Маг. Новая реальность

— Постой, а как насчет таких категорий, как Пространство-Время, Порядок-Хаос? — за незнанием аналога я произнес последнее слово на родном.

— А что с ними?

— Почему их нет в озвученной магической классификации?

— Как ты себе это представляешь?

— Ну-у... — и тут я призадумался. Не дождавшись ответа, Дарзин продолжила сама:

— Ладно, огонь — вот он горит, и маг может его вызвать или потушить. Но что есть Пространство? Что есть Время, можешь сказать? Повелевать тем или другим могли бы лишь боги. Но что-то подобное есть только в детских сказках. А кстати, почему ты произносишь их через дефис, как будто они являются частями одного целого? И что такое Хаос?

— Ну-у... — что-то я сегодня удручающе однообразен. Объяснять ей ОТО? А вдруг она тут не действует?

— Оставим это пока. Но к чему ты вообще завел речь?

— Я отчего-то счел, что Печать есть Тьма, хотя она есть Зло. Десятки людей зарезаны для ее наложения, принесены в жертву. Неудивительно, что она тянет за собой Зло еще большее.

— Опять ты все путаешь. Лирий был старый злой скопец лайде, не спорю. Но Печать — чистой воды Смерть, и никакой Тьмой тут не пахнет. Это вообще разные начала.

Мда, вот это она меня припечатала так припечатала. Умеют же эти загадочные беззащитные существа, от которых нет спасения, так мозги закрутить, что те едва набекрень не едут! Вообще-то, это идиотизм, лежать в постели с красивой девушкой и беседовать на философские темы, когда под боком происходит нечто магическое, странное и опасное — в принципе, все три слова можно считать синонимами. Просто я счел, что до утра выходить и вообще что-то делать не следует, вот и отвлекал и забалтывал девушку. Она это прекрасно понимала, но тоже приняла условия игры и пасовала в ответ. Сон уже, разумеется, не шел, так что мы просто лежали вместе до расвета и перебрасывались мячиками умных фраз.

Наутро мы поднялись на стены. Стоял легкий морозец, румянивший щеки девушки. Воздух был чист и свеж, видимость на миллион, только что-то все равно было не так. В границах Печати, на первый взгляд, ничего не изменилось — да и на второй тоже. Сколько я ни вглядывался в безжизненный круг, ничего нового там не увидел. Но вот ощущения...

Такое чувство, что там, за пределами надежных стен, есть что-то неоформленно-огромное, безмозглое и опасное. Этакий слепой, никакой взгляд в никуда. Дарзин в силу большей чуствительности воспринимала его еще сильнее и все время ежилась, явно не от мороза. Мы даже говорить старались тихо, и меж зубцов далеко не высовывались.

— Ну, сколь ни смотри, ничего отсюда толком не увидишь. Нужно спускаться.

— Вместе пойдем, даже и не думай.

Я открыл рот, чтобы возразить... и закрыл.

— Собираемся.

В этот раз снарядились по-полной. Я взял с собой тяжеленный арбалет, не то перышко, что в прошлый выход, а тот, которым обездвижил кота, меч, ножи, надел шитую железными полосами шапку и кольчугу. Эх, где моя броня! В этих гроверных шайбах ходить нужно было уметь совсем по-другому, да и пропотевший гамбизон далеко отставал по свойствам от распределяющего слоя. Девушка взяла лук, с которым обращалась довольно умело, и небольшой артефактный топорик на длинной ручке.

Арбалет я зарядил еще на стене, и все время держал в руках. Мы медленно продвигались, прикрывая друг друга, при взгляде сверху наш путь представлял расширяющуюся спираль, которую мы уже третий час разматывали вокруг замка в поисках чего-нибудь необычного. Вдруг Дарзин крикнула во весь голос:

— Слева! — и стала разворачиваться, натягивая лук с заранее наложенной стрелой.

Нападение было настолько внезапным, что я ничего не успел понять. Впрочем, тело действовало само — оно заученным движением упало на колено с одновременным разворотом и выстрелило в центр размытой от скорости цели. Приклад неподъемного арбалета буквально пнул в плечо, страшный звон стальной тетивы прозвучал одновременно с глухим ударом болта.

Я не поверил своим глазам! Еще в замке я озаботился местной системой мер и весов, так вот, у основания плеч своих изделий мастера обычно ставили клеймо с цифрой натяжения, измеряемой в фартах. Один фарт составлял чуть менее килограмма, примерно грамм восемьсот. Итого моя машинка имела натяжение почти тысячу триста килограммов. Стальной граненый болт из нее пробил бы бронежилеты предыдущих поколений насквозь — однако отлетел от груди атаковавшей нас твари! Впрочем, импульс никуда не делся, и ее прыжок был остановлен. Тварь тяжело рухнула в снег между двух больших камней метрах в пяти от меня и заворочалась там, видимо, оглушенная.

Выглядела она человекообразно, такая совершенно черная, худющая, что все ребра видно, с длинными тонкими конечностями, чем-то похожими на паучьи, с выступающим хребтом и гадкого вида шипастой головой, половину которой занимал разруб широченной пасти с сотнями треугольных зубов. Да, еще тварь была плоской. Ее туловище, в том числе и торс, было сплющено так, что толщина корпуса не превышала пяди. Невозможным образом вывернув суставы, она снова прыгнула, совершенно на паучий манер. Ну, попыталась прыгнуть, поскольку снова была остановлена, уже стрелой из лука Дарзин. Похоже, непростая была стрела — или девушка непростая, потому что наконечник с тупым деревянным стуком вонзился-таки в тело твари на пол-ладони.

Та разинула пасть в немом крике, засучила конечностями, я на бегу опять поразился, насколько широко распахивается это... едалово-кусалово — натурально, тупой угол, градусов сто двадцать, не меньше. Над пастью голова была усеяна десятками непрятного вида черных круглых глазков вперемешку с длинными вибриссами. На них-то и пришелся удар меча. Я нанес его с максимальной силой, без всякой дозировки, и ожидал, что лезвие разрубит не только тварь, но еще и уйдет в камень, однако с тем же тупым хряском оно прорубило голову примерно наполовину, где и остановилось. Хорошо, не застряло, выдернув меч, я отпрыгнул, длинная суставчатая конечность с пятисантиметровыми когтями впустую разрезала воздух, в грудь твари рядом с первой вонзилась вторая стрела... и на этом все кончилось. Подождав еще минут десять, пока затихнет, в три приема отрубил твари голову, потом конечности, потом сделал из остатков кучу кубиков... и только тогда остановился.

— Что это было? — хрипло спросил я у девушки.

— Шупыр. Плоский мертвец.

Дарзин была бела, как мел, однако добросовестно продолжала следить за обстановкой. Продолжать выход было бы безумием, так что после перезарядки я быстро сложил останки шупыра в заплечный мешок, и мы отступили.

Вернувшись в замок, я быстрым шагом повел девушку в донжон. Мы спускались все дальше, пока не пришли к покоям шуна. Дарзин сперва недоуменно посматривала на меня, затем затихла, резонно полагая, что все вскоре выяснится. Пройдя к стене, я уже привычным движением открыл ее, отслеживая реакцию девушки. Сначала ее брови поползли вверх, потом она что-то вспомнила, отчего ее лицо исполнилось живейшего любопытства.

— Дарзин, ты что-нибудь знаешь об этом?

— Нет, я никогда не видела, чтобы отец открывал этот зал, думаю, он не знал о нем. Зато старые предания говорят, что первые Торры славились своим долголетием и силой, почти как маги. Иные не старели по полтораста лет! Возможно, разгадка сейчас перед нами.

— Иди сюда. Смотри, вот эта штука — благодаря ей ты осталась жива...

Рассказ вышел не очень долгим, потому что за все время я смог выяснить лишь немногое об устройствах, размещенных в зале.

— Так рожки мне не почудились? — она быстро ощупала лоб. — А давай посмотрим, что сейчас происходит?

— Конечно.

Гм... Все-таки рожки у нее были. В кубе отображались два небольших образования синего цвета, похожие на клубки паутинок или волос, плоские, располагавшиеся между костью и кожей. На этом все, нанесенные повреждения благополучно зажили, не оставив шрамов. Впрочем, серый квадратик на схеме присутствовал по-прежнему, рядом с ним имелось одно короткое слово из пяти букв — а фигуру девушки окаймляла слабая серая же дымка. И как это понимать? Может...

— Дара, ты раньше могла что-нибудь... этакое, кроме основной деятельности?

Девушка вдруг одновременно смутилась и помрачнела. Длинные волосы синей волной плеснули на лицо и были тут же отброшены легким движением головы.

— Да. Раньше я была гораздо сильнее как нюхач, то, что осталось сейчас — лишь тень былого. Еще у меня были способности к "райхе" — быстрому передвижению, и "юрай"... э-э, ну-у... — по-моему, у нее даже грудь покраснела, если это возможно.

— Что-то из области интимных отношений?

— Да.

— Понятно.

Решив не расспрашивать дальше совсем смутившуюся девушку, перевел тему.

— А на что похоже райхе?

— Это... свобода... легкость... танец... можно бегать по снегу, не проваливаясь, и пугать белок на ветках деревьев. Любой листок, любая хвоинка — держат тебя, любая веточка — опора. Не полет, но почти — пока силы хватает... Эх, зачем ты напомнил!

Срочно, срочно спросить о чем-нибудь другом! Хотя бы вот:

— Дара, а ты среди нюхачей...

— Пятая. — со спокойной гордостью ответствовала она. — Удав Соколица, Валиана Месхет, Урден Дрищщ, мой наставник, Никас Хидд, затем я. Правда... Имей в виду, Рэндом, деление условно. Трое великих вне конкуренции, наставников сравнимого уровня несколько, а таких, как я — десятка два наберется. С тем же успехом я могу быть и тридцатой. Могла...

— Эй, не падать духом! Может, все вернется еще.

— Нет, не вернется. Данарий совершил надо мной обряд немоты на Камне Силы, после такого и выживают-то немногие. Ты не представляешь, как это, когда из тебя живой словно жилы вырывают... В общем, тебе досталась никчемная калека, Рэндом. Прости.

А психика у девушки совсем не в порядке. Очень легко меняет состояния, причем сразу в крайние части спектра. И... что — она у меня прощения просит? Мда. Я зол. Я довольно-таки зол. Понятно, что такая процедура, в принципе, дело обычное для пленных магов и людей со способностями, только вот данная конкретная подопытная мне... небезразлична.

— Мы что-нибудь придумаем. Верь мне. И держи хвост арбалетом.

— Что? Как это?

Ну вот, так гораздо лучше. Удивляйся, это продуктивнее серого уныния.

— Так у меня на родине говорят. Ты для "калеки" куда как хороша — я, например, ни разу подкрасться не сумел, а ведь охочусь с десяти лет.

Дарзин фыркнула:

— Подкрасться! Раньше, находясь в отрядном лагере возле Уклеечника, я засекла бы тебя от самых границ шунства, как только Плесь пересек бы. На своей земле ничто не скроется от хорошего нюхача, разве что некоторые редкие химеры да маги старше магистра.

Я протяжно присвистнул. Дела-а... Получается, хороший нюхач — почти что самолет ДРЛО, а кое в чем и покруче будет. Очевидные плюсы узкоспециализированного Дара...

— Вот видишь! А у нас для этого применяются обширные поля датчиков, летающие механизмы, множество людей в дозорах и заставах — а ты одна, ну, с небольшим отрядом, всех заменяешь. Я думаю, Дар можно окончательно выдрать, только убив носителя, ты же вполне жива, значит, надежда остается. Магия может все — ты ведь знаешь.

Еще бы я сам в это верил...

— С чего ты так решил?

— Сама подумай — ты меня обнаруживаешь при помощи глаз и ушей, или все-таки другим способом?

— Если этот топот тролля ты называешь подкрадыванием... Но ты прав — что-то осталось, я чую тебя примерно за шестьдесят шагов.

— Ну вот, quod erat demonstrandum.

— Не ругайся. Я поняла, просто расклеилась что-то. Давай теперь тебя посмотрим.

Со мной дело обстояло интереснее. Куб показывал картинку нам обоим, одинаковую, независимо от угла зрения. То есть, лежа в кресле, я видел то же самое, что и Дарзин. А видели мы странное.

С того раза мой организм несколько изменился. Зеленый цвет мускулатуры стал еще более насыщенным, печень так и осталась с третьей дополнительной долей, обе селезенки наличествовали, но основные изменения произошли в другом. Во-первых, видимо, окончательно оформились дополнительные нейронные сети, теперь они пронизывали все тело, а не только его часть. Темно-синий и красный цвета сплетались в причудливый рисунок, ограниченный контурами фигуры. Во-вторых, появились кольцеобразные манжеты из салатно-зеленой ткани на магистральных кровеносных сосудах, похоже, васкулярный контроль и защита от кровопотери. И в-третьих, появилось нечто новое, чего не было раньше — легкая дымчатая вуаль вокруг тела, похожая на ту, что окружала Дарзин, только бледно-розового цвета. Мда. Все "страньше и страньше".

— Что так странно смотришь, Дара?

— У тебя появилась аура.

— А раньше не было?

— Не было. Я тебя ощущала как непонятное возмущение в пространстве, неживое, ну или примерно как твари со скрытом воспринимаются. Но в скрыте нельзя все время ходить, это вредно. А теперь — как нормального живого мага. Ну-ка...

— Эй-эй, хватит, щекотно же!

— Щекотно? — снова этот странный взгляд. — Вообще-то, ты должен был упасть и вырубиться на пару часов. Вот и гадай теперь, то ли я так ослабла, то ли у тебя такая сопротивляемость.

— Разберемся. Послушай, а почему ты сказала, что воспринимаешь как мага, может быть, как живого человека?

— Аура бывает только у магов... а, ты же не знаешь. Это основной признак, по которому можно отличить Владеющего от просто одаренного. Лет в десять-двенадцать у некоторых детей начинается пробуждение Дара — так-то по мелочи почти все что-то могут, совсем немые встречаются редко — так вот, у таких детей Дар становится гораздо сильнее... и опаснее, в первую очередь — для самого ребенка и его близких. Обычно стараются вызвать мага побыстрее, чтобы забрали на обучение, иначе он гарантированно сходит с ума. Впрочем, и так-то с ума сходит больше половины, несмотря на всю помощь, даже джатос не всегда помогает.

— И... куда таких?

— К предкам, конечно.

Дурацкий вопрос, чего уж там.

— Поэтому вот многие и считают способности к магии не даром, а проклятием. Кому охота, чтобы их ребенок сперва превратился в смертельно опасного безумца, а потом и вовсе был сожжен отрядом Опекунов? Некоторые старые роды, где кровь особенно сильна, теряют каждого второго ребенка, кое-кто из-за этого вообще отказывается иметь детей.

— А плюсы?

— Ну... Если подросток пережил Пробуждение, если его вовремя заметили и отвезли на обучение, если хватило средств оплатить учебу, если он не оторвал себе голову в процессе оной, если его не убили враги рода или старшие маги, если... В общем, выживший может стать магом. Ранг, как и везде, зависит от таланта и трудолюбия. Чем маг сильнее, тем лучше для рода... ну, понятно.

— А когда маг уходит достаточно далеко по Пути...

— Интересы высших магов столь непонятны, а их деяния столь странны и могучи, что числить их по-прежнему людьми... затруднительно. Точно неизвестно, но, похоже, есть правило, ограничивающее вмешательство высших в мирские дела. Начиная с ранга Архонта, маги перестают оказывать поддержку своим родам, да и вообще как-либо влиять на людей, и переключаются на иную деятельность. Чем именно они занимаются, никому не известно.