Полночь.

...Неизвестно, сколько времени мы просидели вот так, обнявшись, не расцепляя объятий и читая молитвы. Я даже не помню, когда на первом этаже раздались взволнованные голоса, принадлежащие Владимиру и остальным. Не помню, как кто — то разжал мои онемевшие пальцы, поднял на руки и унес в другую комнату, а затем вколол успокоительное, чтобы не впадала в истерику.

Я ничего этого не помню.

Помню только одно.

Ее сердце не билось.

Глава 2.

Обостренное чувство восприятия окружающего мира позволяли слышать любой незначительный отзвук, и это резало не хуже остро заточенного кинжала. Я могла слышать, как на первом этаже раздался стук каблуков Ингрид и невнятное бормотание недовольного Владимира, которому с трудом удалось вырваться из душного кабинета лечащего врача; Виолетта тяжело дышала и была на грани истерики, но упорно боролась с Ровулом, который пытался уложить несносную девчонку отсыпаться после произошедшего. Сейчас я даже не раздумывала над тем, что парень крутится вокруг младшей сестры, — они все могли постоять за себя, их способности к регенерации и умственное развитие превышало человеческое в несколько раз.

А Ева, бедная маленькая Ева, которая всего лишь хотела счастья собственной матери, лежала на заляпанной кровью кушетке, пристегнутая ремнями. Все, что осталось от симпатичной девушки с непередаваемо упертым характером — безвольный манекен.

Чертова Метка...

Пальцы сжались непроизвольно, — удар кулака прозвучал, возможно, намного дальше нашего дома, дошел до глубины леса. Может быть, по полу пробежала тонкая сетка трещин, потому что я не могла отвечать за контроль над своими силами, как человеческими, так и вампирскими. Пальцы другой руки зарылись в растрепанные волосы, разворошили их еще больше, прошлись от виска к подбородку и обхватили перехваченное колючей проволокой горло. Я не могла объяснить, почему так плохо, — прежде никогда не доводилось так сильно беспокоиться о простом человеке, которого не знала достаточное время, чтобы называть братом или сестрой. Однако, Ева оказалась довольно интересной личностью, готова была бороться против целого семейства вампиров, чтобы защитить Кристину, — и это пленило не только нас с близнецом, но и Владимира, который так смешно беспокоился за ее состояние после того, как Валентин поведал о Метке и ее предназначении.

Метка...

Сейчас ее нет.

Я с трудом поднялась на ноги и, не отрывая взгляда от продолжающей безмолвно лежать Евы, направилась к кушетке. Футболка была разорвана у ворота, и можно было отчетливо увидеть светлую кожу без намека на родинки или едва заметные шрамы, — людям свойственно попадать в некие неприятные ситуации. Будь там хоть татуировка в виде крысы с длинным голым хвостом, я просто бы позволила себе вернуться на насиженное мест и продолжала буравить тело своей сводной сестры пустым взглядом, как делала это на протяжении часа. Но мысль о этой гребанной метке перекрывала даже чувство потери, и я не рыдала над хладным трупом родственницы, а внимательно рассматривала каждую клеточку тела в области ключицы. Такое ощущение, что все произошедшее является страшным сном.

— Необходимо позвонить Валентину и рассказать все, как есть, — раздался за спиной усталый голос Ингрид. — И придумать легенду для Кристины.

— И кто этим займется? — Даже не повернулась в ее сторону. Осторожно обхватила руку Евы ладонями и попыталась согреть. Она вся была словно статуя, высеченная изо льда, и этот ужасный холод передавался мне, распускал свои щупальца в груди, образуя тяжелую глыбу, мешающую нормально дышать. Где-то на первом этаже раздались приглушенные всхлипы Виолетты, и тяжесть усилилась. Лаза предательски защипало.

— Я, — прозвучал голос сестры со стороны письменного стола. Я продолжала едва ощутимо поглаживать тыльную сторону ладони дрожащими пальцами, пытаясь справиться с эмоциями, надвигающимися неспешной морской волной, готовой с головой погрузить в омут отчаяния. — Я позвоню папе и расскажу о том, что произошло. Он сам найдет необходимые слова для Кристины. Нам же необходимо собраться с мыслями и отдохнуть, чтобы решать все на свежую голову. Заканчивай с этим идиотизмом, — повысила она голос, заставив вздрогнуть. — Еву не вернешь, и это целиком и полностью не твоя вина! Никто не знает, как подействует Метка на потенциального смотрителя, так что это было одной из версий развития событий, которые рассматривал отец. А еще это ее вина, — ни один нормальный человек не сунется в лес, кишащий новообращенными вампирами! Ее предупреждали, но подростковый максимализм в очередной раз сыграл не очень добрую шутку, — так что нам остается только посочувствовать Кристине и подумать о том, что делать с беглой вампиркой. А тебе необходимо выспаться хорошенько, потому что сейчас выглядишь похлеще Евы!..

Мимолетная острая боль пронзила левую лопатку. Я отпустила руку девушки и развернулась в сторону сестры. Ингрид стояла с непроницаемым лицом, сжимая в руке пустой шприц. Я не смогла даже четко выразить свое возмущение, потому что не чувствовала ничего, кроме опустошения.

— Идем, — пробормотала Ингрид, осторожно приобнимая меня за плечи и направляя в сторону распахнутой двери. Я напоследок оглянулась на Еву. Вновь пришла мысль, что она действительно похожа на вампирку, — окровавленная и безвольная кукла, которая не смогла вовремя разорвать сковывающие нити и вырваться на свободу, подальше от сумасшедшей семейки, и оказалась разбита в считаные недели. — Идем же, — зашептала Ингрид, и я невольно подчинилась. В голове образовалась пустота, — лекарство начало действовать, поэтому не оставалось ничего, кроме как отправиться в самую дальнюю комнату, завернуться в простынь, заменяющую одеяло в жаркое время года, и провести в самодельном коконе как можно больше времени, пока не вернется Валентин, пока не похоронят Еву, пока не оправится Кристина. Не думаю, что она вообще будет в состоянии соображать, когда узнает, какой мучительной была смерть ее единственной дочери.

— Вот так... — Голос сестры был невообразимо ласков в эти минуты. Возможно, она сама чувствовала то же, что и я. Или просто пыталась успокоить свою взбалмошную сестренку, потому что никогда не испытывала к Еве подобной симпатии, как я или Алекс. О Зельмане и говорить нечего...

Внезапно по лесу пронесся волчий вой. Он был переполнен отчаянием, яростью, ненавистью и многими другими эмоциями, которым я не могла дать точное название. Это определенно был волчонок, — и еще никогда прежде он не выставлял свои чувства напоказ всем обитателям Тихой Ночи...

— Узнал, — пробормотала Ингрид.

— Кто ему рассказал? — раздался приглушенный голос Ровула.

— Импринтинг, забыл? — Владимир. — Ева умерла, и он почувствовал это. Думаю, вам с ребятами стоит отыскать Зельмана и проследить, чтобы он не натворил глупостей. Это даже похуже, чем алкогольное опьянение...

— Идем, — повторила Ингрид, уже сильнее подталкивая меня к ближайшей комнате . Ноги словно напичкали ватой, а вместо головы на плечах болтался надутый гелием воздушный шарик. Я чувствовала, что вот-вот растянусь прямо посреди коридора, но прохладные пальцы сестры осторожно и одновременно твердо сжимали плечи и поглаживали по спине.

Дверь с тихим скрипом приоткрылась. Последние несколько шагов до кровати я не смогла пойти, — Ингрид буквально подхватила, как плюшевого мишку, и подтащила как можно ближе к постели. Не обращая внимания на грязь и кровь, толкнула, и я кулем рухнула на одеяло. С рисунком любимых мультяшек Виолетты, — значит, это ее комната, самая ближняя к лестнице. Она всегда первой прибегала к завтраку, неизменно катаясь на перилах, или первой же встречала Валентина, который заезжал после трудной работы на выходные. Мы все любили встречать закат, обсуждая последние новости и поедая приготовленные Ингрид булочки, сидя за маленькими столиками позади дома, на заднем дворе. Обычно после того, как садилось солнце, к нам прибегали оборотни. Зельман привозил своего брата на стареньком автомобиле отца, не забывая, естественно, прихватить ящик темного пива, к вящему неудовольствию блондинки. Тихие семейные посиделки быстро трансформировались в шумную вечеринку с прыжками через костер и жареными сосисками.

— Отоспись, а потом я приготовлю чай с ромашкой, — бормотала Ингрид, явно чувствуя себя сконфуженно. Заботливая мамочка — не ее роль. Обычно этим занимался Валентин. Он был нам и матерью, и отцом, — большинство женщин городка тихо ненавидели ту, которой достанется такое сокровище, и, мне кажется, свадьба папочки и Кристины была сродни падению метеорита. Не многим везет, если муж способен готовить, стирать, убирать и присматривать за детьми.

— Спи, — прошептала она, осторожно погладив меня по спутавшимся волосам. Перед глазами все плыло, и я больше не могла сопротивляться снотворному. Обхватив подушку, пропахшую шоколадными конфетами и малиновым мармеладом, опустила потяжелевшие веки.

Последнее, что я чувствовала перед тем, как погрузиться во тьму — прикосновение холодных губ к пропитанному холодным потом лбу.

Просыпаться было сложно. Очень сложно. Собственное тело не слушалось, и мне с трудом удалось разлепить потяжелевшие веки, не говоря уже об онемевших конечностях. Привстав на кровати, оглядела незнакомую комнату, — только через несколько долгих минут дошло, что это апартаменты Виолетты, а за стеной лежит умиротворенная Ева, которую через несколько часов положат в деревянный ящик и закидают землей. Я вздрогнула, представив подобную картину, и подскочила, пытаясь нашарить на тумбочке будильник или какое-либо подобие часов. Сколько прошло времени с того момента, как Ингрид предательски вколола мне снотворное и увела в эту комнату? И что произошло с Зельманом? Нет, я понимала, что его значительно подкосит внезапно разорванная связь с Евой, но его характер ник чему хорошему не приведет, если Ровул и остальные ребята не успеют перехватить волчонка.

Пытаясь избавиться от неприятного жжения в глазах, осторожно поднялась на ослабшие ноги и покачнулась. Сил почти не было, словно по мне проехался нагруженный углем грузовик. Однако, это не уменьшало моего желания добраться до кабинета Валентина и вновь увидеть Еву. Я чувствовала, что это не было простой прихотью. Я должна.

Маленькие часы в виде тошнотворно милого розового котенка показывали около девяти вечера. Если учесть, что принесли мы Еву примерно в обед, то проспала я достаточно долго для того, чтобы родственники определились с тем, звонить или не звонить Валентину, и что делать с телом. В любом случае, я должна добраться до кабинета и увидеть Еву. Это аксиома. Вновь бросив взгляд на подсвеченный красным циферблат, пьяной походкой направилась к двери. Голова все еще кружилась, тело было похоже на подтаявшее мороженое, но я попыталась загнать неприятные ощущения на дальнюю полку, чтобы сконцентрироваться на окружающем мире и не рухнуть в обморок от перенапряжения.Буквально распахнув дверь, я наткнулась взглядом на нахмуренную Ингрид. Она оглядела с головы до ног, поджала губы и, покачав головой, поудобнее перехватила небольшой полупрозрачный пакет, в котором я заметила окровавленные ремни. Те самые, которыми брат и Ровул привязывали Еву к кушетке. Меня затошнило, и к горлу подкатил неприятный комок.

— Зачем вышла? — процедила сестра, шурша пакетами. — Отправляйся обратно в свою комнату и отоспись.

— Мне не пять лет, нечего командовать! — прохрипела, хватаясь рукой за саднящее от долгого молчания горло. — Что вы решили?

— Поговорим об этом позже!

— Нет, сейчас! — выкрикнула, подаваясь вперед. Ноги предательски задрожали, и я ухватилась за стену, чтобы не упасть. — Скажи, что вы решили, иначе я за себя не отвечаю!..

— И что ты можешь? — протянула блондинка, отбросив пакет подальше и доставая новый. — Ты в таком состоянии, что не сможешь даже побороть вампира, у которого начался процесс перерождения! Поэтому прекрати строить из себя обиженную девочку — возвращайся в комнату! А лучше приведи себя в порядок, — Владимир позвонит Валентину, и тогда все будут заняты похоронами, а не твоими причудами...

Однако, я проигнорировала язвительные комментарии и продолжила двигаться к операционной. По пути натолкнувшись на зеркало в безвкусной оправе, купленное Ингрид на распродаже несколько лет назад, и поняла, почему сестра посылала ироничные взгляды. На меня смотрела бледная девушка со взъерошенными волосами, глубокими тенями под глазами и до крови искусанными губами. Яркие прежде блузка и юбка были заляпаны кровью и испачканы сырой землей. Словно типичный зомби из заштампованных фильмов ужасов. Нельзя было даже применить к открывшейся картине выражение 'пропустить через центрифугу' — слишком мягкое определение для оценки нынешнего состояния.

Проигнорировав еще одно предложение принять горячую ванну и лечь спать, я дошла до кабинета и прислонилась к косяку. Ингрид явно там прибирается, — не хотела видеть Еву такой, но и просто так уйти не могла ей позволить. Если она решила так просто покинуть нашу семейку, то глубоко ошибается.

Но мне очень страшно. Непонятное чувство выжигало изнутри, и я не могла его просто проигнорировать. Нет, не сейчас, когда осталось несколько метров до Евы, я не могла взять и отступить.

Заглянула в кабинет. С трудом поборола очередной приступ тошноты — пахло человеческой кровью. Потерла нос, пытаясь избавиться от такого одновременно желанного и неприятного запаха. Он щекотал нос, вынуждал выделяться слюну и думать о тех баночках, что хранились в морозильной камере холодильника, припрятанные Валентином на всякий случай. Затаила дыхание и приблизилась на несколько шагов.

... Она лежала на чистой простыни, — видимо, Ингрид успела привести ее в порядок. Пол также был вымыт: ни одного пятнышка, идеальная чистота, — мне никогда не удавалось достигнуть такого результата, как бы ни злилась блондинка. Сестренка постаралась на славу, и уже за это стоило ее горячо поблагодарить и крепко обнять. Несмотря на свою неприязнь, она одела Еву в короткие джинсовые шорты и собственную футболку серого цвета, с причудливым рисунком в виде переплетающихся линий. Это явно была не жалость, потому что Ингрид даже омыла ее тело и тщательно расчесала волосы, — даже подложила под голову небольшую подушку, чтобы ей было удобнее лежать.

На глаза навернулись слезы. Я не смогла подавить подкатывающий к горлу комок и зажала губы ладонью, чтобы не разреветься.

Ева словно спала. Расслабленное тело, умиротворенное лицо и словно изогнутые в улыбке губы. Выдавала только излишняя бледность, — она не на секунду не позволила мне забыть, что произошло в этом помещении несколько часов назад.

— В целом, выглядишь неплохо, сестренка, — подвела я итог хриплым голосом. Присев на край кушетки, осторожно коснулась дрожащими пальцами прохладной кожи на щеке, взяла ее хрупкую руку в свою и осторожно прижала к лицу. Снова этот запах крови. Но теперь он отошел на второй план.

Не совсем понимая, почему действую именно так, принялась шептать то, что первым приходило в голову. Наблюдала за ее реакцией, гладила по плечам и голове, щупала маленькие ладошки и продолжала шептать.