Итогом этих размышлений стало то, что следующим вечером, когда Эсмеральда, как обычно, прогуливалась перед сном, Клод снова заглянул к ней. Увидев, как она испуганно сжалась, он поспешил её упокоить:

— Нет, не бойся, я больше не причиню тебе вреда. Напротив, я хотел попросить у тебя прощения. Я сделал это в порыве чувств и обещаю, что больше такого не повторится. Но я не хочу лгать — я никуда не могу деться от своей любви.

Девушка вздохнула свободнее и даже улыбнулась ему:

— Хорошо, что вы осознали это. Я вас прощаю, мне не за что вас ненавидеть.

— Но по моей вине погиб твой капитан.

— Феб жив. Я видела его на площади.

— Жив? — У Фролло, которого до сих пор мучили кошмары об аресте, камень с души свалился. — Раз так, то я действительно рад за него, хотя он и прескверный человек. Ещё раз прошу — прости меня.

Он упал к её ногам, но больше ничего не делал, только протягивал руки в немой мольбе. Его губы дрожали, а выделявшиеся на исхудавшем лице тёмные глаза блестели от слёз.

— Пожалуйста, не надо, — попросила цыганка, помогая ему подняться. — Я не сержусь на вас и искренне желаю вам исцелиться. А теперь, прошу вас, возвращайтесь к себе.

Фролло не смог ничего ответить и ушёл как можно быстрее, опасаясь, что может снова причинить ей боль. Когда её тонкие пальчики сквозь сутану коснулись его руки, по всему его телу снова разлился нестерпимый жар, лишая рассудка. Он окончательно убедился, что одержим, и пока эта девушка так близко, в соборе, он не сможет избавиться от этой одержимости. Значит, надо искать какой-то выход из этого положения.

Это была действительно сложная задачка, и аналитический ум Фролло снова заработал в полную силу. Одновременно с этим Клод попытался вернуть прежний распорядок жизни, с трудом припоминая, каким он был до появления Эсмеральды: стал читать больше церковных книг, участвовать в службах, посещать приходы с проверками. И снова каждое утро навещал Жеана, давая ему уроки и восстанавливая чуть было не порванную родственную связь.

Теперь его дни были так насыщены, что вечером он засыпал, едва добравшись до кровати. Но, несмотря на занятость, Клод всё равно чувствовал в груди неприятный холодок одиночества.

========== ГЛАВА 28 Из меди в золото ==========

Эсмеральда жила в соборе уже почти два месяца. Не привыкшая долго оставаться на одном месте, она давно устала бы от однообразия, если бы не Квазимодо, показывавший ей всё новые и новые уголки в соборе, который знал как свои пять пальцев. Ещё одним способом, помогавшим побороть скуку, было написание стихов — это занятие нравилось девушке всё больше и больше. Она писала о том, что видела вокруг — о пробуждающейся весенней природе, о каменных горгульях, которые уже не пугали её, а забавляли, о людской суете на площади, которая отсюда, сверху, казалась такой смешной и ненужной. Когда в голове стало рождаться слишком много строчек, чтобы их легко было запомнить, она попросила у своего друга бумагу и перо. Квазимодо, ничего не спрашивая, получил у одного из священников письменные принадлежности и принёс ей. Ему, конечно, было интересно, зачем вдруг цыганке понадобилась бумага, но расспрашивать её он считал нетактичным.

Однако Эсмеральда вскоре сама заметила его интерес и рассказала о своём увлечении. Теперь, когда рядом не было Пьера, всегда готового помочь и подсказать, она нуждалась в благодарном слушателе. К этому времени она уже настолько сблизилась со звонарём, что не стеснялась открыть ему эту маленькую тайну.

Квазимодо, услышав её стихи, пришёл в восторг. 'Это просто великолепно!' — совершенно искренне говорил он, и Эсмеральде было очень приятно такое восхищение. Возможно, звонарь не так хорошо разбирался в стихосложении, как Гренгуар, но его умение слушать и чистосердечный отклик на услышанное были для неё не менее ценны.

Иногда, гуляя в одиночестве, цыганка видела внизу, на площади, Феба и Флёр-де-Лис. Она уже знала, что через месяц они поженятся, но не испытывала по этому поводу разочарования или грусти. Она всё ещё находила капитана красивым, но невольно сравнивала его с вазой, в которой Квазимодо в один из первых дней в соборе принёс ей цветы: ваза была очень красивой, но треснутой с одного боку, вода незаметно вытекла, и букет завял. Тогда звонарь принёс ей горшок, пусть неказистый с виду, но надёжный, и цветы в нём стояли долго. Так и с Фебом — несмотря на красоту, он был пуст внутри, и бедную розу-Эсмеральду ждала бы незавидная участь, если бы не помощь Квазимодо, преданного друга с чистой душой. Девушка была рада, что всё сложилось именно так, но, несмотря ни на что, искренне желала бывшему возлюбленному счастья.

И её пожелания имели все основания сбыться, ибо Феб день ото дня всё больше привязывался к своей невесте. Она баловала его угощениями, окружала заботой и уютом, и капитан даже начинал подумывать, не оставить ли ему утомительную службу и посвятить себя семье. Флёр-де-Лис полностью поддерживала его.

— Ты всё равно будешь моим храбрым рыцарем, даже если перестанешь носить расшитый мундир! — говорила она и добавляла, прильнув золотистой головкой к его плечу: — Как я тебя люблю! Скоро мы поженимся и будем счастливы.

— И я тебя. Ты прекрасна, словно ангел!

— День нашей свадьбы будет для нас самым счастливым!

Капитан улыбался в ответ, и эти слова и улыбка были искренними. Кажется, впервые в жизни он полюбил кого-то по-настоящему и был этому очень рад.

* * *

Жеан окончательно наладил отношения с Жоффруа. Теперь они вместе с Робеном Пуспеном часто у него бывали, и вместо того, чтобы отвлекать, хвалили за рвение к учёбе. Отличник Жоффруа даже иногда помогал другу решать задачки, которые задавал Клод.

— Это ты хорошо сделал, что взялся за ум, — говорил Жоффруа, когда после занятий приятели закусывали разносолами, которые по-прежнему исправно поставлял старший Фролло. — И брат твой молодец, что наконец занялся тобой. Раньше ты, помнится, жаловался, что он совсем тебя не замечает.

— Как оказалось, чтобы привлечь его внимание, достаточно научиться рассуждать об алхимии, — смеялся в ответ Жеан, но тут же становился серьёзным: — Конечно, Клод порой очень строг ко мне, но я всё равно его люблю. Мне жаль, что в последнее время у него какие-то неприятности. Он не рассказывает об этом, но я замечаю, что он плохо выглядит...

— Он просто не хочет тебя расстраивать, — утешал его Робен. — Главное, не огорчай его больше, и всё наладится, вот увидишь.

Жеана стал больше привлекать собор. Заглядывая к брату за книгами, он потом подолгу ходил по коридорам и любовался архитектурой, о которой теперь благодаря Клоду знал намного больше, чем раньше. Сам Клод, однако, почему-то пока не хотел составлять ему компанию, ссылаясь на неотложные дела, и сидел сычом в своей келье.

И Жеан понял, почему, когда однажды наткнулся в одной из галерей на Эсмеральду. Сначала он даже не узнал цыганскую плясунью в простом строгом платье и с заплетёнными в косы роскошными кудрями, но она сама окликнула его по имени:

— Здравствуйте, Жеан!

— Здравствуй, Эсмеральда, — смутился юноша. Ему стыдно было вспоминать, как он когда-то насмехался над ней из-за босых ног. — Как поживаешь?

— Хорошо, — улыбнулась девушка, и он вздохнул с облегчением. — Я уже не впервые вижу вас здесь. Вы навещаете брата?

— Да, он даёт мне уроки.

— И вы делаете успехи?

— Да! По крайней мере, Клод меня хвалит, а заслужить его похвалу не так просто.

— Поздравляю!

Они ещё прогулялись немного по галерее, и Жеан рассказал своей спутнице несколько интересных историй о соборе, услышанных от брата. Он с радостью убедился, что девушка оказалась не злопамятной и простила ему старые насмешки. С тех пор они подружились, и теперь всякий раз, когда Фролло-младший отправлялся побродить по собору, Эсмеральда с удовольствием составляла ему компанию. Юноша оказался интересным собеседником — уроки с Клодом не прошли даром. Квазимодо, иногда присоединявшийся к ним, только радовался за своего приёмного отца.

* * *

Фролло тем временем пребывал в отчаянии. После объяснения с Эсмеральдой он как мог избегал её, не желая причинять боль, но мысли о ней его не отпускали. Ища, чем же себя занять, он вспомнил об алхимии, которая в прежние времена единственная могла его отвлечь. Но после последней крупной неудачи его исследовательский пыл угас, и дело не двигалось. Вернуть к жизни Фролло-учёного смог один удивительный случай.

Как-то утром, когда Клод разбирал бумаги, к нему постучали. Думая, что пришёл Жеан, он тут же отпер дверь...

Но на пороге стоял незнакомый мужчина. Капюшон его плаща был откинут, однако черты лица оказались такими блёклыми и невыразительными, что архидьякон, вообще-то обладавший хорошей памятью, даже не смог припомнить, видел ли он его когда-нибудь раньше.

— Мэтр Клод, я хочу с вами поговорить.

— О чём же?

— Об алхимии. Жак Шармолю рассказал мне о ваших успехах в этой науке.

'Чёрт, ну зачем он разболтал?' — подумал про себя архидьякон, а вслух спросил:

— Что именно вас интересует?

— Получение золота, — сказал незнакомец. — Я готов показать вам свой метод и поделиться с вами, разумеется, не бесплатно.

В душе Фролло впервые за последние несколько месяцев вспыхнул огонёк исследовательского азарта.

— Я дам столько, сколько нужно.

— Сто су.

Это была большая сумма, но архидьякон, горя нетерпением, тут же отсыпал ему монет.

Странный посетитель тут же начал распоряжаться: взял тигель, высыпал туда какой-то белый порошок и развёл его водой. Затем он попросил у Клода медную монетку, пояснив:

— Сейчас она станет золотой.

Монетка тоже отправилась в тигель. А незнакомец достал из принесённого с собой мешка кусочки какого-то металла и высыпал туда же, так что они полностью покрыли монету. После чего он поставил тигель на огонь и стал нагревать странную смесь. Клод, наблюдая за этим, только хмыкал, но глаза его горели.

Когда раствор закипел, незнакомец небрежно выплеснул его в специальную ёмкость. На дне осталась только монета, но теперь она казалась серебряной.

— Осталось только нагреть монету, и она станет золотой, — пояснил гость в ответ на недоумевающий взгляд Фролло.

Он снова стал греть тигель без воды. Вскоре монета заискрилась золотым блеском.

Клод схватил щипцы и извлёк монету на свет. Она действительно выглядела как золотая, но почему-то он не доверял такому превращению. Согласно учёным книгам, полученное золото должно было быть жидким, из которого можно выплавить слиток, а здесь — обычный медяк, только будто покрытый позолотой... Стоп!

'А может, она только снаружи золотая?' — запоздало спохватился Фролло. Предчувствуя недоброе, он схватил нож и принялся скоблить им монету. И действительно, под золотистым слоем оказалась медь.

— Вы меня обманули! — вскричал Клод, в гневе отшвыривая несчастный медяк. — Это не золото! Верните день...

Он обернулся и замер с на полуслове. Таинственного незнакомца уже и след простыл. Пока священник разглядывал монету, он незаметно скрылся вместе с деньгами.

Фролло кинулся было на лестницу, надеясь догнать обманщика, но в башне было тихо, что могло означать только одно — тот уже покинул собор и затерялся в уличной толпе. Клод вернулся в келью и, едва закрыв дверь, сполз по ней вниз, усевшись прямо на пол. Ноги его не держали — то ли оттого, что он впервые после стольких дней затворничества пробежался, то ли от горя и обиды.

Клод понимал, что вернуть сто су вряд ли удастся — особых примет похититель не имел, и найти его будет крайне трудно. Подумать только, он был настолько потрясён возможностью увидеть рукотворное золото, что даже не спросил, как зовут гостя! Шармолю, даже если его спросить, вряд ли что-то припомнит — слишком многих людей каждый день приходится принимать судье, он не смог бы запомнить их всех, даже будь моложе и здоровее. Да и кто вообще сказал, что наглец действительно узнал о Фролло от Шармолю, а не просто прикрылся именем судьи, зная о его дружбе с архидьяконом! В любом случае, рассказывать об этом визите мессиру Жаку Клод не собирался — ему было слишком стыдно.

'Неужели меня так просто обмануть? — сокрушался он. — Зачем я дал ему денег? Надо было сразу догадаться, что он шарлатан!'

От этого удара Фролло не мог оправиться два последующих дня. Его угнетала мысль, что даже в алхимии он невезуч и жалок, как и в любви.

========== ГЛАВА 29 Идея Гренгуара ==========

Уже и третий месяц пребывания Эсмеральды в соборе подходил к концу. В компании Квазимодо дни проходили незаметно, но всё же иногда звонарь замечал, какие грустные взгляды бросает его подруга на площадь, хотя и старается, чтобы он этого не замечал. Когда однажды он всё-таки решился прямо её спросить, она призналась:

— Я очень скучаю по Двору Чудес, по Гренгуару, по Джали. Как они все там без меня? Клопен, наверное, с ума сходит от тревоги, и Пьер тоже... И по танцам, конечно, тоже скучаю. В этом смысл моей жизни.

— Не волнуйся, — успокоил её Квазимодо, — я много раз говорил с Пьером на площади. Твои друзья знают, что ты в безопасности и у тебя всё хорошо. Даже Джали уже перестала убегать на твои поиски и скоро, по уверениям нашего поэта, сама выучится танцевать не хуже тебя.

Эсмеральда рассмеялась:

— Как я рада! Я видела вас из окна. Спасибо, что рассказываешь друзьям обо мне.

Она осторожно обняла Квазимодо. Звонарь задумался на мгновение, но потом всё-таки решился:

— Я давно хотел тебе сказать, что я... я... Я люблю тебя, Эсмеральда.

Девушка смутилась, но всё же ответила:

— Я знаю, ты это давно доказал своими поступками. Ты относился ко мне лучше всех. Никто не помогал мне так, как ты!

Они обнялись, и Эсмеральда снова его расцеловала. Он понял, что она давно догадывалась о его чувствах, и раз она всё это время не отталкивала его, значит, у него есть надежда на взаимность.

— Ты очень добр ко мне, — сказала цыганка. — Только искренне любящий может так выражать свою любовь.

* * *

А Фролло тем временем всё больше отдалялся от мира. Он почти не выходил из кельи, погрузившись в раздумья. Только уроки с Жеаном хоть как-то его отвлекали.

Раздумывая над словами Эсмеральды, архидьякон пришёл к выводу, что она говорила много правильных вещей, о которых он, при всей своей образованности, даже не задумывался. Клод начал уделять внимание брату и Квазимодо — единственным близким людям, которые у него остались. Занимался делами собора, усердно молился по ночам, вместо того чтобы вспоминать соблазнительные цыганские танцы. Постепенно он начинал чувствовать, что удавка запретной любви, несколько месяцев почти не дававшая ему дышать, понемногу ослабевает.

А встреча с алхимиком-шарлатаном, как ни странно, снова пробудила в нём азарт исследователя. Ведь, если разобраться, его больше всего напугало и уязвило даже не то, что кто-то узнал о его занятиях алхимией, а то, что стало известно, как он ещё далек от получения золота. Чтобы над ним, Клодом Фролло, беззастенчиво потешались подобные проходимцы?! Ну уж нет! Он добудет настоящее, подлинное золото, без всяких дешёвых трюков!