Падающий

— Это не первая медуза, выползшая из дыры, — добавил Питер. — Недавно была поменьше. Прыгучая такая... Рон тоже под неё угодил. Ничего — выжил. А сейчас — тем более выживет. Я ж видел, док, сколько всего вы в него закачали.

— Ах вон оно что... — задумчиво протянул Арнольд. — Тогда он тоже был отравлен?

— Ну да, — несколько удивлённо сказал Питер. — Дня три валялся в отключке. Мы тоже думали — каюк. Ничего, справился.

Рон, сидевший в кабине, трудно открыл глаза. К ним ещё не вернулся сиреневый цвет, но и белыми они уже не были. Некоторое время он бессмысленно смотрел в ничто. Мы затаили дыхание. Шевельнулась рука. Приподнялась, упала.

Мы смотрели на неё так, как будто от этой руки теперь многое зависело. Но больше она не поднималсь. И Питер одобрительно сказал:

— Во!.. А в прошлый раз он вообще лежал пластом.

Кажется, доктор смирился, что пациентов придётся оставить в жутких условиях. Но ещё одну попытку уговорить меня он всё же сделал:

— Может, всё-таки перевезём ко мне? Он быстрее пойдёт на поправку.

— Доктор Арнольд, — терпеливо сказал я. — Во-первых, нам придётся оставить грузовик здесь — он принадлежность этих людей.

— А как же мы вернёмся? — поразился доктор. — Пешком?

— Возвращаться нам нельзя, — покачал я головой. — Там, где я пробил замурованную стену, сейчас копошатся федеральные войска. Сюда спуститься они побоятся, но у пролома наверняка поставили охрану, пока стену полностью снова не замуруют...

— Вадим, — перебил Питер, взявший на себя временное руководство подпольцами, — нам пора. — Он взглянул уверенно, будто знал, что я всё понимаю.

Правильно — понимал. Поэтому посмотрел на своих мальчишек.

— Отдайте оружие Питеру.

— Что?! — жалко возмутился один, но под моим бесстрастным взглядом нехотя протянул Питеру свои пулемёты.

— Питер, в кузове грузовика рюкзак со съестным на первое время. И ещё. Вопрос не по теме. Почему у Виктора нашивка с именем? Вы же его все знаете.

— У него есть закадычный дружок. Ты видел его — такой клыкастый. Мутация коснулась мозга Ильма — он начинает забывать. И когда понимает, что забыл имя лучшего друга, — плачет. Но читать ещё может.

Когда остальные отдали оружие, я протянул Питеру ключи от машины. Гарм шагнул было к подпольцам. Двое остановились, глядя на него. Пёс замер — и оглянулся на меня. Двое отвернулись к грузовику... В полном молчании моя команда смотрела вслед уезжающим. Мирон вопросительно кивнул мне.

— Они возвращаются на войну, — ответил я на невысказанный вопрос.

Мой оруженосец машинально шагнул за грузовиком.

— Но мы могли бы помочь...

— Вы пробовали стрелять в осколки разорвавшейся гранаты? А им сейчас предстоит отстреливать именно таких тварей. Вот когда научитесь... А пока нам надо подумать, как вернуться на Нижний уровень.

Грузовик пропал в облаках серого тумана. Доктор тоскливо посмотрел на мерно вздымающиеся волны и упрямо выдвинул нижнюю губу.

— И всё-таки зря мы не взяли тех двоих.

— Доктор Арнольд. Во-вторых. Завтра власти первым делом проверят все больнички и медкабинеты Нижнего уровня. Вы хотели бы, чтобы ваши пациенты попали бы за решётку в качестве подопытных животных? Для властей эти люди уже не люди, а мутанты.

— Но этот Рон не мутировал!

— Мутировал. Просто незаметно. Ладно. Время. Надо искать пути выхода из Подполья. Пока я вижу только один.

И обернулся к лифту. Один из мальчишек тут же побежал к дверям. Его отшвырнуло так внезапно, что остальные вскрикнули и лишь отпрыгнули в стороны, когда он свалился нам под ноги.

— Сколько раз за сегодня я говорил, чтобы вперед меня не лезли? — холодно сказал я. — Вам обязательно получать тумаки, чтобы чему-то научиться? Стойте и ждите.

Мирон помог мальчишке подняться. Тот немного постоял, держась за колено, — доктор даже не подошёл. И — как заворожённый, приблизился на почтительное расстояние ко мне, чтобы разглядеть, что я буду делать.

Что бы он ни пытался разглядеть, всё равно ничего не увидел.

Сегодня я импровизировал на ходу. Есть точное знание, что я умею работать с полем и с энергией. Значит, можно опробовать способы интереснее, чем недавние.

Я вынул из ножен даггер. Взял так, чтобы кончик ножа упирался в силовое поле, не подпускающее к лифту. И сосредоточился на ладони с ножом. Кожа мгновенно взмокла — и даггер мягко вошёл в защитное поле лифта. "Я — нож". Я прочувствовал себя не частями, а в целом — как некую силу, готовую прорезать любое пространство. И я отчётливо ощутил, что начинаю гореть: тепло с кожи пёрло так, что не хватало только спичку поднести, чтобы она вспыхнула от меня. Я встал боком к лифтовым дверям, вытянул руку.

— Мирон первый. Сможешь открыть двери?

Парень осторожно подошёл и потрогал рукой пространство, на которое напоролся мальчишка. Под моей рукой сопротивления не было. Мирон расправил плечи и медленно, но уверенно раздвинул двери.

— Держи их. Пацаны и доктор.

Названные быстро, не сомневаясь, прошмыгнули в шахту лифта.

— Мирон.

Мальчишки помогли изнутри придержать двери, чтобы зашёл Мирон, за ним я. Осмотрелись. Листы пластика везде. Не самого лучшего качества. Мирон первым нашёл зазор, за который легко взяться, чтобы отогнуть лист и обнаружить за ним пустоту.

Доктор с интересом спросил:

— А что это за лифт? Почему бы не вызвать кабину?

— Богатенькие молодчики с Верхнего уровня забавляются, отстреливая защитников Подполья, — безразлично проинформировал я, обыскивая "потустороннюю" пустоту.

Арнольд поперхнулся.

— Ни один уважающий себя гад не полезет в такую дыру, на всякий случай не оставив себе запасного пути для драпа, — пробормотал я. — Ага. Вот она.

— Кто?

— Что. Тропинка.

И не просто тропинка, а крутая лестничка, с кирпичными ступенями на полстопы, близко к земляной стене. Да плюс к ней — перила, прижатые к той же стене, чуть-чуть не вплотную, но ладонь держаться пролезала.

— Всё. Живём. Я — впереди. Доктор за мной. Мирон — замыкающий.

Я размотал с плеча ремень, предусмотрительно прихваченный из ящика с базуками. Нагнувшись, продел полученные петли под лапы Гарма и поднял его провисшим. Пёс не сопротивлялся.

— Не тяжело? — с сомнением спросил доктор.

— Тяжеловато. Но ему самому не пройти. Лестница слишком крутая для него.

Придерживая Гарма за брюхо, я зашагал. Усмехнулся, бросив косой взгляд: Мирон, словно опомнившись, отобрал у Арнольда его саквояж. Лысый хмыкнул, но ничего не сказал. Зато мальчишки смешливо посопели носами.

Путешествие длилось недолго. Больше всех устал и запыхался, конечно, доктор. Сидячая работа, годы, то да сё. Но не жаловался. И никто не спрашивал, как будем выходить. Доверяли. Через час подъёма я остановился. Пространственное чутьё и слух не подвели: именно в этом месте от глухой, казалось бы, стены мой шаг отозвался неслышным для других эхом. Я передал Гарма на ремнях доктору. Одна ладонь пластом на стену, другая в кулак. Удар правой. Дыра с разбегающимися трещинами. Левая остановила треснувшую стену и направила падение вперёд. Удар ботинком ниже перил. Обломки падающей земляной стены теперь поддержал обеими руками.

Забрал у доктора пса и под перилами пролез в пролом. Помог Арнольду перейти в небольшую пещерку. Здесь темно. От лифта свет почти не попадает. Заскочили радостные мальчишки: приключение продолжается! Последним с огромным облегчением шагнул Мирон. У него стопа широкая, самая большая в нашей маленькой группе, очень неудобно при таких ступенях, где целиком ногу не поставить.

— А хозяева лифта не забеспокоятся, что тут дыра? — встревоженно спросил Арнольд, вытирая носовым платком взмокшую голову.

— Неужели вы думаете, что со времён строителей лестницы здесь кто-то бывал? Охотнички привыкли к роскоши передвижения. Им даже в голову не придёт воспользоваться лестницей. Лифт-то у них из лучших. Качество отличное. Срок пользования, естественно, долгий. Таких в Нижнем уровне не увидишь.

— Если они сюда ездят, ну, эти — с Верхних уровней, может, ну его нафиг, этот лифт? — предложил один из мальчишек. — Взорвать — и дело с концом!

Прежде чем ответить, я выбрался из пещеры и дождался остальных. Судя по сырому запаху и звуку падающих капель, мы оказались в коллекторе. Народ зафыркал, принялся дышать в рукава. Один Гарм, поставленный на лапы, оживился и с интересом стал внюхиваться в богатые запахи.

— Взорвать лифт, говорите? А в следующий раз как?

Кажется, после моего риторического вопроса мальчишки с трудом заткнули себе рты, чтобы не заорать от счастья. Мирон не сразу сообразил. Но потом, когда двинулись дальше — за мной, задал вопрос, который побоялись задавать мальчишки:

— Так ты собираешься ещё раз сюда?

— Твоё "ещё раз" придётся умножать. До бесконечности. Теперь, когда мы можем, наконец, поговорить, я расскажу вам одну историю. Примерную. Поскольку основных фактов я так и не знаю. В старом городе разверзлась дыра. Очень сильно опасаюсь, не результат ли это эксперимента наших яйцеголовых. И очень сильно опасаюсь, не открыли ли они ход в другое пространство, близкое по понятиям к параллельному. Из дыры начали вылетать чудовища. Чтобы их остановить, послали солдат. Остатки этого гарнизона вы видели. Но расширение дыры остановить не смогли. А с солдатами стала происходить мутация. Кое-кто наверху испугался. Все выходы с Нижнего уровня в старый город замуровали. Солдат оставили наедине с чудовищами. Без продовольствия. Без оружия. Без лекарств. Обрекли на смерть. А они до сих пор сопротивляются. Я узнал недавно. Неужели их брошу, если у меня есть возможность помочь? — И, помолчав, спросил: — Доктор Арнольд, что скажете?

После недолгой тишины откликнулся Мирон:

— Судя по его бормотанию, он пытается вычислить, какие витамины и лекарства помогут остановить мутацию. Ещё он что-то бормочет об антисанитарии. Поэтому вместо него возмущусь я. Пацанов с тобой не пущу.

Мальчишки притихли.

— Почему? — достаточно равнодушно спросил я.

— Малолетки ещё.

— Ты знаешь, что у каждого из них ножи и заточки?

— Знаю. Это не отменяет того факта...

— Мирон. Честно. Почему ты не остановил их, когда они бросились с ножами на меня? Только честно.

Каким бы занятым ни казался доктор, но это он услышал.

— Что-о?! — Он решительно оттеснил затаившихся пацанов и пошёл рядом с нами. — Я всё правильно расслышал?

— Замнём вопрос для ясности. Доктор Арнольд, вы ведь как врач в курсе большинства новостей от своих коллег? Я сейчас выскажу два факта, а вы скажете, прав ли я. Факт первый. С недавних пор на Нижний уровень присылают много молодых врачей. В основном — в родильные дома. Факт второй. В последнее время смертность новорождённых сильно увеличилась. Итак, я вас слушаю.

— Вы же не... — задохнулся доктор. Откашлявшись, договорил: — Вы же не хотите сказать, что они, эти молодые... Что они...

— Да. Именно это я и хочу сказать.

Ничего не понявшие мальчишки снова зашептались, а Мирон прошёл несколько шагов, прежде чем встал на месте.

— Вадим... Ты не смеешь... такое... Ты врёшь!

Обалдевшие мальчишки уставились на Мирона. Таким они ещё не видели. Плачущим от отчаяния, от побоев — да. Но не таким. Захлестнувший его ужас передался и им. И мой оруженосец, потеряв напускную взрослость, решился:

— Мы не совсем поняли... Что вы хотите сказать про родильные... — И не договорил. Начал говорить вслух и понял. — Они убивают мутантов.

— Дыра пожирает старый город и скоро полезет на Нижний уровень, — сказал я. — Чудовищ солдаты убивают. Но ничего не могут сделать против вторжения в город чуждого человеку пространства.

— А как её закрыть? Её закрыть можно?

— Хороший вопрос, который пока так и остаётся вопросом. Мы пока можем драться только с последствиями.

Тяжёлое молчание мы словно пронесли до выхода на поверхность. Первым по металлической лестнице водоканала вылез я — близко к витрине какого-то магазина, осмотрелся и по одному выволок на свет божий остальных.

— Кто-нибудь узнаёт улицу? Мы слева от межуровневого метро. Недалеко.

— Знаю, — сказал Мирон. — Два квартала до переулка с медкабинетом.

Мальчишки покивали, оживившись.

— Я провожу доктора в медкабинет, — напряжённо сказал Мирон. — Пацаны выведут тебя к лестнице.

— Подожди. Ты помнишь рисунок татуировки?

— Тигр. Тигриная морда, — сказал Мирон, пожимая плечами.

— Не совсем так, — сказал доктор Арнольд. — Ты тогда был мальчиком. Не всё запомнил. Там были скрещённые огнестрельное оружие с ножом. Тем, что в ножнах на руке. А уж над ними — да, тигриная морда. Оригинальная такая. Как будто с ухмылкой.

— Спасибо, доктор.

Арнольд остановился и внимательно посмотрел на меня.

— Когда Мирон решил возмутиться вместо меня из-за мальчиков, он сказал, что я бормочу о витаминах и лекарствах. Надеюсь, вы понимаете, что я требую: в следующий раз возьмите меня с собой. В обязательном порядке.

Мирон раскрыл рот, но промолчал. Мальчишки усмехнулись и пошли со мной — к лестнице. Ни слова — ни по дороге, ни на прощанье. Но я их понял.

"Насколько им хватит этого грузовика?"

— Если всё будет спокойно, дня на два. Они привыкли экономить.

"Как ты думаешь, что теперь выходит на первый план? Я думаю, надо вспомнить, что за вещь я старался забыть и вообще свои работы по пространственным параллелям".

— Мне кажется, на первый план должно выйти другое. Я похож на тебя. Внизу меня приняли за Дилана. Анаграмма имён. Но нет тату. Завтра забегу к мастеру, попрошу посмотреть, не было ли у меня рисунка на коже. Говорят, сведённый можно разглядеть лишь под определённым прибором.

"То есть ты считаешь, надо начать именно с тебя?"

— Нет. На первый план выходит проблема: почему меня столкнули с крыши? Они не хотели убивать. Они знали, что я не погибну.

"Почему ты решил, что они знали?"

— Сбросив с крыши, они сбросили вслед меч. А потом даггер — выбросив меня из окна. И те двое говорили обо мне как о... Не помню. Типа — бомба со сбитым таймером. Я не оправдал их ожиданий, но стал опасным. Почему меня сбросили с крыши?

Тишина. Почти бесшумный шаг по спящим улицам. Наконец Дилан отозвался: "Испуг. Человек, испугавшись, иногда может обрести другие качества. Может, они думали, что ты, например, закодированный. Под гипнозом. Как я. Под воздействием сильного чувства гипноз тоже может, так сказать, дать трещину. Поэтому я приветствую твоё решение попасть завтра к мастеру-тату".

— Чёрт, а ещё завтра обещал приехать к маме, — проворчал я — и остановился.

Странно. Вот мой дом. Мне ещё минут пять — и я ухвачу хоть последние минуты сна в темноте. Отчего же вдруг на душе засвербело?

Постояв немного, я решительно свернул к ночному магазину. Проходя мимо охранника, кивнул ему. Зашёл — и прямиком к прилавку. Девица. Усталая. Но профессионально приветливая. Профессионализм — уважаю. Но главное — у неё на губах помада. Слава богу, кредитная карточка при себе.

— Доброй ночи! Мне бы виски небольшую бутылочку.