная чешуя. Она чуяла, что огонь пытается вырваться наружу, и не давала ему, а грохотом привлекала внимание Хранителей и смотрителей.

— Так почему же эта чертова Сова не проверила Семидесятый и не решила вопрос еще до нашего появления? Оглохла что ли?

Да уж, Винсент многое бы отдал, позволь ему судьба посмотреть на противостояние двух одинаково страшных тварей: Безликого и Совы.

— Ну вот почему-то на сигнальный рокот она не реагировала. Или реагировала, но никто не знает, как. В итоге, местный смотритель позавчера сообщил господину Гвенту, что с его холмом творится какая-то дьявольщина. Тот через бирки выяснил, что мы поблизости и дал нам контракт. Тут же кто-то известил об этом канзорцев и низверга, тот заранее вызвал железных волков. А когда мы справились и с церштурунгами, и с варгами — прибег к кое-чему покрупнее...

Анна вздохнула, на мгновение смежив веки. Увиденное во время встречи с живой лавиной вставало перед глазами серией ярких, будоражащих картин.

— Надо выявить, кто у Гвента информацию сливает, и допросить. Сразу начнет складываться. А у Милосердной спросить про Кела.

Против такого плана действий никто не возражал.

— Давай пройдемся по Холмам вокруг, — сказал Винсент. — Что про какой известно. Если Безликий не с Семидесятого, то может поймем, откуда он.

— Да, что там за Ариадна была? — с интересом спросил Дик.

Кел кивнул и зашелестел тяжелыми страницами Книги Холмов.

— Под шестьдесят девятым запечатана Ареана, — сказал он через минуту. — Демон видений, белая мистрис. Брала людей под контроль и жила как всенародно возлюбленная баронесса в одном из уделов Патримонии. А на деле высасывала из влюбленных в нее жизнь, разум, превращала в бездумные куклы, исполняющие ее волю. Ну и развратом всяческим увлекалась, каждый год в канун Бельтайна оргию на все баронство устраивала, тайные ночи... Это когда по тысяче человек, в едином порыве, крестьянка с бароном, отец с дочерью, рыцарь со свиньей...

Анна заметила, что Ханка прядет с широко раскрытым ртом. Что, интересно, так пленило ее воображение? Мезальянс рыцаря со свиньей, или все-таки непререкаемая власть белой мистрис над мужчинами своего поселения?

— Гм, и когда ее запечатали? — спросил Дик. — Эту возлюбленную всем народом?

— В триста шестьдесят третьем. То есть...

— Три с половиной сотни лет, даже больше. Вроде никак не похожа на то, с чем мы столкнулись.

— Да, не особо.

— Что за бессмертный под Семьдесят третьим?

— Ордиаль, странное существо, вроде и не особо разумное, — ответил Кел, вчитываясь в Книгу. — Может менять форму вещей. Явно попал в наш мир случайно и не знал, как вернуться на родину. Откуда попал, так и не выяснили, отправить назад не удалось. Сначала он делал дырки в горах, менял формы вершин. Интересные получались конструкции, многие сохранились до сих пор. Но один раз он закатился в город... он круглый, что ли?.. и устроил из города... Ого! Громадный лабиринт. Дома все перемешал и склеил, улицы свернул-перегнул... Наблюдал, как люди пытаются выбраться и иногда менял лабиринт. Вроде как делал его более совершенным. Немало народу покалечилось в завалах, были и погибшие, хотя специально Ордиаль никому не вредил. Хронист был прямо там, среди бегавших по городу и, как все, пытался выбраться из лабиринта. Пишет, что существо было гигантское и любопытное. Напоминало краба и скарабея, только лап много.

Младенец в коробе уже некоторое время хныкал, а теперь и вовсе заревел. Наверное, сочувствовал людям, с детства знакомые дома и улицы которых вдруг превратились в неизведанный лабиринт.

— Убить его не смогли, потому что все материальное он меняет, сам по себе крупный и в панцире, а магия на него действовала очень слабо. Собрали против него мега-элементаля, ростом в двенадцать метров, типа раздави жука. Но он взял его и изменил, сделал неподвижным и дырчатым. Вроде до сих пор стоит статуя где-то на территории Браннига. А на атаки он совсем не отвечал, только рассматривал...

— В общем, явно не наш кандидат.

— Да, не похожий. Он порождение тверди и, думаю, хаоса. Про остальные холмы ничего не известно?

— Как я раньше и сказал, семьдесят первый вроде мертвый и пустой.

— Может, Безликий как раз оттуда и приходит?

— Да все может быть.

— Ясно, что ничего не ясно. Ну что, ждем землеца? А потом связываемся с господином Гвентом?

Младенец все надрывался, а линь сама себя не сплетет, поэтому Ханка, убедившись, что малыш чистый, опять его спеленала, затянула лубок перевязью, после чего поддела носком защелку в полу, отчего тут же приоткрылся люк, через который уходил вниз толстый канат. В канат были вставлены железные крюки, хладнокровно продев сквозь них веревку, молодка подняла люк в сторону и быстро, цоп-цоп-цоп, потравила люльку с ребенком вниз, под дом. Свесив его метров на шесть в высоту, она преспокойно захлопнула люк обратно и стала работать дальше, благо крики теперь были гораздо глуше и тише. Анна многое повидала, скитаясь по Ничейной земле, и многому перестала удивляться, но как холмичи обращались со своими (и чужими!) детьми, до сих пор приводило ее в ступор.

Дожидаясь местного старшего, Лисы решили обстоятельно перекусить, благо им накрыли прямо-таки праздничный стол. Но за горой мисок и горшков крылось разочарование, причем, в прямом смысле горькое. Кроме куриного пирога, который они сразу по приходу из бани и умяли, вся еда была с привкусом полыни, да и в целом весьма паршивая. Подопрелое мясо мало того, что отдавало душком, так еще и оказалось собачьим, что сразу же по вкусу определил Дик (после чего Кел глянул на него с острой неприязнью, на которую рэйнджер ответил довольным оскалом). А пареные клубни, закуска из корневищ, кислая настойка на болотистой мути с лишайником, варенье из паслена и лепешки из зеленоватой муки... Анна с еще большим сочувствием глянула на черную косу.

Так же среди избалованных нормальной едой Лисов не снискал популярности суп из короедов, хоть это были и не жуки, а вполне себе жирные кроли, обитавшие на живых камнях и потихоньку глодавшие их "кору". Единственным, что с уверенностью можно было назвать вкусным (кроме памятного, но недолго прожившего куриного пирога), оказалась грибная жила. Прессованные и густо перченые волокна грибов, которые жевались, как вяленая говядина.

И ведь не сказать, что в Мэннивее было хорошо с едой, чего стоила стряпня в большинстве трактиров Разнодорожья! Но будучи серебряной хантой и имея возможность пообедать в "Алой жемчужине", привыкаешь к хорошему.

— Сытно ли вам, служивые? — голос первого из вошедших был весел, будто спрашивал нечто забавное.

Лисы нестройно промычали в ответ, стараясь выглядеть довольными, хотя физиономии у них были кислые, а мысли горькие, в приправу к местной еде.

— Сойдет, — сказал Дик, ковырявший иглой-бронебойкой в зубах.

— Ох и ладный стол для вас свищуровы собрали! В Землеце завсегда так, защитников Холмов с дороги привечаем, коней-людей посылаем, последним делимся. А то и понятно, как не делиться, что б мы без вас делали, спасители!

Бесстыже льстящий золтыс оказался плюгавеньким мужичонкой. И не только из въевшейся грязи с ногтей до волос, но из нескладной низенькой фигуры, клочковатой жидкой бороденки, из старой одежонки, которая была ему велика. Из манеры двигаться шаг-впришаг: сделал шаг, переступил с ноги на ногу, будто не уверен, стоило ли вообще сюда идти, или лучше повернуть в другую сторону. Узенькое лицо тоже было с таким вот бесхитростным выражением и одновременно очень понимающее: мол, ну что вы, вижу-вижу, о чем тут говорить. В общем, странный был человек. Тем не менее, Ханка при его появлении сразу сжалась и опустила голову еще ниже, чем раньше.

— Пора о делах перемолвить, уважаемые, — вкрадывал золтыс. — Девка, рыбоньку свою из проруби вынь, да поди в светлицу.

Черная коса быстро, молча и ловко исполнила: вытянула люльку и захлопнула люк в полу. Обойдя печку с надрывающимся дитем в руках, открыла неприметную плетеную занавесь и шмыгнула за нее. В большую, просторную комнату с окнами, где, оказывается, что-то шили и перебирали другие женщины.

Со старостой пришли трое: слева мялся неуверенный, лысеющий смотритель Холмов с большим родимым пятном на лице и новенькой, дорого сделанной Малой Книгой в руках. Посередине замерла подтянутая, седая алхимичка — лет пятидесяти, в фартуке, который не оставлял сомнений в ее роде деятельности. Справа стоял молодой мужик, крепкий, как и большинство в Землеце, в короткой бороде. Светлые, блеклые глаза выделялись на почти черном лице.

— Это Френ, господа хорошие, наш смотритель. Готов денно и нощно вам вспомогать в деле семи-надесятого Холма. Вот Илза, по науке старшая, а вдруг пригодится. И Беррик, над юнцами хозяин.

— А тебя как звать, староста? — с плохо скрытой антипатией поинтересовался Дик.

— Да так и зови, луковый человече, старостой, — ответил золтыс, оглядывая рэйнджера с головы до ног. — Не молод я.

— Что с детьми? — сморгнув все эти сотрясания воздуха, прямо спросила Алейна.

— Не с детьми, милостивая жрица, с юнцами, — тут же ответил Беррик, выступая вперед. Видно тоже волновался и не хотел попусту тратить время. Голос у мужика был зычный, сразу слышно, что привык перекрикивать гвалт. — Прокляты тьмой, плохо дело. Так не расскажешь, надо вам посмотреть, внизу...

— Чего же вы сюда тащились с делегацией, время теряли, — сказал, вставая, Кел. — Ведите к вашим проклятым.

Земляне глядели на Лисов каждый по-своему озадаченно. Взбираясь вверх по лестнице, они тянули нелегкие сумы, где доверху набились: приторная лесть, напускное участие, деланые улыбки и поклоны; в обмен ожидали обычного: горделивой похвальбы, апломба, мелочной торговли. И никак не готовности приступить к чужому делу без лишних просьб.

Впрочем, они еще плохо знали Лисов, у которых каждая голова думает и тянет в свою сторону.

— Господин хочет сказать, — перевел рэйнджер, — что наша ханта не против оказать услугу вашему поселению. Особых церемоний не надо, мы люди простые. Ведите.

— Господин не хочет сказать, что ханта будет работать забесплатно, — с усмешкой поправил его Кел. — Но прежде, чем решать и бить по рукам, надо посмотреть.

— Меня вообще ваши дети не интересуют, — резко и утомленно выдохнул Винсент. — У нас серьезная беда, у всего Мэннивея! Кто-то чрезвычайно могучий и, судя по всему, хитрый, рвется на свободу, каждый час промедления может привести к тому, что он вылезет из-под Холма. А вы со своим деревенским сглазом...

— В общем, пойдемте, — отрезала Алейна.

Хмуро сколоченный барак топорщился на небольшом возвышении чуть в стороне от стены поселения. Даже цвет его, мокро-серый, почти черный, отдавал ветхой, угрюмой тоской. Тяжелый дух распухшего дерева дышал в лицо. Вокруг теснились густые зеленые ивы — и полуголые паучьи, с легкой белесо-розовой бахромой, которые росли только в Холмах.