— Если мы переживем эту ночь, со всеми этими машинами и воргами, о которых ты продолжаешь твердить.
— Ты думаешь, я их выдумала, просто чтобы тебя подначить?
— Просто говорю. Позади нас нет никаких признаков чего-либо. В той стороне никаких пожаров, и никаких признаков того, что кто-то движется по той же дороге.
Мирока замедлила шаг и впервые с тех пор, как покинула лагерь, повернулась лицом к тому пути, которым они пришли.
— Тебе решать, Резака. Теперь ты можешь отправляться домой, если считаешь, что тебе улыбнулась удача. Может быть, ты тоже не встретишь ничего, идущего другим путем. Но я продолжу, с тобой или без тебя.
— Я с тобой, — сказал он, поправляя лямку рюкзака в том месте, где она начала врезаться ему в плечо. — Всю дорогу. Все, о чем я прошу, — это чтобы ты сказала мне правду. Никакого подслащивания, хорошо? Неважно, насколько плохо все выглядит, я смогу это вынести.
Мирока снова зашагала. — Ты так думаешь?
— На самом деле есть только один способ выяснить это.
Через несколько шагов она сказала: — Это чуть больше двенадцати лиг.
— Спасибо.
— Скорее пятнадцать. И это чистая Божья правда. Но мы можем это сделать. Мы продолжаем идти, пока не упадем. Ты сможешь отдыхать сколько захочешь, когда мы доберемся туда.
— Жаль, что лошади погибли, — сказал Кильон, стиснув зубы перед предстоящим испытанием.
Они наткнулись на обломки и тела погибших три часа спустя, когда солнце уже клонилось к западному горизонту. Желто-черная паровая карета съехала с дороги и опрокинулась на бок, дымовая труба прогнулась, как сломанная ветка, пар все еще шипел из ее разорванных сочленений. Одно колесо со спицами оторвалось от оси и застряло в колее. Другое, что все еще было обращено к небу, поворачивалось взад-вперед, когда его ласкал ветерок, и тихонько поскрипывало. Багаж лежал грудами там, где он свалился с крыши. Два тела лежали на земле, их далеко отбросило, когда карета врезалась в препятствие. По их позам — один опустил голову, как будто ее вогнала в землю гигантская рука, другой лежал на боку, подогнув под себя одну ногу, — было совершенно ясно, что они не пережили несчастного случая или засады. Возможно, они даже были мертвы до того, как упали на землю.
Мирока продолжала идти так беззаботно, что Кильон начал задаваться вопросом, не собирается ли она просто пройти мимо места крушения, даже не взглянув на него. Он даже начал задаваться вопросом, было ли это у него галлюцинацией, или Мирока каким-то образом не видела обломки там, где они существовали. Следовало ожидать вымыслов и миражей, когда антизональная дозировка начинала ослабевать или была не совсем корректной с самого начала. Однако паровая карета казалась слишком специфичной, чтобы быть плодом воображения Кильона.
Однако Мирока полностью отдавала себе в этом отчет. Совершенно небрежно она порылась в кармане пальто и вытащила пистолет — длинноствольный, украшенный медью предмет неопределенного происхождения. Кильон знал, что у нее было оружие получше, но сейчас оно было бы бесполезно, его функциональность была нарушена при прохождении через зону низкого уровня Конетауна. Не имело значения, что они снова оказались в зоне повышенного уровня; железное правило гласило, что то, что было повреждено, остается поврежденным навсегда. Он предположил, что единственная причина, по которой она ничего не выбросила, заключалась в том, что оружие все еще имело некоторую остаточную ценность, будь то металлолом, инструменты для нанесения ударов или сломанные изделия, которые мог бы починить умелый оружейник.
Он достал ангельский пистолет. Мирока сошла с дороги и прокралась вокруг разрушенной кареты, не обращая особого внимания на тела на земле. Колесо кареты продолжало поскрипывать — жуткий меланхоличный ритм, который только подчеркивал безмолвное запустение дороги. Кильон последовал за ней и опустился на колени рядом с фигурой, которая приземлилась головой вниз. Это был моложавый мужчина, одетый в темное пальто с длинным подолом из дубленой шкуры животного. От удара у него была сломана шея. Однако Кильон сомневался, что это убило его. Во лбу у него было пулевое отверстие, круглое и аккуратное, как будто его проделали с помощью промышленного перфоратора. Кильон слегка наклонил голову в поисках выходного отверстия, но его не было.
— Я надеялся, что это мог быть несчастный случай, — сказал он вслух, — что они путешествовали, когда случился зональный шторм, потеряли сознание и затем управление. Но в этого человека стреляли.
— Стреляли? — переспросила Мирока.
— Прямо в лоб.
— Кто-то был чертовски хорошим стрелком, раз попал в водителя паровой кареты.
— Это было бы быстро. Я не думаю, что он что-то почувствовал.
— Проблема в том, — сказала Мирока, — что эта карета не ехала пустой.
Кильон подошел ко второму телу, тому, у которого была сломана нога, и обнаружил, что это тоже мертвец. Этот был постарше, с острым носом с красными прожилками, всклокоченными седыми усами, длинными седыми волосами до воротника и маленькими круглыми очками, похожими на его собственные, одна линза размером с монету теперь превратилась в звезду из разбитого стекла. У него также было пулевое ранение в центр лба. Двое мужчин, должно быть, сидели высоко на передней части кареты, управляя ею так, словно ее все еще тянула упряжка лошадей.
— В этого человека тоже стреляли, — сказал Кильон.
— Не скажи. — Мирока заглянула в ставшие горизонтальными окна паровой кареты, держась за дверную ручку и поручни по обе стороны от себя.
— В твоих словах звучит скептицизм. Но если кто-то был достаточно хорошим стрелком, чтобы попасть в одного из этих людей, полагаю, он мог бы попасть и в другого человека. Им не пришлось бы перезаряжать оружие.
— О нет, — сказала она на пониженной ноте. — Почему это обязательно должна была быть семья?
Кильон встал и направился к ней. — Сколько их?
— Четверо. Мама, папа и две девочки.
— В них стреляли?
— Нет. Похоже, они только что умерли здесь. Зональная болезнь, я полагаю. Хочешь взглянуть?
— Не то чтобы я мог им помочь, но... — Он наблюдал, как она вскарабкалась на борт фургона и открыла дверь, а затем элегантно запрыгнула в купе. — Что ты делаешь?
— Мародерствую. На что это похоже?
— Не уверен, что это правильно.
— Не пытайся сейчас взращивать во мне совесть, Резака. Эти люди мертвы навсегда. Мы берем все, что они могут дать нам, что помогает нам. Все равно очень скоро появится кто-нибудь еще. — Она что-то выбросила из отделения — коричневую бутылочку. Кильон поймал его — скорее по счастливой случайности, чем по здравому смыслу — и осмотрел этикетку цвета сепии и бледные таблетки, которые содержались в закрытом пробкой флаконе. — Что-нибудь, что мы могли бы использовать?
— Не знаю. — Этикетка была написана вычурным старинным почерком с множеством заглавных букв и восклицательных знаков.
— Расскажешь мне позже. — Мирока хмыкнула. Затем: — Привет.
— Что "привет"?
— У папы здесь неплохое огнестрельное оружие. Все еще крепко держит его.
— Трупное окоченение, — сказал Кильон, — позволяет предположить, что эти люди были мертвы по меньшей мере три часа.
Появилась рука Мироки, сжимающая тяжелое черное оружие с деревянным прикладом и множеством стволов. — Залповый пистолет. Всегда хотела заполучить в свои руки что-нибудь из этого. У моего друга однажды было такое, но...
— Это что-то особенное?
— Непрактично, но довольно хорошо для того, чтобы до смерти напугать людей. И отдача как у лягающегося мула, особенно если палить из всех стволов сразу. Ты не столько целишься, сколько выбираешь полусферу. — Она освободила защелку и сложила часть оружия. — Казнозарядное, с отдельными ударниками на каждом стволе, способное стрелять по отдельности или всеми сразу. Его стоит носить. Пару выстрелов сделали, но остальные патроны все еще в патронниках. Так зачем кому-то разгуливать с одним из них наполовину заряженным?
— Полагаю, это риторический вопрос?
— Ты либо держишь эту штуку заряженной, со всеми стволами, либо держишь ее пустой, потому что не веришь, что она не выстрелит.
— Это значит, что они им воспользовались, — сказал Кильон. — Предположительно, против людей, которые выстрелили этим людям в лоб. Но куда они делись? — Червячок беспокойства начинал разматываться у него в животе. — Три часа — это не так уж много.
— Не думаю, что все произошло так, как ты считаешь, — сказала Мирока.
— Это был не несчастный случай.
— Возможно, карета перевернулась из-за несчастного случая — водители потеряли сознание или что-то в этом роде, — а потом кто-то нашел их и решил немного пострелять и пограбить. Эти люди застряли здесь, они, вероятно, пережили катастрофу. Не вижу ни сломанных костей, ничего такого. Но они страдали бы от смены зоны точно так же, как и мы.
— Они бы приняли какие-нибудь антизональные препараты. — Кильон с сомнением посмотрел на бутылочку, которую все еще держал в руках. — Но что бы это ни было, это только выиграло им время, а не возможность функционировать в этой зоне так, как будто ничего не произошло. Даже если бы им удалось предотвратить потерю сознания и каким-то образом избежать припадка, как это сделали мы, они были бы в очень плохом состоянии. Никакой надежды уйти далеко от кареты не было, и, вероятно, именно поэтому они остались внутри, надеясь, что кто-нибудь придет им на помощь. В конце концов зональная болезнь одолела их.
Мирока выбралась наружу, неся охапку награбленного добра. Кильон частью все еще чувствовал, что то, что они делают, неправильно, но не сомневался, что Мирока принимает близко к сердцу их интересы. Даже часы, которые она взяла с собой — он видел, как они поблескивают у нее в руке, как ремешки обвиваются вокруг пальцев, — предназначались исключительно для утилитарных целей. В Копье бытовала старая поговорка: у вас никогда не может быть слишком много часов. Она взяла кое-какую одежду — перчатки, шарф, что-то вроде меховой шапки — и маленькую полотняную сумку. — Еще несколько таблеток и микстур для тебя, — сказала она, швыряя пакет в его сторону.
— Если бы они шли этим путем, — сказал Кильон, и сумка упала к его ногам, как подстреленная туша, — они бы обязательно встретили черепов. Может быть, это они убили водителей.
— Парни с черепами не настолько хороши в стрельбе. В любом случае, им не обязательно было с ними встречаться. — Она спустилась из кареты. — Если ехать в одном из этих паровых экипажей, то место пересечения недалеко. Мальчики-черепа могли проехать прямо по главной трассе до того, как эти люди вышли на нее с другой дороги. Им никогда не приходилось видеть друг друга.
Кильон поднял пакет, внутри которого позвякивали стеклянные и фарфоровые сосуды. — Может быть, нам стоит двигаться дальше?
— С моей стороны никаких возражений. Просто хотела посмотреть, что мы можем спасти.
— Мы не можем похоронить этих бедных людей, не так ли? — На этот раз утверждение, а не вопрос.
Мирока покачала головой. — То же самое, что и с лошадьми. Ты проверил тех двух других?
— Дай мне минутку.
— Посмотри, нет ли у кого-нибудь из них патронов.
Он вернулся к телам и осмотрел карманы их пальто и запястья, взяв у каждого по паре тяжелых фирменных часов, а также часы в футляре из кармана пальто каждого мужчины. Все часы были заведены и тикали, а их многочисленные циферблаты показывали разное время.
— Ты хочешь, чтобы я забрал и их пальто? — спросил он, опасаясь ответа, который она, скорее всего, даст.
— Только часовые механизмы и все, что стреляет или режет.
У мужчин не было при себе ни пистолетов, ни ножей, но у одного из них к ноге была пристегнута тяжелая кобура. Кобура теперь была пуста, и Кильон подумал, что она была бы как раз подходящего размера под залповый пистолет, которым сейчас щеголяла Мирока. Возможно, путешественник выполз из перевернутой кареты, подобрал выданное компанией оружие и вернулся к остальным членам своей семьи, надеясь продержаться достаточно долго, чтобы прибыла помощь, или чтобы зона вернулась в свое прежнее состояние. Он распахнул пальто мужчины и обнаружил единственный патронташ, тянувшийся от плеча до бедра, в котором еще оставалось несколько патронов. Он расстегнул патронташ, рассудив, что у человека в карете, должно быть, не было времени его искать.
— Нашел несколько патронов, — крикнул он.
— Хорошо, — ответила Мирока. — Я только что нашла то, чего надеялась не найти. — Она наклонилась и подняла с земли какой-то предмет, который, должно быть, был там все это время, незамеченный до сих пор. На первый взгляд Кильон подумал, что это палка со странными узлами или кость животного, к которой все еще прикреплены веревки и жгуты из сухожилий.
Но когда он уловил зловещий блеск металла, то понял, что это не было ни тем, ни другим.
— Здесь были ворги, — сказала Мирока. — Во всяком случае, один из них. Оставил нам маленький подарок.
Это была конечность, серебристо-серая механическая рука, но больше похожая на переднюю конечность волка или собаки, чем на человеческую руку. Рука была оторвана от основного тела у плеча. Она была сочленена на половине длины и у запястья, а за запястьем виднелась маленькая упрощенная кисть или лапа — три когтистых пальца и противолежащий большой палец, с изогнутыми ногтями или коготками, отливающими кобальтово-синим, как будто они были сделаны из какого-то более твердого и острого металла, чем все остальное. Кости скелета и места сочленения были элегантно тонкими и изобретательно компактными, как будто они эволюционировали под чрезвычайно жестким давлением отбора. Но это было нечто большее, чем просто изящное оборудование. К руке была прикреплена нервная система или ее остатки: сухожилия, которые Кильон уже заметил. Там было что-то похожее на мускулатуру. Эти органические части были слизистыми и беспорядочно организованными, окрашенными в печеночно-фиолетовый цвет. Это выглядело так, как будто робот опустил свою руку в чан с отходами на скотобойне, испортив ее стальное совершенство слоем случайных кусочков мяса и хрящей.
Но Кильон теперь знал, что плотоядные ворги — это металл, мясо и хрящи.
— Может быть, там был только один, — сказала Мирока, держа руку за плечевой сустав и поворачивая ее то так, то эдак с нескрываемым отвращением. — Возможно, отделился от других воргов. Некоторые из них — изгои, но они все еще следуют за основными стаями, выискивая объедки и легкую добычу.
— Что с ним случилось?
— Может быть, парень в карете сделал хороший выстрел. Может быть, ворг уже был ранен, или он знал, что ему нужно сматываться до того, как сюда доберутся остальные.
— Ты сказала, что они могут быть позади нас, — сказал Кильон. — Вот почему мы шли этим путем. Ты никогда ничего не говорила о том, что столкнешься с ними перед собой.
— Мы не сталкивались. Мы нашли только часть одного из них.
— Это значит, что они были здесь.
— Один из них. Но сейчас он может быть за много лиг отсюда или лежать мертвым где-нибудь в канаве. — Она отбросила отвалившуюся руку. — Сейчас это не наша проблема. Но нам не следует здесь околачиваться.
