По воле богов.

Наши дни и ночи были наполнены любовью и упоительными ласками, сводившими с ума. Как никогда я понимала, что лучшего супруга не могла себе пожелать. Арман окружил меня заботой, отдавал все тепло своего сердца, и я платила ему тем же. Я ловила взгляды мужа и смущенно отводила глаза, столько в синеве его взора было обожания и нежности. Я тонула в его глазах, растворялась в нем, становилась его частью. И ничего не хотелось менять.

Наш дом был совсем маленьким и чем-то напомнил мне дом первой жены моего отца. Кроме нас в нем находилась старая женщина-оборотень с изувеченной второй ипостасью. Она с теплой улыбкой встретила Армана и настороженно меня. Так уж вышло, что вампиры одна из самых закрытых и высокомерных рас. Но мне не было смысла задирать нос перед женщиной, и мы быстро подружились. Впрочем, мы и видели друг друга изредка. На ночь она уходила в свое логово, маленький домишко, стоявший в некотором удалении от нашего дома, а приходила утром. Позавтракав, мы на целый день уходили. Возвращались вечером, незадолго до того, как оборотень уходила. Только тогда и разговаривали. Больше никого в мире нашего счастья не было.

Я как-то спросила Армана, откуда здесь взялась Вирея, так звали женщину. Он рассказал, что оборотень нашла его матушку в лесу, когда та была совсем маленькой, и приютила у себя. Родители ребенка нашли, а Вирее позволили продолжать общаться с дочерью, к которой женщина-оборотень привязалась. Она же и с Арманом часто нянчилась. А когда матери не стало, мой муж предложил оборотню жить здесь, приглядывая за домом. Вирее идея понравилась. С тех пор, она стала хранительницей этих земель.

Внизу вовсю уже гремела посудой Вирея. Арман потянулся и посмотрел на меня, тоже едва успевшую открыть глаза. Он улыбнулся и притянул меня к себе.

— Вирея, как всегда,

желает утра нам и славит новый день.

— Вставать с рассветом каждый день

неужто ей совсем не лень?

— Остыла кровь волчицы старой,

и нужды у нее в сравненье с нами малы.

Легла, когда еще садилось солнце,

и встала, лишь затеплилась заря.

И, например, в отличье от меня.

Одна горячая вампирша

смотреть спокойно сны дала.

— Вот лицемерие мужчины!

Наглец, сегодня ночью будешь спать!

Ко мне не вздумай приставать.

— Так, значит, я договорился?

На месть вампирши напросился?

О, нет, молю я о прощенье!

Эльмина, внемли бедному супругу.

Он умоляет на коленях свою жену о снисхожденье.

— И не проси, тебя не слышу.

Я притворно фыркнула и попробовала освободиться из его объятий. Синеглазый нахал извернулся, придавливая меня своей тяжестью к ложу.

— Не отпущу, пока меня ты не услышишь.

— Пусти, наглец, я есть хочу.

А коль сейчас с меня не слезешь,

поверь, без жалости кушу.

— Красавица моя, ты врешь, как дышишь.

Не кусишь, знаешь почему?

Ты все еще не понимаешь,

тогда смотри, я покажу.

Арман завладел моими губами, и обо всех угрозах я как-то неожиданно забыла. Руки сами легли ему на плечи, и первый тихий стон разлился по спальне...

Когда мы спустились вниз, Вирея уже закончила готовить завтрак и повернулась на наши шаги. Она чуть насмешливо улыбнулась, глядя на наши невозмутимые лица, и кивнула на стол.

— Вирея, с новым днем.

Арман привычно поцеловал оборотня в щеку, а я обошлась простым приветственным кивком. Пока мы завтракали, женщина поглядывала на нас все с той же насмешливой ухмылкой. Я неожиданно зарделась, а Арман вопросительно взглянул на нее.

— Вирея?

— Не обращай внимания, сынок.

— И все же?

— Да, молодость я вспомнила свою,

на вас глядевши, на двоих.

Вот так же страсть сбивала с ног

И удержу найти никто не мог.

Волчихой юной, полной жизни,

неслась в владениях своих.

Бежала, ветер обгоняя, вдыхала запахи весны.

Той славной жизни не понять,

Кому свободы не дано объять.

Склоняли головы цветы

перед Виреей светлоокой.

Сынок, коли видал бы ты,

какой была я быстроногой.

И волей лишь одной дышала,

И душу юную сжигали

Одни лишь светлые мечты.

И вот в одну из тех ночей,

вдруг вышел волк.

Таких светящихся очей

я в своей жизни не видала

и жертвой страсти сразу пала.

Тела сплетались до рассвета,

и пели души от любви.

И песню до сих пор я эту,

забыть не в силах.

— И что же он, вы поженились?

— О, нет, Эльмина, нет, увы.

Сбежал подлец, лишь солнце встало.

На след его потом напала,

почти нашла, но волк другой

увлек меня своею силой.

И первого тогда забыла.

Арман дернул меня за рукав и сурово сказал:

— Не слушай ты ее, Эльмина.

Дурной пример, его забудь.

— Я разберусь уж как-нибудь.

— Тебе я разберусь, гляди.

Во мне ты зверя не буди.

— Укусишь?

— Хуже. Зацелую!

— Ревнивец ненаглядный мой,

ведь одного тебя люблю я.

— А я тебя.

И все же я предупредил.

— Про дев других сказать забыл.

— Какие девы, Эль? Опомнись!

С тех пор, как встретил я тебя,

уж о других не вспоминаю.

— Ну, да, ну, да.

Мужские клятвы — ерунда.

Поверь, Эльмина, точно знаю.

Арман возмущенно посмотрел на Вирею, неожиданно встрявшую в нашу беседу. Оборотень хмыкнула и исчезла в дверях кухни. Мой супруг проводил ее недовольным взглядом и снова повернулся ко мне. Я еле сдерживала улыбку, до того сейчас встревоженным выглядел Арман.

— Ведь ты же не поверила, Эльмина?

— Задумалась немного я, любимый.

Ведь если рассудить, она права.

История о мужеском коварстве,

к печали женской, вовсе не нова.

— Ко мне прошу не применять историй всяких непотребных.

Тебе клянусь из самых верных,

я буду преданный супруг.

— А отчего в глазах испуг?

— Прекрасное виденье ночи,

моей ты смерти, верно, хочешь?

Тебе я правду говорю!

Чем доказать?

— Ну, что могу тебе сказать?

Лишь только долгой верной жизнью.

Я, наконец, не выдержала и рассмеялась. Арман мгновение смотрел на меня, не понимая, отчего я веселюсь. После усмехнулся и погрозил пальцем.

— Так ты смеялась надо мной.

— Уж ты прости меня, родной.

Но если помнишь, мы с тобой

предстали пред Кровавою Луной.

И тех, кого она соединила,

разъединить не сможет никакая в мире сила.

Уже не сможем мы познать любви другой.

Подвергнется опасности любой,

кто получить захочет нашу близость.

Расстроен?

— О, нет, нисколько!

Измена мне претит, ведь это низость.

Мне женщины достаточно одной,

которую люблю и сердцем, и душой.

И это ты, моя коварная супруга.

Но выбрал сам себе на жизнь подругу,

и потому тебе прощаю всей душой

издевку эту надо мной.

— О, как ты добр, милый друг.

— Таким и должен быть супруг.

Торжественно возвестил Арман, и его глаза сверкнули весельем. С этой забавной перепалкой мы покинули дом. Вирея попросила принести мяса. Ей охотиться было тяжело, потому исполнять поручение мы отправились вместе с мужем. Правда, расстались у кромки леса. Причиной оказался спор, кто быстрей вернется с добычей. Арман взял с меня клятвенное обещание не связываться с хищниками, а после отпустил, стребовав поцелуй... два, три. После пятого отпустил окончательно.

Я шагнула в густоту леса, отошла подальше, прислушиваясь к удаляющимся шагам мужа, после разделась и сменила личину. Так удобней и быстрей. Крылья зашуршали, расправлялись. Я подпрыгнула, взлетая на дерево, и принюхалась. Сразу же уловила запах Армана, он шел вглубь леса. Значит, я туда не пойду. Развернувшись, я распахнула крылья, оттолкнулась и перелетела на соседнее дерево. Ощущение полета захватило, и вскоре я уже просто резвилась, ловя ветер. Дерево, еще дерево, еще и еще... Остановилась я лишь добравшись до глубокого оврага, гораздо глубже того, который мы проезжали перед границей земель Армана.

Мгновение я смотрела на далекое дно, а затем поймала воздушный поток, раскинула крылья, и ветер понес меня. Мой счастливый смех огласил пространство. Думаю, непосвященный должен был бы испугаться, услышав леденящий хохот измененного вампира. Но здесь не было никого, и я продолжала предаваться ощущению свободного парения. Воздушный поток то поднимал меня вверх, то начинал резкое снижение, чтобы вновь вознести в вышину. Я до того расслабилась, что забылась и кувыркнулась в воздухе, едва удержав равновесие.

— У-ух, — испуганно воскликнула я, выровнялась и снова рассмеялась.

Повторить кувырок было страшно, но кровь бушевала, и я рискнула...

— Эль!

Я потеряла свой воздушный поток, хаотично забила крыльями, пытаясь удержать в полете, но хрупкая конструкция крыла не выдержала, и я полетела вниз.

— Эль, нет! Любимая, держись!

Крик Армана перекрыл мой визг. Я не увидела его, но почувствовала сильные и надежные руки, подхватившие меня из подпространства и утянувшие туда же. Но через мгновение мы уже катились по дну оврага. А когда остановились, я взвыла от боли. Оба крыла были переломаны и разодраны в клочья.

— Куда тебя несло, Эльмина?!

Мне объясни, ты разве птица?

Куда, скажи, это годится?

Совсем не страшно умирать?!

А обо мне ты думала? Ну, хоть мгновенье?

Что ты оставила мне делать?

Тебя со дна оврага отскребать?

Он кричал на меня, но голос подрагивал, и, если бы не дикая боль в сломанных крыльях, мне стало бы стыдно. А так я только стонала и шипела на него.

— Эльмина, что? Ох, твои крылья...

Что делать? Милая, скажи!

— Срастутся крылья, нужно время,

но ты их правильно сложи.

Перелом, он везде перелом. Хоть нога, хоть рука, хоть крылья. Мыслей о том, что будет, если срастутся неправильно, у меня сейчас не было. Да никаких мыслей не было. Только желание, чтобы все это быстрей закончилось. Арман растерянно смотрел на меня, не зная, как выполнить мою просьбу. После решился и перевернул меня живот. Это стало последней каплей в чаше моего терпения, и я провалилась в небытие...

Пришла я в себя, когда небо было уже сумрачным. Я все так же лежала на животе, а моя голова покоилась на коленях мужа. Его пальцы скользили по моей щеке. Я заворочалась, приподнялась и непроизвольно взмахнула крыльями. Они послушно поднялись и опустились.

— Срослись, и, кажется, как надо.

С усталой улыбкой сказал Арман. Но тут же нахмурился и отчеканил:

— Но чтобы больше не летала!

Я виновато потупилась. Должно быть, зрелище еще то, когда крылатый и клыкастый монстр опускает голову и отводит глаза. Я бы и заскулила, но не оборотень. А шипеть на мужа мне было не за что. И единственное, что я могла придумать, это вернуть себе обычный вид. Стоять перед ним всхлипывающим чудовищем мне не нравилось. Эта ипостась должна нагонять ужас, а не вызывать жалость. А Арман уже растерянно смотрел на меня, готовый жалеть. Он это и сделал, когда понял, что обратное превращение приносит мне неприятные ощущения.

— А если я тебе скажу, чтоб эту форму ты забыла?

— Забуду, если скажешь.

Покорно кивнула я.

— От обращений ты страдаешь.

Но если ты ее забудешь,

не будет ли от этого вреда?

— Вреда не будет, но, Арман,

я обращусь в нее, коль будет в ней нужда.

— Нужды не будет,

об этом позабочусь я.

Согласно кивнув, я осмотрела себя, только сейчас опомнившись, что в этот раз я сняла даже сорочку, чтобы ничего не сковывало движения. И теперь моя нагота была особенно заметна в сгущающихся сумерках. Белая кожа казалась едва ли не бельмом среди мрака. Волосы тут же упали на плечи, прикрывая обнаженное тело.

— А мне по нраву все.

Закрыться можешь не стараться,

и вечно я готов тобою любоваться.

И ликом нежным, и твоею наготой.

— Бессовестный нахал.

— Нет, муж законный твой.

Из оврага мы выбирались уже ночью. Видел в темноте Арман немногим хуже меня, зрение вампира ему досталось почти таким же совершенным. Когда мы вернулись домой, Виреи уже не было. Нас встретил остывший ужин, и мы жадно накинулись на него, даже не пытаясь разогреть. Добычи вот только не принесли, и спор решили перенести уже на завтра. А сегодня нас ждала купальня и гостеприимное супружеское ложе.

— А, ну, его, весь этот спор.

Мы на охоте будем вместе.

— Согласна, вместе интересней.

Но есть сомненья у меня,

Когда пойдем и ты, и я,

мы что-нибудь вдвоем добудем?

— Быть может, об охоте не забудем.

— Вирея нас убьет.

— Или самих зажарит.

Мы рассмеялись. Арман осторожно погладил меня по лицу, заглянул в глаза и прошептал.

— Счастливей нет меня мужчины.

Моя жена сама Эльмина.

— Мой муж прекраснейший, Арман,

Пьяна тобой, ты мой дурман.

— Люблю тебя, виденье ночи.

Смотрите же, смотрите, очи.

Вы не смыкайтесь никогда,

пред вами Эль, творенья совершенство,

мое сладчайшее блаженство,

моя красавица жена.

— Мой лунный трепет, мой супруг,

единственный мой добрый друг.

Нет ничего важней тебя,

и пусть разверзнется земля,

тобой дышать не перестану.

И пусть свидетелями станут: и звезды, небо, и луна.

Что ты единственный на свете,

кого я полюбить смогла.

— Нет сил, чтобы закрыть глаза.

Когда я сплю, тебя теряю.

И сон все время подгоняю,

чтоб вновь почувствовать тебя.

— В тебе теряю я себя.

А чтоб найти, не хватит мочи.

Уснуть не бойся, я с тобой.

— Ты маленький хранитель мой.

— Любимый мой, спокойной ночи.

— Виденье чудное, приятных снов.

И снова повторять готов.

И все ж, закрыть глаза нет сил.

— Меня никто так не любил.

И не полюбит, никогда.

Сомкни глаза и засыпай, мой милый,

с тобою верная жена.

— Приятных снов.

— И доброй ночи.

Глава 6

Утро застало их спящими в объятьях друг друга. Белокожая, почти прозрачная тонкая, изящная рука девушки покоилась на смугловатой широкой груди молодого мужчины, еще более подчеркивая кажущуюся хрупкость девушки. Она прильнула головкой к его плечу и тихо посапывала, вызывая улыбку умиления. Только улыбка играла на губах спящего юноши, накрывшего пальчики юной супруги своей теплой ладонью.

Больше никто в спальне не улыбался. Лица мужчин, стоявших рядом с ложем были хмуры. Князь Монтери бросил быстрый взгляд на лорда Одариана и успел заметить, как он обнажил клыки, разглядывая спящую дочь и ее человека. Вампир почувствовал напряженный взгляд князя и досадливо поморщился, но кивнул, уговор он помнил.

Князь вновь посмотрел на спящую пару, еще не знавшую, что через мгновение начнется их самый страшный кошмар, и понимал, что этого ему сын уже никогда не простит. И, возможно, старый Монтери уже жалел о договоре с вампиром, составленном в запале, только изменить уже ничего было нельзя. Противостоять пяти вампирам даже десять человек не могли, и князь кивнул одному из своих людей, чтобы он забрал меч Армана, висевший в изголовье кровати.

— Прости, сынок, — прошептал князь и тряхнул сына за плечо.