— Действительно? — она посмотрела на него очень пристально.
— О, да, — пророкотал он, еще раз пристально глядя на луга и подальше от потенциального отвлечения этих зеленых глаз. — По-моему, девушка, которая ищет достойного мужа, должна делать все, что в ее силах, чтобы отпугивать глупцов. Любой мужчина, обладающий здравым смыслом, должен быть достаточно умен, чтобы понимать, что жена с мозгами, по крайней мере, такими же хорошими, как у него, — это сокровище. Лучше всего иметь кого-то, кто может помочь, когда жизнь бросает на вас проблемы, а не кого-то, кто может только сложить руки и смотреть на вас с обожанием, ожидая, пока вы решите их все. И если вы не хотите, чтобы вы оба устали друг от друга, лучше всего иметь кого-то, с кем вы действительно можете поговорить. Почему, — он наконец снова посмотрел на нее сверху вниз, улыбаясь еще одной медленной улыбкой, — я бы не стал признаваться в этом перед Брандарком, ты понимаешь, но, возможно, это не так уж плохо, как найти себе того, кто действительно умеет читать.
— О, я действительно хотела бы, чтобы больше сотойи думали так же! — сказала Лиана с булькающим смехом. — Не то чтобы это имело бы большое значение для кого-то вроде меня, я полагаю, — продолжила она, смех затих, когда она снова повернулась к виду под стенами. — Мать и отец отнесутся к этому с гораздо большим пониманием и осторожностью, чем большинство родителей в их ситуации, но мое наследство — или, скорее, наследство моих сыновей — означает, что политика и союзы обязательно повлияют на того, кто женится на мне. — Она слабо улыбнулась. — С другой стороны, полагаю, я должна быть благодарна за то, что могу быть абсолютно уверена, что кто-то возьмет меня замуж! Теперь, если бы я могла чувствовать себя хотя бы отдаленно такой же уверенной в том, что мне действительно понравится тот, кто это будет, жизнь была бы идеальной.
— Возможно, все не так уж и плохо, — медленно произнес Базел.
Она снова посмотрела на него, ее глаза внезапно потемнели, словно от предательства, и он быстро покачал головой.
— Девочка, — сказал он, отказавшись от "миледи", с которым он обычно осторожно обращался к ней, — я говорю это не только потому, что хочу быть большим, мускулистым мужским куском хряща, который не имеет ни малейшего представления о том, что тебя беспокоит. Не скажу, что меня беспокоят те же опасения, что и тебя, или что у меня есть какая-то волшебная способность проникать в твою голову и твою жизнь. Но и "государственные браки" не так уж неслыханны среди градани. Без сомнения, они не так распространены, как среди вашего народа, но это вызывает беспокойство, которое достаточно часто проявляется среди наших вождей, князей и их семей. И то, что мы, градани, поняли после того, как узнали, что несчастливый "государственный брак" опасен. Чтобы не плясать вокруг да около, они как бы для того, чтобы в конечном итоге не укусить за задницу — ах, я имею в виду, как говорится, за зад — того, кто был достаточно глуп, чтобы устроить их в первую очередь.
— Я не говорю о том, насколько солнечным и светлым устроен каждый брак градани после этого, потому что Томанак знает, что это не так. Но, с другой стороны, говоря честно, это относится к бракам в целом. И я думаю, что твои родители достаточно умны и любят тебя достаточно, чтобы не позволять никому принуждать тебя к браку, который ты не желаешь заключать.
— Я знаю, что они попытаются этого не делать, — согласилась Лиана через мгновение. — Но правда в том, принц Базел, что мы, сотойи, и вы, градани, смотрим на некоторые вещи совершенно по-разному. И что бы ни думали отец и мать, остальная знать — и королевский совет — думают о сыновьях как о наследниках, а о дочерях как о разменных монетах. — Она печально покачала головой. — Давление на отца, чтобы он принял чье-то предложение моей руки, уже сильно, и оно будет неуклонно расти. У других советников могут быть разные причины давить на него, но в конце концов они все это сделают, и это произойдет скорее раньше, чем позже.
— Ты права, — сказал Базел после долгой, задумчивой паузы. — Наш народ стремится быть другим. Я думаю, из-за Ража, а не из-за чего-либо еще.
— Раж? Какое это имеет отношение к бракам по договоренности? — спросила Лиана.
— Ну, я бы подумал, что это было после того, как я выразился достаточно просто, — сказал Базел с мрачной улыбкой. — Подумай об этом хорошенько, девочка. Ты хочешь узнать, что такое Раж, чего это стоило моему народу на протяжении многих лет. — Лиана медленно кивнула, и он пожал плечами. — Ну, кого из нас Раж никогда не касается?
— Ваших женщин, — тихо сказала Лиана.
— Да, — согласился Базел. — И это причина, я думаю, почему среди градани девушки сами выбирают своих парней, а невесты сами выбирают своих женихов. Им достаточно того, чтобы мириться с жизнью среди мужчин, которых может коснуться Раж, и, по правде говоря, именно наши женщины были основой той небольшой стабильности, за которую нам, градани, удавалось цепляться с момента Падения. В отличие от некоторых других людей, никто из нас никогда не мог закрыть глаза на то, насколько это важно для всех нас. Не скажу, что все наши женщины свободны жить так, как им заблагорассудится, но у них гораздо больше свободы, чем у женщин среди вас, сотойи. Или среди большинства людей, которых я видел.
— Я знала, что в градани есть что-то, что мне нравится, — сказала Лиана с мимолетной улыбкой. — Я только хотела бы, чтобы так было и для нас.
— Из того, что я видел, девочка, — мягко сказал Базел, — твои отец и мать думают больше как градани, чем большинство. Они создали свою собственную жизнь из радости и боли, и они не забыли, что впервые заставило их полюбить друг друга. Ты доверяешь им, Лиана Боумастер. Ты должна верить, что они не забудут этого и для тебя тоже.
Она посмотрела на него очень странно, и он посмотрел в ее человеческие глаза, гадая, о чем именно она думает. Затем она слегка встряхнулась и еще раз улыбнулась ему.
— Спасибо тебе, принц Базел, — просто сказала она. — За то, что слушал и не смеялся. И за понимание, не пытаясь просто погладить меня по голове и сказать, чтобы я бежала и играла в куклы. Я постараюсь запомнить, что ты сказал, потому что ты прав. Отец и мать сделают все, что мог бы сделать любой человек в их положении, чтобы защитить меня от брака такого рода, которого я боюсь. Конечно, это не совсем то же самое, что сказать, что я смогу выйти замуж так, как хочу, но это намного больше, чем могли бы сказать большинство девушек в моем положении.
Она смотрела на него еще несколько секунд, и он пожалел, что не может придумать, что еще сказать, еще одно утешение. Но он не мог — не прибегая к утешительной лжи, а эта молодая женщина заслуживала от него большего, чем это. И поэтому он просто смотрел на нее в ответ, пока она не сделала ему краткий реверанс и не ушла, снова оставив его одного на стенах замка Хиллгард.
Глава двенадцатая
Алфар Эксблейд обвис в седле, когда его мерин устало потрусил домой. В тот момент дождя не было — слава богам!— но пастбища и загоны оставались сырыми источниками забрызганной грязи, и он и его лошадь оба смертельно устали плескаться в ней.
Не то чтобы Алфар действительно завидовал своим трудам. Как один из старших тренеров лорда-правителя Идингаса, он нес ответственность за то, чтобы оборудование домашней фермы было готово к возвращению лошадей с зимних пастбищ. На самом деле, он был весьма доволен тем, что обнаружил в ходе дневной экскурсии. Конечно, напомнил он себе, помог тот факт, что Уорм-Спрингс был одним из владений, которое традиционно принимало зимой табун скакунов. Амбары, откормочные площадки, тренировочные площадки и — если уж на то пошло — кузнецы, конские лекари и конюхи были заняты всю зиму, вместо того чтобы простаивать или просто перемещаться вместе с жеребцами и кобылами домашней фермы. Таким образом, в отличие от некоторых конных ферм на Равнине Ветров, Уорм-Спрингс никогда не закрывался, а это означало, что все его бесчисленные части работали бесперебойно в течение всего года.
Необычно раннее отбытие скакунов из Уорм-Спрингс привело к некоторому затишью в работе домашней фермы, и Алфар в полной мере воспользовался возможностью для последней, тщательной проверки. Он ожидал, что лорд Идингас одобрит его отчет, и с нетерпением ждал долгой горячей ванны, прежде чем отправиться на заслуженный отдых. Возможно, именно поэтому ему потребовалась секунда или две, чтобы очнуться от задумчивости, когда его конь внезапно фыркнул и шарахнулся в сторону.
Алфар покачал головой, автоматически отвечая на резкий выпад мерина сильной рукой на поводьях и твердым, почти инстинктивным нажимом коленей. Он развернул лошадь лицом назад, в направлении того, что заставило ее испугаться, и внезапный ледяной ужас затопил его вены, стирая чувство удовлетворения и выполненного долга, как будто их никогда и не существовало.
Он уставился на зрелище, которого никогда не видел ни один сотойи. Кошмарное зрелище, которое ни один сотойи никогда бы не захотел увидеть. А потом он выпрыгнул из седла, скользя по грязи в своих сапогах для верховой езды, чтобы подхватить измученного, раненого жеребенка, когда тот падал.
* * *
— Тораган! — Идингас Бардич, лорд-правитель Уорм-Спрингс, прошептал с посеревшим от ужаса лицом. Он стоял с непокрытой головой в огромной конюшне, с недоверием и шоком наблюдая, как неистово трудятся конюхи, тренеры и целители. В отличие от них, он не был погружен в отчаянные попытки спасти двух тяжелораненых жеребят или полуослепшую, жестоко растерзанную кобылку. Это означало, что ничто не могло отвлечь его от полной, немыслимой катастрофы, которую представляли собой эти измученные, раненые боевые лошади.
— Только семь? — сказал он, поворачиваясь к мужчине рядом с ним, и его вопрос был мольбой сказать, что номер был неправильным. — Только семь?
— Пять кобыл, две кобылки... и восемь жеребят, — мрачно сказал Алфар Эксблейд. — И две из кобыл — не кормящие. Итак, пятеро из жеребят, которые вернулись живыми — до сих пор — в голосе тренера была невыразимая горечь — сироты.
— Фробус забери, чувак, в том табуне было более сорока взрослых скакунов! Где все остальные? — Идингас знал, что Эксблейд никак не мог ответить на его вопрос, но ужас, горе и ярость все равно заставили его это сделать.
— Черт возьми, милорд, что, во имя Фробуса, заставляет вас думать, что я знаю? — Алфар сплюнул в ответ, его собственный голос был надломлен теми же эмоциями. Он пристально посмотрел на своего сеньора, потрясенный до глубины души чудовищностью катастрофы, а лорд Идингас закрыл глаза и глубоко вздохнул. Ноздри лорда-правителя раздулись, и он покачал головой, словно пытаясь стряхнуть паралич, охвативший его мысли. Затем он снова открыл глаза и оглянулся на Алфара.
— Ты, конечно, не знаешь. Не больше, чем я, — тяжело сказал он. Он протянул руку, положил ее на плечо более высокого мужчины и сжал. — Прости меня, Алфар. Это мой собственный страх.
— Здесь нечего прощать, милорд, — ответил Алфар. Он повернул голову, отводя взгляд от своего господина, чтобы посмотреть, как работают другие, и его лицо, казалось, было выковано из холодного железа.
— У меня было больше времени, чтобы подумать об этом, чем у вас, милорд, — продолжил он через несколько секунд, его голос был мрачным и тяжелым. — Я ничего не знаю — по крайней мере, ничего в природе, — что могло бы это сделать. Это похоже на следы укусов, что-то вроде того, что могли бы сделать волки, но ни один из когда-либо рожденных волков не смог бы так поступить со скакунами! И там нет ни одного жеребца — ни одного. Так что, что бы это ни было, это свалило их всех — восемнадцать... и пятнадцать кобыл, семь подрастающих жеребцов и кобылиц, а также девять жеребят. — Он покачал головой. — Это невозможно, милорд. Этого не может случиться.
— Но это так, Алфар. — Голос Идингаса был холодным и пустым, в нем сквозили горе и отчаяние, но где-то в его железном чреве встретились ненависть и ярость, и вспыхнул жар печи.
— Я знаю это, — проскрежетал Алфар, затем в отчаянии сжал кулаки. — Боги, как бы я хотел, чтобы у нас здесь был всадник ветра — хоть один! Может быть, он и его помощник могли бы рассказать нам, что из всех преисподних Финдарка там произошло.
Лорд-правитель Идингас кивнул, его глаза снова обратились к оборванным, раненым, измученным выжившим из табуна, который ушел из Уорм-Спрингс всего четыре дня назад. Кобылы и дрожащие кобылки стояли, поджав ноги, опустив головы, и отчаянно смотрели темными от отзвуков ада глазами на горстку жеребят, которых они каким-то образом вернули. Они наблюдали за действиями людей с неистовой интенсивностью, но Идингас мог чувствовать их ужасное истощение, ощущать отвратительную битву, которую они вели, чтобы спасти даже эту горстку своих детей.
Он понял, что никогда раньше не видел измученного скакуна. Не за пятьдесят три года жизни и восемнадцать лет в качестве лорда-правителя Уорм-Спрингс. Ни разу. Это было достаточно плохо, но он также видел запомнившийся ужас в их глазах, и он знал, что на этой земле нет ничего, что могло бы напугать скакуна. Если бы только дрожащие кобылы могли заговорить с ним!
Алфар был прав. Им нужен был всадник ветра, и он был нужен им быстро. И даже если бы они этого не сделали, об этом нужно было сообщить. Потому что, подумал он, в то время как новый страх ледяной рукой сжал его горло, если то, что здесь произошло, могло случиться с одним табуном скакунов, то это может случиться и с другими. Или, возможно, еще хуже, то, что опустошило их там, на Равнине Ветров, может последовать за ними сюда. Может стремиться завершить уничтожение табуна. Что бы это ни было, это был не естественный нападавший. Это было очевидно, но что еще это могло быть? Какой монстр, какое отвратительное волшебство могло это сделать? Не имея ни малейшего представления о том, как ответить на этот вопрос, он понятия не имел, как бороться или остановить то, что это было. Он даже не знал, можно ли остановить его от выслеживания и убийства каждой жертвы, которая каким-то образом избежала этого. Но одно он знал точно — прежде чем Идингас из Уорм-Спрингс увидит, как это произойдет, он и все оруженосцы, которыми он командовал, будут лежать мертвыми с саблями и луками в руках, в кольце вокруг этой конюшни.
— Релхардан! — рявкнул он, подзывая к себе своего главного оруженосца.
— Да, милорд!
— Выводи своих людей. Каждого из них, вооруженного и в полной броне! Я хочу, чтобы на стенах были люди, и я хочу, чтобы вокруг этой конюшни был кордон. Ничто не должно попасть внутрь. Ничего... — его голос дрогнул, и он заставил себя еще раз вдохнуть, чтобы успокоиться. — До них никто не доберется, — сказал он тогда, его дрожащий голос был похож на ледяную сталь, когда он помахал дрожащим, полумертвым скакунам. — Никто! — прошипел он.
— Да, милорд, — решительно сказал сэр Релхардан. — Я позабочусь об этом. Даю тебе в этом слово.
— Я знаю, что хочу, — сказал Идингас голосом, который был более чем нормальным. Он пожал руки Релхардану, а затем оруженосец целенаправленно побежал прочь, на ходу призывая своих подчиненных, и Идингас повернулся обратно к Алфару.
