Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Да я сам понял, — сотник принял фляжку и с отвращением посмотрел на полоску вяленого мяса на столе — оскорбительная закуска для столь благородного вина.
— И что же?
— Хочу знать, что там на самом деле случилось с профессором.
— Зачем?
— Нужно, — Елизар всё-таки отгрыз кусок мяса, вкусом и твёрдостью напоминающего подошву очень долго ношеного сапога. — Дело в том, что я закончил университет восемь лет назад, и прекрасно помню заведующего кафедрой навийской словесности и древнебиармийского шаманизма Еремея Финка. Забавный такой толстячок с рассеянным взглядом, наплевавший на всё, что не касается науки. Ещё зануда страшный.
— Значит, там другой профессор был. Этот не на зануду похож, а на пиктийского дракона. Жилистый живорез со взглядом через прицел.
— Не был Финк бойцом. Вообще никем не был. Учёный же...
— Угу, — согласился десятник. — А чего сам дёргаешься, когда его видишь?
— Дёргаюсь?
— А разве нет? Внутреннюю чуйку не обманешь, командир.
— Может быть, — неохотно согласился Елизар. — Но всё равно это тот самый профессор. Тот самый, но совсем другой.
— Нам какое до этого дело? Тухлости мыслей в них нет, а о прочем... Засовывай троицу в первую же формирующуюся манипулу, да и забудь.
— Ага, служи по Наставлению — получишь прославление...
— Да, как-то так.
Сотник Елизар Мартин привык доверять мнению и советам опытного десятника. А почему бы не доверять отставному начальнику Розыскного Стола при столичном Разбойном Управлении? Ну и пусть ушедший в армию добровольцем пенсионер играет роль добросовестного и туповатого служаки. Зато как играет! И мозги никуда не делись, и способность определять внутренние качества человека по одному ему известным признакам. Быстро и безошибочно. Кстати, при желании Ферапонт Ницше вполне мог командовать чем-то большим, чем манипула в заградотряде. Но не хочет.
— А что с тем артефактом делать будем?
Десятник опять изобразил восхищение великолепным вкусом легойского вина, и пожал плечами:
— Отправь по команде.
— Хочется разобраться самому.
— Зачем? Это же оружие. Неизвестного происхождения, но оружие. Жалко, конечно, что зарядов к нему нет... Оставшиеся не трогай!
— Скучный ты человек, Ферапонт.
— Зато ты, командир, излишне весёлый. Пусть высоколобые мудрилы разбираются — глядишь, через полгодика у нас новые огнеплюйки появятся.
— Может быть, — кивнул сотник. — Но этот Барабаш всё равно темнит.
— Тебе-то скрывать нечего, ага.
— Я во вражеском тылу не был!
— А они были, и что из этого? Дурак ты, Елизар, уж прости за откровенность. А ещё слишком молод и соплив, чтобы в людях разбираться.
— Молод, да. Но кто недавно признался, что с профессором боится взглядом встречаться?
— Я, — подтвердил Ницше, и решительно забрал у командира фляжку. — Вино, кстати, дерьмовое, с привкусом синского горного хвоща. Обязательно купцу в морду дай. Так вот... о чём мы?
— О профессоре Финке.
— Да? Или о его взгляде? Как хочешь, Елизар, но пусть этот кагулий выпердыш на пиктийцев смотрит, а у нас ему делать нечего.
— Предлагаешь закрыть дело?
— А оно было вообще?
Спустя три дня.
Затопали тяжёлые шаги по хлипким деревянным ступенькам, и в землянку вошёл всё тот же молчаливый десятник, что водил на допросы к командиру отряда и обратно. На пол упал внушительный тюк.
— Одевайтесь.
Барабаш соскочил с нар, наклонился, развязывая стягивающий горловину мешка шнурок, и спросил:
— Бывшее в употреблении, восьмая с половиной категория?
— Если знаешь, зачем спрашиваешь?
Действительно, глупый вопрос. Чистое, и ладно, а что это обмундирование носит следы аккуратной штопки, так то не беда. Но с размером угадали, однако.
— О, а это что такое? — Матвей вытащил короткую простёганную куртку чёрного цвета. Новую. Без воротника почему-то. — Слушай, а куда здесь знаки различия пришивать?
— У тебя их нет.
Старший десятник, теперь уже бывший старший десятник, сплюнул на пол. Разжаловали, значит? Ну и кагул с вами, охрами двухвостыми, воевать и рядовым можно.
— Куда нас?
— На войну, куда же ещё.
— Понятно, что не к бабушке вареники со сметаной есть.
— Тебе не всё ли равно?
— И то верно, — согласился Матвей. Старое шмотьё куда девать?
— Тут прямо и бросишь. И не засиживайтесь, построение по сигналу колокола. Да сам знаешь, чего объяснять.
— Знаю.
— И за своими присмотри.
Ферапонт ушёл, оставив Барабаша в некотором недоумении. Почему десятник избегал встречаться взглядом с профессором и вообще старался не смотреть в его сторону? Очень старательно избегал. Неужели замыслил гадость? Вот сволочь, а на вид показался вполне приличным человеком.
Новый командир, вернее, командир вновь сформированной манипулы, Матвею сразу не понравился. Это что нужно было натворить, чтобы попасть на эту должность в звании старшего сотника? Не иначе, как сожрать все припасы у вверенного ему подразделения — морда-то вон как сыто лоснится, аж чуть не лопается. Значимая такая морда, кулакопросительная. И глазки хитрые-хитрые, будто хочет попросить денег взаймы, а потом не отдать. Или вообще взять без просу.
Вот он стоит перед неровным строем, выставив вперёд тренированное упражнениями с вилкой и ложкой пузо. Осматривает подчинённых и, судя по всему, подчинённые ему очень не нравятся. На себя посмотри, орёл горный!
— Ну что, бойцы, будем знакомы? Я командир манипулы, и с сегодняшнего дня буду вашим всем. Да, так и говорите, мол, старший сотник Вольдемар Медведик — наше всё. Кому это непонятно и у кого есть глупые вопросы? — прошёлся со смешным пыхтением и ткнул пальцем Матвею чуть ли не в нос. — У тебя, например?
— Рядовой Барабаш! Вопросов не имею!
— Рядовой, говоришь? Ну-ну, пусть будет так. Заместителем моим станешь, понятно?
— А-а-а...
— Время, отведённое на глупые вопросы, закончилось. Веди людей на обед, заместитель. Да, а потом к отрядному складу за оружием. Надеюсь, никому не нужно объяснять, что такое армейская огнеплюйка?
Обедом это мог назвать только неисправимый жизнелюб, и до войны за подобное обращение с продуктами любой повар рисковал получить в морду, причём неоднократно. Бойцы по одному подходили к устроенной прямо на открытом воздухе кухне, где получали на руки деревянную ложку, кусок непропечённого хлеба, и котелок со странным месивом из варёного зерна и рыбьих голов. Посуду потом подразумевалось оставить себе для дальнейшего пользования.
— Пока под арестом сидели, жратва лучше была, — заметил вяло ковыряющийся в бурде Михась.
— Так мы на довольствии в заградотряде стояли, — со знанием дела пояснил Барабаш. — А сейчас на общем пайке по тыловой норме последнего разряда. Ничего, скоро сухой паёк получим, немного легче станет.
— Его можно будет съесть?
— Даже нужно. Какой смысл хранить, если завтра попадёшь под драконий плевок?
— Спасибо, утешил.
— Да не за что, кушай на здоровье. Добавки не нужно?
— Сам могу поделиться.
Кочик насильно запихнул в рот пару ложек каши и замер, прислушиваясь к ощущения. Нет, вроде бы обратно не лезет. Нужно пользоваться моментом и затолкать в себя остальное.
— А где они среди степей столько рыбы взяли, да ещё мелкой?
— Это не рыба.
— Да?
— Хотя если снежному головастику оторвать лапы... Да ты кушай, Михась, кушай! Чего так позеленел?
— Уже не хочется, — бывший лётчик бросил ложку в котелок.
— Согласен, — Барабаш тоже перестал есть. — После жареной драконьей печёнки как-то не то. Приятной горчинки в головастиках не хватает, нужно было с лапами варить. Правильно я говорю, Ерёма?
Финк неопределённо пожал плечами и продолжил наворачивать кашу так, будто это и не каша вовсе, а приготовленное лучшими столичными поварами блюдо. Вот непробиваемый профессор! Наверняка с детства привык к устрицам, ползунам, жареным в меду каганитским саранчоусам, нетопыриным крылышкам в кисло-сладком соусе, и прочей отвратной гадости, почему-то выдаваемой хитрыми легойцами за еду. Их кухня в последние лет сорок вошла в моду... тьфу!
Полученное оружие тоже принесло одни огорчения: старые огнеплюйки с выщербленными прикладами и признаками некачественной починки, соляные кристаллы на двенадцать зарядов, тупые пехотные мечи, иные даже погнуты...
— И как этим воевать? — донельзя мрачный Барабаш обратился к командиру без чинов. — С нашим хламом я на тушканчика побоюсь пойти, не то, что на пиктийцев.
— Победа достаётся правому, а не сильному! — жизнерадостно рассмеялся старший сотник, и похлопал себя по животу. Но потом вдруг наклонился к Матвею, и зашептал в ухо. — Ты в своих друзьях уверен?
— В каком смысле?
— Во всех. И ты прав — этой дрянью даже самоубийство не совершить, — Медведик огляделся по сторонам, дабы убедиться в отсутствии лишних ушей, и его голос стал ещё тише. — Дело есть, но нужны надёжные люди.
— А поподробнее?
— Можно и подробнее. Слушай сюда, заместитель...
Глава 13
— Ну что же ты его со всей дури-то, а? — Барабаш со злостью сплюнул. — Чай не глорхийских головожопцев бьёшь.
Профессор в ответ лишь засопел в темноте, и подсунул под голову лежащему без сознания часовому обмотанное чистой портянкой полено, использованное в качестве оружия. Ну, не рассчитал немного, с кем не бывает? Тем более в таком деле опыта нет и лучше перестраховаться, чем попасться с поличным из-за неуместной жалости. Ведь старший сотник доходчиво объяснил, на что они идут, и чем это грозит в случае неудачи.
А вот, кстати, и сам Медведик появился. Удивительно, но внушительное брюхо совсем не мешает ему ползать, а бесшумности движений позавидовала бы даже кошка. Обычно жизнерадостный командир недоволен:
— Почему так долго возитесь?
— Да вот... — Матвей показал на часового.
— Ну и что? Я за это время двоих сделал.
— Совсем?
— Ага, до смены постов не очухаются. Ну что, орлы, полетели?
На ограбление склада бывший старший десятник Матвей Барабаш согласился сразу. Ну, не совсем сразу, а после того, как командир манипулы заверил, что его интересует лишь нормальное оружие, новое обмундирование, и провиант на тридцать два человека. Как раз на вверенное ему подразделение. И ничего лишнего, ровно столько, сколько положено по нормам военного времени, плюс троекратный запас на всякий непредвиденный случай. Так и сказал — мол, полагается, так отдайте, а заморозить людей или допустить голодные обмороки не позволяет фамильная честь потомственного... Тут Медведик спохватился, и сделал вид, что закашлялся. Заканчивать фразу он не стал.
Склад располагался ровно на половине пути между лагерем заградительного отряда сотника Мартина и ближайшей станцией самоходов. После успешной операции командир манипулы планировал заявиться к военному коменданту этой самой станции и, дабы ближайшим рейсом отбыть в городок Масюковщину, где и формировался их полк. Не самое лучшее средство передвижения, однако, но самое быстрое. До войны младшие братья "Левиафанов" не пользовались популярностью у путешественников из-за жуткой тряски при отсутствующих удобствах. И лишь нехватка времени заставляла людей сесть на открытую восьмиколёсную платформу с сиденьями, вместе с десятком других таскаемую лязгающим железом чудовищем. Со стороны это напоминало длинную связку сосисок, которую с урчанием прёт убегающий с ворованным богатством бездомный кот.
Впрочем, между самоходной поездкой и пешим маршем, разумный человек всегда сделает выбор в пользу скорости. Матвей себя к таковым причислил после некоторого раздумья.
— Не отставайте, — командир проскользнул к воротам внушительного, заглублённого в землю амбара. — Смотри, какой забавный здесь замок.
Барабаш не находил в замке ничего забавного. Здоровенная штуковина весом в четверть пуда и с толстой дужкой — такой сбивать замучаешься, если вообще что-нибудь получится. Только охрану на ноги поднимешь... Вот бы где пригодились утраченные Финком способности.
Вольдемар Медведик смотрел на вещи проще. Покопавшись в карманах, он вытащил нож, подозрительно напоминающий такой же, висевший на поясе у командира заградотряда, и поковырял им в скважине. Выругался шёпотом, и на замену ножу достал хитро загнутую проволоку.
— А если так? — в замке что-то громко щёлкнуло, заставив Барабаша вздрогнуть, и довольный старший сотник выдохнул. — Ну и во-о-о-т... Защита от честных людей, мать их.
— А мы?
— Мы самые честные, он нас никакая защита не спасёт. Открываем?
Матвей потянул створку, всей душой надеясь, что местные тыловики не стали экономить на смазке петель. И на самом деле не экономили...
— Профессор, не стойте столбом, проходите, — Медведик сделал приглашающий жест и первым шагнул внутрь. — И чем нас Триада вознаградит за беспримерную храбрость?
Триада им сегодня явно благоволила — ум соглашался с необходимостью небольшого нарушения закона. Честь не находила в этом ничего предосудительного, а совесть настойчиво советовала не мелочиться, и брать всё с пятикратным запасом. А то, что не пригодится, можно будет потом выгодно обменять. Да хоть на те же огнеприпасы, которых, как известно, слишком много не бывает.
— Матвей, посвети, — старший сотник сунул Барабашу карманную огнеплюйку, и тут же выругался, споткнувшись в темноте о какие-то ящики.
Особенностью личного оружия командиров начиная с сотника ( и предметом зависти младших по званию), являлась возможность использования его как фонарика. Всего-то и нужно переключить подачу энергии с кристалла на самый минимум и повернуть навершие ствола до щелчка, что бывший старший десятник и сделал. Широкий луч высветил полупустые полки.
— Вовремя мы.
— Это точно, — кивнул Медведик. — Увозят потихоньку.
— К наступлению всё в части передают?
— Вряд ли, тогда бы и ночью работали. Впрочем, нам до этого дела нет, давай грузиться. Профессор, подайте сигнал.
Еремей выглянул из ворот, прислушался, и издал звук, отдалённо напоминающий кряканье дикой утки. Оно, конечно, не сезон для водоплавающих птиц, но всё остальное у Финка получалось ещё хуже. Тишина стала ответом.
— И где Михась? — Барабаш тоже подошёл к воротам. — Покрякай ещё раз. Слышишь?
То, что слышал профессор, на утку совсем не походило. Скорее на фырканье очень большого ёжика, причём подкованного и умеющего ругаться на роденийском языке. Ну точно, он!
— Вы почему сигнал не подали? — прикативший телегу Михась выглядел обиженным. — Мы же договорились.
— Еремей подавал.
— Да? Вроде крякать нужно было, а не хрюкать. Или это в желудке урчало?
— Не умничай, рядовой, — старший сотник Медведик вынес со склада первый ящик. — Полки со жратвой у дальней стены справа. Действуй, нам нужно поторапливаться.
— Сделаем, командир! — бодро отрапортовал Кочик и порысил в темноту. Чтобы найти еду, свет ему не требовался.
Вольдемар оказался прав — в небрежно сваленных в углу ящиках оказалось то, что хоть раз в жизни мечтал попробовать каждый уважающий себя роденийский мужчина. Мечтал, слышал многочисленные рассказы, но почти никогда не видел. Сухой паёк пластунов. Обычные с виду баночки, упакованные в промасленную бумагу какие-то прямоугольные брусочки, пакетики с разноцветными полосами по диагонали... несколько пузырьков с притёртыми пробками.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |