Небо шамана. 1 часть

Вдруг подумалось, что наше общество состоит из одиночек, где есть объединение только на уровне семьи и рода, который чаще всего является одновременно ещё и племенем. Не думаю, что у других рас Пери степень объединения намного выше, в любом случае не так, как здесь, когда объединение в страну включает в себя сотни миллионов людей выполняющих общие задачи. С высоты таких цифр совсем иначе выглядят народы Пери. Ведь по сравнению с Землёй у нас почти пустыня. Ну, а как иначе назвать, если территории всех людских королевств и приграничных баронств по размерам наверно с европейскую часть СССР, а жителей там, хорошо, если полтора миллиона наберётся. А все наши степи раз в пять больше, а орков и полумиллиона не будет. Понятно, что при таких условиях воевать никакого смысла, да и делить особенно нечего. И ещё многое решают маги, хоть они в жизнь людей не лезут, но со многими вопросами люди приходят к ним. А маги всегда одиночки, даже таких слабых одарённых, как шаманы, больше одного в племени не бывает, когда я бы закончил обучение у старого шамана, то один из нас бы ушёл из племени... От этих мыслей стало как-то грустно и тоскливо, а далёкий родной мир показался вдруг каким-то маленьким и уютным, и в душу стала просачиваться чёрная глухая тоска. Пришлось срочно встряхнуться и продолжить своё занятие, которое заключалось в том, что я пытался вывести наружу внутреннюю линию Силы, вернее пока только нащупать её. Едва поезд тронулся, я забрался на верхнюю полку с набитым животом. В дорогу нам выдали паёк на завтра, и я, не дожидаясь следующего дня, съел банку рыбных консервов с хлебом и запил подкрашенным кипятком, который выдала недовольная чем-то кашляющая проводница. Я самым честным образом хотел заняться собой, вернее своими каналами, но позорно уснул...

Из разговоров ехавших с нами "бывалых" мы узнали, что в Воронеже выпускают штурмовики "Ил-2", которые очень нужны на фронте. А один младший лейтенант даже имел налёт на этих самолётах. Он охотно говорил про машину, но отзывался не совсем понятно, как-то смешивая всё в кучу. С одной стороны — очень надёжная и мощная машина, а с другой, задняя полусфера беззащитна и немецкие истребители могут делать, что хотят и ответить им нечем и никак. При этом, если удаётся подловить немца под залп переднего вооружения, то любой немецкий самолёт можно просто распылить в воздухе, вот только сделать это сложно, немцы имеют хорошую подготовку и не подставляются, а догнать их не выйдет. Скорость штурмовика неплохая для бомбардировщиков, но на полторы сотни километров в час меньше, чем у мессера, а от расстрела из пушек в упор даже бронекорпус не всегда спасает лётчика. Заднюю часть фюзеляжа сделанную из дерева и обтянутую многослойным шпоном после удачного попадания снаряда может вообще оторвать. Но самолёт очень живучий и иногда весь как дуршлаг, но долетает домой. От этих рассказов молодые лётчики пребывали в смешанных чувствах. То есть с одной стороны бронекапсула из специальной вязкой брони защищающая мотор и лётчика всех радовала, потому, что работа у штурмовика против наземных целей хорошо защищённых зенитными средствами. С другой беззащитность всей задней полусферы от атак истребителей и малая скорость. Но трусов среди лётчиков не было, да и фатализма хватало, тем более, что этот коктейль усиливало истовое желание бить врага, и на этом фоне показать страх или недовольство было бы неприлично.

На заводе нас сразу разделили. Одни на переучивание, а тех, кто уже знает самолёт — на ожидание влиться в ряды формируемых полков. Вернее, прибыли мы не на завод, а в развёрнутую на его базе запасную авиационную бригаду резерва, которая, по сути, была учебным центром со штатом больше дивизии. Говорят, что до войны переучивание на новый самолёт занимало от полугода до года, тем более, когда новый самолёт другого класса. Но сейчас война, поэтому программу переучивания сократили до предела, официально до месяца-двух, а на деле в зависимости от поступления новых машин и формирования строевых частей, чем от реальной выучки и налёта. С другой стороны здесь не было лётчиков без налёта и опыта, так, что самолёты передавали во вполне умелые руки. Но завод уже почти свернул производство, так как начал эвакуацию и поступающие самолёты шли очень тонкой струйкой. Почти полностью уничтоженная авиация западных округов требовала немедленного восполнения, и наши войска остро нуждались в помощи с воздуха, но производство на заводе из-за эвакуации было уже почти свёрнуто, а на новом месте ещё не запущено. Впрочем, зелёных новичков здесь не было и летать умели все, вопрос был только в освоении новой машины, как это называется "ввод в строй после перерыва в полётах" и потом "допуск к управлению новой маркой самолёта". Которую, если разобраться и инструкторы не особенно хорошо знали, ведь и для них машина новая и нет опыта её боевого применения. И это главное, что требовалось лётчикам, которые убывали на фронт. А откуда такому взяться, если выпуск машины начат только в этом году, а первые экземпляры начали только в середине весны поступать в полки, где новые машины никто не кидался немедленно осваивать. Любопытно конечно, когда в полк привозят машинокомплекты новых самолётов, но какой командир полка станет по доброй воле форсировать освоение новой незнакомой машины? Ведь новая машина — это почти гарантированные аварии, поломки, проблемы знакомства с незнакомой техникой. То есть, даже собранные присланными с завода техниками машины часто отгонялись куда-нибудь подальше и все спокойно ждали, когда придёт разнарядка в часть на переучивание пилотов, которые съездят на завод и научатся... Фактически в момент нападения фашистов лётчиков успевших освоить новую машину и её применили в бою в западных округах было в разы меньше количества наличных машин...*

У меня срок переучивания сразу увеличили по медицинским показаниям, как было написано в справке из госпиталя. Две-три недели мне запретили давать нагрузки руке. Так, что многие, с кем мы вместе приехали уже улетели на фронт, а я стал почти старожилом. Так как меня не допускали до полётов, то именно меня гоняли по всем нарядам и работам, которых в любой военной части всегда хватает и кому-то это нужно делать. Зато благодаря такой задержке я познакомился с техниками и облазил самолёт вместе с ними, и они рассказали много интересных секретов и мелочей, а главное, я неспешно и вдумчиво сдал все зачёты по устройству и эксплуатации штурмовика.

Здесь в бригаде мне удалось "вытащить" наружу на безымянный палец правой руки один энергетический канал. Думаете, это просто? Даже на моей Родине, где магический фон раз в десять выше, организм старается каналы Силы спрятать внутри поглубже, ведь, чем глубже, тем меньше риск повреждений и тем меньше потери из-за банальной утечки Силы. А здесь потери Силы куда выше, ведь если между двумя точками выше разность потенциалов или давление, то скорость тока между ними тоже выше, и поэтому Сила утекает быстрее. Наверно поэтому здесь у людей фактически вся энергетика, которая есть у любого живого организма, закапсулирована глубоко внутри тела и каналы у Сани были такие забитые. А может они не забитые, а это организм так защищается и сам перекрывал их, чтобы уменьшить потери Силы, которой и так очень мало. А я открывал канал, по которому Сила будет вытекать. Какой организм такому обрадуется? То есть мало того, что мне требовалось сформировать сам канал, так мне ещё пришлось бороться с противодействием моего несогласного с этим тела, которому ничего объяснить невозможно, оно действует из своей логики, которая далеко не всегда желаема хозяином тела. Существующие схемы и реакции в организме сформировались за миллионы лет эволюции и их эффективность доказана уже тем, что я здесь и сейчас есть, а все, кто не обладал такими механизмами потомства не оставили или оно не выжило. Вот и пришлось обманывать свой организм, хоть в чём-то он, несомненно, прав. Если бы не одно "НО", я, в отличие от окружающих, могу Силу сам активно впитывать из окружающей среды и регулировать токи Силы по каналам своего тела, то есть у меня Сила не только в ядрах, но и по каналам активно циркулирует. А раз её так много, то и контроль моего организма уже не такой тщательный. Грубо говоря, когда тело замёрзло, то как оно отнесётся к раздеванию на морозе? Но тот же организм после парилки с удовольствием воспринимает выход на мороз голышом и даже окунание в прорубь с ледяной водой скорее удовольствие, чем неприятность. Может и кривые примеры, но суть они передают. Немного необычным оказалось, то, что канал удалось вывести очень тоненький, я сначала даже не понял, что уже добился результата, ведь я помню, какой он у меня был раньше и по аналогии хотел добиться такого же, но у меня никак не получалось. Вначале всё вроде бы шло, а потом встало и никаких подвижек, и ощущение, что я уже всё сделал, но результата нет. Мучился несколько дней, пока не попытался визуализировать канал ночью в наряде. Понимаете, я ведь всё делал, без визуальных эффектов, не думаю, что кому-нибудь бы понравилось увидь они мои светящиеся глаза или руки. За такое и поколотить могут, поэтому всё делал, пользуясь внутренним зрением. А тут вывел в видимую форму и увидел, что всё у меня уже давно получилось, только выведенный канал очень тоненький, раньше толщина была миллиметра два, а стала в толщину тонкой швейной иглы. Сложность в том, что я такой тонкий канал внутренним зрением днём не вижу, даже если он светится...

Первое, что пришло на ум — это попробовать сразу нанести рунические рисунки "на укрепление", как на край лезвия клинка. Вот только сделать это не так просто. Представьте, прихожу и начинаю своей кровью что-то на самолёте рисовать, будет ещё хорошо, если только в психушку сдадут. А ещё, для нанесения рисунков есть специальные отвары из трав, в которые добавляют пару капель крови, но у меня нет здесь возможности искать нужные травы, так, что я просто кровью из проколотого пальца, ведь кровь самая насыщенная Силой доступная субстанция организма. Вот здесь и пригодились мои хорошие отношения с техниками. Только всё равно первый опыт вышел не слишком удачным...

Хотите подробнее?... Ну, надо же было с чего-то начать и попробовать. Если бы не ограничение времени и спешка, то такую глупость я бы наверно не сделал, но чего уж. На одном самолёте меняли выработавший ресурс мотор, и пока механики возились, я решил нарисовать укрепляющие руны на лопастях снятого винта. Вся винтомоторная группа лежала в сборе с коком, втулкой и механизмом регулировки шага в стороне на брезенте. Удалось всё сделать и не привлечь внимания. Нарисовал. Хожу. Жду. Довольный, как бегемот булкой объевшийся. Мотор поставили, заправили, стали гонять под нагрузкой, кто там на тёмном цвете лопастей мои каляки-маляки кровью разглядывать станет. А вообще хорошо, что всё случилось не в воздухе. Самолёт рычит, мотор винт крутит, механики через лючки в моторе ковыряются, один в кабине сидит, перекрикиваются, чего-то регулируют. Мотор то сильнее, то тише ревёт, идилия... Вдруг громкий "Тряк-Бряк", мотор взвизгнув встал, а вокруг статуями замерли техники. И не потому, что звук оборвался, а потому, что во все стороны в плоскости вращения винта с визгом полетели куски от лопастей. На коке остановившегося мотора остались от винта только шпыньки длиной меньше пальца. Слышал потом удивление техников, когда они сняли остатки бывших когда-то деревянными лопастей винта, что их зубило не берет, и края раскрошились как-то странно, не по волокнам, а словно калёное стекло кубиками растрескалось. Один обломок винта почти пробил рельс, который висел в стороне, чтобы сигналы тревоги подавать. В общем, осколки винта потом несколько дней собирали и из стен выковыривали, просто чудо, что они никого не зацепили. Ещё услышал, что винт исследовали и все оказались в тупике и недоумении, откуда взялся такой прочный материал, который куда-то исследовать повезли, потому, что измерить твёрдость в заводской лаборатории не получилось, даже алмазом с трудом удалось кусок винта поцарапать. Рельс с застрявшим в нём куском тоже сняли, о том, что это видоизменившаяся древесина никто даже не заикался. А разрушился он, скорее всего, потому, что при фантастической твёрдости лопасти полностью утратили упругость, и простая вибрация смогла привести к накоплению внутри них запредельных напряжений. Скорость вращения примерно две тысячи оборотов в минуту, а мотор проработал не меньше получаса, словом, цифры получились запредельные, если сравнивать с тем, как мы крутили мечи и другое оружие на вертушках. И есть у меня подозрение, что имеет значение ещё и скорость, с которой движется в пространстве выправляемый предмет. А при таком подходе сотня тысяч оборотов — больше нескольких миллионов оборотов неспешного вращения наших самодельных вертушек. А я ещё, когда рисовал рунический узор на винте, спешил и для надёжности рисовал его сразу свежей кровью и на ощупь, поэтому толстыми линиями и размашисто, что в десятки раз усилило эффект. Но благодаря этому случаю понял, что нахрапом в этом вопросе нельзя. А то я расслабился и слишком уверился в своей исключительности, дескать, магии здесь нет, и я всех одной левой. Нет, исключительность, конечно имеется, но это не позволяет пренебрегать осторожностью и продуманностью. Такой "Ядрид-Мадрид" мне больше точно не нужен...

Кстати, про "Ядрид-Мадрид", это ругательство подцепил ещё в первые дни в госпитале. Здесь невозможно не ругаться, иногда сказанное обычными словами без ругани многие просто отказываются воспринимать. Материться и сквернословить как другие мне было неприятно, вот я и подхватил это ругательство одного бойца-связиста. Мне понравилось, как оно резко звучит, несёт в себе довольно сильный эмоциональный заряд, если рявкнуть громко и решительно, при этом не является матерщиной. По крайней мере рядом с разными "Ёлками" и "Палками" звучит и работает гораздо убедительнее. Есть ещё "Етитская сила", но мне меньше нравится...

За время госпиталя и после я немного похудел, точнее — высох. Саня не был толстым, в смысле — жирным, он был плотным и мускулистым крепышом. А в госпитале хоть и кормили регулярно, но к моменту каждого приёма пищи в столовую я шёл с отчётливым чувством голода. В принципе еды хватало, и я в госпитале не худел, но и не отъелся после худобы, пока мы лесами пробирались. Но когда в Москве лейтенанты оставили меня без пайка, столица так и запомнилась постоянным чувством голода и бурчащим животом. Всё время в запасной бригаде чувство голода не покидало, всё-таки тыловые нормы урезаны до предела, то есть никто от голода не умирает, но есть хочется постоянно, тем более молодым парням. Хотя, может и правильно, меньше энергии остаётся на какие-нибудь авантюры, ведь каждый второй, не забывая про каждого первого — это ходячее шило в мягком месте и если бы ещё и кормили до отвала, боюсь, что Воронеж бы нашего молодецкого задора не пережил. Тем не менее, есть хотелось постоянно, а в столовой умудрялись готовить так отвратительно, что, даже вспоминая Санино прошлое, где в детском доме совсем не баловали разносолами в трудные двадцатые и тридцатые годы, но даже там готовили в несколько раз лучше. Ну, чего стоят, к примеру, макароны, которые вываливали в миски слипшимся холодным осклизлым комком, просто отрезанным от общего слипшегося монолита, а якобы пюре, которое представляло из себя серую жижу, где почти невозможно было определить картофельную мякоть, но в избытке плавали кусочки шкурок и глазкИ плохо помытых корнеплодов. И вы думаете, что эти неудобоваримые блюда мы с презрением отодвигали и отказывались есть? Вы сильно ошибаетесь, лопали за милую душу, ругались, плевались, поносили кухонных рукозадых уродов, но есть очень хотелось и после нас миски требовалось только сполоснуть. Хорошо, хоть хлеб давали с гражданской пекарни. Он хоть и имел явно лишние добавки в виде молотых опилок и жмыха, но был вкусный и ароматный. Как праздник, когда чёрную глянцевитую корочку, мы натирали бережно передаваемыми друг-другу зубками чеснока, если удавалось добыть — неописуемая вкуснятина, которую даже не мог испортить остывший едва сладкий белёсый чай, а может это называлось компот или кисель, сия тайна так и осталась в недрах ухоронок местных кухонных творцов...