— Разве ты не готова принести такую жертву? Не вырывайся, иначе будет лишь больнее, — его голос изменился до неузнаваемости. Голос, привыкший отдавать приказы. Холодный. Беспощадный. — Теперь ты понимаешь, почему огонь во все времена ассоциировался у людей с очищением?
— Не делай этого... не заставляй меня... ненавидеть тебя...
Закусив губу, чтобы не пустить наружу протестующий вопль страдания, я мучительно выгнулась.
Думаю, именно так ощущалось бы соприкосновение со звездой. Я чувствовала, как пламя разъедает мою кожу, как она лопалась и плавилась, источая ужасный смрад. Прошла секунда, и мне начало мерещиться, что горит все мое тело. Снаружи. Изнутри. Напрягшись до судорог в мышцах, я зажмурилась, думая лишь обо одном.
Больно. Дьявольски.
Индра такой затейник. Нашел отличный ластик, чтобы стереть знак позора с моего тела. Он просто не понимал... отказывался понимать, что клеймо было неотъемлемой частью моей жизни. Нет... Оно отражало то, чем я являюсь. И это ритуальное сожжение было похоже на казнь, а не на очищение.
Чтобы уничтожить кожу, изуродованную клеймом, ему потребовалось не меньше минуты. Вечность, сказать по правде.
— Видишь... всего лишь мгновение... оно того стоило, не так ли? — послышались его тихие слова. — Теперь не осталось ничего, что роднит тебя с нашим врагом.
Разлепив веки, я посмотрела из-под опущенных, влажных ресниц на Индру. Похоже, это наказание вымотало не только меня.
— Чисто, — озвучил результат брат, прикасаясь губами к стремительно светлеющему месту ожога. — Посмотри, разве не об этом ты так мечтала?
Расправив пальцы левой руки, я прижала ладонь к его покрытой испариной щеке, отталкивая от себя. Не сопротивляясь, молодой господин выпустил мое запястье, и я накрыла слезящиеся глаза предплечьем.
— Раньше... ты не была такой плаксой, — отметил глухо Индра, ложась на пол рядом. — И такой дерзкой. Но уж лучше второе, чем первое.
Следующие десять минут прошли в молчании. Пытаясь отделаться от напряжения и, быть может, мук совести, Индра закурил, пропитывая мою комнату запахом своих сигарет. Я слышала, как он шумно втягивает дым в легкие, надолго задерживая дыхание.
Боль постепенно разжала клыки, оставляя после себя лишь легкое щекочущее ощущение на коже.
— Не рассчитывай... что я тебе когда-нибудь это прощу, — сорвалось с моих губ.
В хрупкой тишине раздался тяжелый вздох.
— Держи, — предложил брат, и я почувствовала прикосновение раскуренной им сигареты ко рту.
— Не хочу, — я отвернулась.
— Тебе бы это сейчас не помешало.
— Мне хватает и так.
Дыша отравленным воздухом, я в итоге совершенно утратила чувство пространства и времени. Остается только гадать, как Индра может соображать, выкуривая по десять сигарет за день. Зато это отлично объясняет его внезапные пароксизмы абсолютной неадекватности.
— Если только немного, — прошептала я, убирая руку от глаз.
Понимающе усмехнувшись, Индра приблизил к моему рту пальцы с зажатой между ними сигаретой.
— Не торопись, — тихо наставлял он, следя за тем, как я пытаюсь сделать вдох.
Поморщившись от отвращения, заключила:
— Тебя кто-то проклял, вынудив давиться этим.
— Это всего лишь следствие моего проклятья, — ответил он, делая новую затяжку. — Ты же знаешь.
Я не знала. Лишь могла сделать предположения, опираясь на его скудные объяснения и ответы. Сильнейшие психотропные препараты ему необходимы, чтобы элементарно не свихнуться от того огромного количества информации, которую его мозг анализирует каждую секунду. Вероятно, он не отдыхает даже во сне. Скорее, во сне его подсознание работает куда активнее...
Лежа в тишине и все еще пытаясь перевести дыхание, я вспомнила его слова. И меня пронзила догадка.
Если бы ты знала, что я видел...
— Что тебе снилось сегодня? — осторожно спросила я, разглядывая потолок.
Теперь я была уверена. Прийти сюда Индру вынудил разбудивший его кошмар, как-то связанный со мной... и Дисом.
Придвинувшись вплотную, брат уткнулся в мои растрепанные волосы, ответив шепотом, пропитанным ненавистью и страхом:
— Что он отнимет у меня всё.
19 глава.
Символам в нашей жизни отведена не последняя роль. Они помогают людям сплотиться, почувствовать единство, общность. Недаром при вербовке в клан новобранцам накалывается татуировка с символикой клана. В этой традиции есть что-то священное, вызывающее трепет и гордость.
Да, символы важны... Потому теперь, смотря на гладкую кожу своего левого запястья, где до недавнего времени вызывающе и безвкусно светлело клеймо, я испытывала тоску и бессильную злость. Пусть даже знак Эзуса не объединял, а противопоставлял меня остальному человечеству, его утрата образовала в душе давящую пустоту. Я чувствовала себя потерянной. Чужой самой себе.
Меня обокрали, и, кажется, сам вор не испытывает по этому поводу ни малейшего беспокойства: было уже около десяти, но Индра и не думал просыпаться. А его дурацкая привычка цепляться во сне за все, что под руку подвернётся, с возрастом себя, к сожалению, не изжила.
Смотря на брата, я просто диву давалась: каким беззащитным он выглядел во сне. Хрупкое спокойствие, сковавшее его тело в данный момент, было так далеко от холодного безразличия и горделивой невозмутимости, с которыми он проживал свою жизнь.
Пройдет не меньше получаса с момента моего пробуждения, прежде чем мне удастся освободиться из плена его рук: Индру разбудил сигнал передатчика.
Приоткрыв веки, мужчина неторопливо осмотрелся.
— Это твой, — отметила я, когда он, откровенно игнорируя вызов, закрыл глаза.
— Пусть катятся к дьяволу.
Довольно неожиданно, если учесть его исключительное чувство ответственности и исполнительность. Наследник босса Нойран едва ли мог себе позволить столь нагло отлынивать от работы.
— Ладно, тогда не обессудь.
Высвободившись, я потянулась к тумбочке с его стороны, забирая передатчик и надевая его на ухо.
— О, с утром, Адсон, — пробормотала я, услышав бодрый голос секретаря Его Величества. Уперев локти в мужскую грудь, я бросила взгляд на прикидывающегося спящим Индру, — Представь себе, но даже модифицированные страдают похмельем. Ничего серьезного, он будет у босса через полчаса.
— Скажи, что я сплю, и через полчаса мало что изменится.
— Да, в любом случае, я прошу у вас прощения за него. Думаю, по пробуждении ему будет стыдно за свое поведение.
— Я не сделал ничего, за что мне следовало бы просить прощения, — отрезал Индра, открывая глаза. Явно намекая на вчерашнее.
— Хотя я бы на месте босса не стала бы даже слушать его, — ответила я, но ответ предназначался, разумеется, не Адсону. — Видишь ли, он совершенно не знает меры. Не понимает, когда нужно остановиться. И речь не только об алкоголе.
— Мне не хотелось причинять тебе боль. Но искупление всегда сопровождается страданиями, в этом весь смысл.
— Ага, а еще у него временами туго с пониманием.
— Ясно. Тебе хочется, чтобы я вымаливал у тебя прощение?
— Очень-очень туго с пониманием, да. Как мне вас всех жаль, вести дела с таким остолопом. Что? Нет, он ничего не слышит, Адсон. Он же спит.
Кривовато улыбнувшись, брат тихо протянул:
— Ты не можешь долго сердиться на меня, я же тебя знаю. Поцелуй меня в знак примирения.
— Пусть и не мечтает, — покивала я, придерживая наушник.
— Тогда скажи, что любишь меня.
— Если это когда и случится, то точно не сегодня. Но не буду тебя отвлекать, Адсон. Да, я тоже приду.
Распрощавшись с секретарем, я кинула передатчик Индре, поднимаясь с кровати. Оттянув мятую, пропахшую дымом футболку, я брезгливо поморщилась.
— Ненавидишь меня? — раздалось за спиной, на что я кинула:
— Сегодня уж точно.
— Самый долгий день в моей жизни, — горестно вздохнул Индра, пытаясь меня умаслить.
— Он будет еще и самым худшим, если ты опоздаешь. Судя по интонации Адсона, отец хочет сообщить тебе что-то важное.
— Ты идешь со мной?
— Куда я денусь, — пробормотала я почти уязвленно.
Ответ его удовлетворил.
Индра отправился в кабинет босса Нойран, пребывая в самом что ни на есть прекрасном расположении духа. Даже маска профессиональной хладнокровности и строгости, сковавшая его черты, не могла скрыть исключительность его настроения. И дело тут не только в том, что ему удалось давеча разрушить единственную связь между Нойран и ненавистной Децемой (мной и Дисом). Основной причиной его едва заметной полуулыбки был срочный вызов отца. Не надо быть предсказателем, чтобы знать, что этот разговор будет касаться пленника.
Децема дала ответ. Направляясь в святую святых клана, мы верили, что знаем какой. И если мое сердце замирало от страшного предчувствия, то у Индры — от предвкушения. Задумавшись, я пришла к выводу, что это первый раз, когда наши надежды направлены в совершенно разные стороны.
* * *
Все еще пытаясь перевести дыхание и угомонить взволнованное сердце, я спустилась в подвальное помещение и прошла вглубь камеры.
— Чтоб меня, ну и вонь, — протянул сопровождающий меня Лайз. — И какого дьявола он до сих пор сидит? Прикажите ему встать. На колени.
— Остынь, Псих, он теперь не наш пленник. А наш гость, — ответила я, изучая взглядом заложника.
Мужчина сидел, как и прежде, привалившись спиной к стене. Подняв голову, он разглядывал нас в ответ молча и без особого интереса. Кажется, он все еще не понял цель нашего визита и нелепую торжественность оного.
Облаченная в парадную форму командира карательного отряда, я сложила руки за спиной, заговорив:
— Дис из клана Децема, светлейшим Иберией, повелителем всего Эндакапея, сегодняшним утром, ровно в десять часов до полудня было получено сообщение от твоего босса Паймона. Ты, возможно, уже догадался, какого именно содержания. Децема капитулировала, с чем нас всех я и поздравляю.
— Да, отличная новость, — едко усмехнулся Лайз, продолжая сверлить пленника взглядом полным презрения. — Поздравляю с победой, мастер.
Я смотрела на бледное лицо пленника в попытке отыскать проявление эмоций, которые должны сопутствовать озвученной новости.
Пусто.
— Паймон прибудет сегодняшним вечером в Таврос для подписания договора о прекращении военных действий. Условия капитуляции будут продиктованы советом старейшин Нойран.
Чистота его гордости и нерушимость воли вызывали зависть. Услышав о позорном поражении своего клана, зная при этом, что решающим фактором такого исхода стал именно он, Дис лишь низко опустил голову, но не проронил ни слова. Его руки, безвольно лежащие вдоль тела, сжались в кулаки.
— Отныне твой господин и ты, соответственно, являются подданными Иберии, — судорожно вздохнув, я бросила: — Слава Предвечному и чтящим закон его.
— Вовеки слава! — отозвался с довольно улыбкой Псих.
— Я ничего не упустила? — тихо уточнила я у телохранителя.
— Напомните, почему именно вы сообщаете ему эту новость, — подсказал Лайз, и я кивнула.
— Точно. Эта честь была оказана мне Иберией потому, что идея, показавшаяся столь безрассудной моему брату, привела нас к досрочной победе.
Конечно, Индру немало раздражал тот факт, что конец многолетней войны положила не сила Нойран, а слабодушие Паймона. Мне же было глубоко наплевать на причины, по которым изматывающий, истощающий в сумасшедшем темпе казну, требующий в астрономических количествах человеческих жертв конфликт был, наконец, завершен. Сказать по правде, Паймону стоило отдать должное: он нашел в себе силы остановить это безумие первым.
Оставалось только надеяться, что жадность и честолюбие Иберии не проявят себя с новой силой. Хотя бы в ближайшие десять лет.
— В связи с последними новостями, твое пребывание в этом... живописном месте становится излишним, — добавила я после мгновения напряженной тишины. — Пусть договор еще не был подписан, наши кланы уже связывают союзнические отношения: твой босс дал нам свое слово. Ближайшие дни, которые потребуются Паймону и Иберии для улаживания ряда вопросов, тебе придется терпеть рядом с собой человека, который поможет приобщиться к традициям этого клана и просто смириться с происходящим. И так как ты — высокопоставленный гость, эту роль будет играть командир карательного отряда Нойран, то бишь ваш покорный слуга, Эла, — закончив с формальной и весьма смущающей частью, я поинтересовалась: — У тебя еще не возникло желания что-нибудь сказать?
Вскинув на меня обжигающе-алый взгляд, пленник выдержал паузу, после чего прохрипел:
— Разрешаю снять этот долбаный ошейник.
* * *
Лайза это выводило из себя. Просто выбешивало.
Перед самой нашей встречей с Дисом он нервничал из-за того, что Иберия не предоставил мне охрану в должном объеме: дюжина тренированных убийц вписалась бы в нашу компанию замечательно. И мои заверения в том, что Дис безвреден ввиду серьезного ранения, не помогали Психу расслабиться.
Теперь же Лайз готов был вцепиться ему в глотку голыми руками. Не то чтобы мой телохранитель когда-нибудь отличался уравновешенностью психики, но демонстрация столь явной кровожадности с его стороны была настоящей неожиданностью
Как нетрудно догадаться, причиной стремительно надвигающегося нервного срыва Лайза было уникальное поведение нашего гостя. Представляя себя на его месте, я понимала, что до подобного уровня собственного достоинства мне еще расти и расти: вести себя, как господин, формально находясь в плену, умел лишь названный сын Паймона.
Новость о поражении собственного клана не сломила его: тяжелый взгляд алых глаз обводил окружающие его постройки, сад, аллеи, а затем внутренние убранства роскошных комнат со спокойной убежденностью — дни этой роскоши уже сочтены. Мрачное молчание альбиноса можно было трактовать как приговор всему, на что бы он ни взглянул.
Это хладнокровное презрение, несломленная честь и наглость, присущая лишь представителям знатнейших родов, шокировали. Казалось, подобное поведение у него в крови. Но как, если этот парень был "меченым"?
Это был очень долгий и тяжелый день. Но основное испытание на выдержку Лайза ждало вечером, перед торжественной встречей делегации Децемы в стенах нашего особняка. Исходя из необходимости привести заложника в божеский вид, Дис был сопровожден в одну из больших купален: просторное помещение круглой формы, украшенное яркой мозаикой и лепниной.
Слуги, готовящие ванну, поспешили скрыться с глаз, как только главный герой самых жутких слухов Эндакапея переступил порог купальной залы.
— Располагайся, — махнула рукой я в щедром жесте. — К сожалению, здешняя прислуга подвержена предрассудкам и не хочет иметь с тобой ничего общего, а рабов в этом доме не держат. Но, думаю, ты и сам со всем справишься, все-таки после ввода препарата прошло уже несколько часов...
— Танцуй и пой, урод. Ты хоть можешь себе представить, какую честь тебе оказывают? — вызывающе протянул Лайз, глядя на Диса исподлобья.
— Через минуту тебе принесут другую одежду, более подходящую торжественному случаю, — добавила я, кидая взгляд в сторону большой, круглой ванны, от которой исходил благоухающий пар. — Можешь приступать.
