Неконец (Летописи Песца)

Несколько опешив от такого диссонанса, Петрович тем, не менее, вынул записку.

— Прочитайте. Я действительно приехал из древни... ну, в общем, не очень близко отсюда, и Наташа действительно сейчас у меня. А учебный год, боюсь, уже не начнётся...

Пока Ольга Витальевна читала, было время разглядеть её, ну и по обстановке газами пробежаться. Обстановка, впрочем, стандартная — панельная хрущоба небогатых провинциальных интелей. Шкаф с посудой, книжные полки — явно побочный продукт столярного цеха, собрания книг — как за ними гонялись тогда, по подписке покупали... Но это не Ольги... Витальевны книги, она всё же не того поколения, ей лет сорок, сорок пять может быть. Значит, наследственные. Но не выкинула — читает? Или дочери пытается передать? А возможно — и читает. Из Наташкиного рассказа он представил мать более простонародной, но как она сейчас буквально мгновенно пробежала глазами записку, как до этого ловко и убедительно выдала дезу про техникум — нет, не "от сохи" женщина...

— Хорошо, похоже, записка настоящая, да и про сникерс для посыльного вряд ли вы придумали. Тогда — о чём разговаривать будем? Если про оплату за проживание — я не отказываюсь, но вот так сразу — не смогу, денег нет совсем ...

— Какую оплату? У меня не отель. К тому же деньги скоро вряд ли будут чего-то стоить. Или, во всяком случае, сильно подешевеют...

— А... Ну ладно, значит, записку вы не читали.

— Нет. Как-то и в голову не пришло. А что там?

— Пишет, где деньги спрятаны.

— Это она зря...

— Зря пишет?

— Нет, зря спрятала. Надо быстрее их переводить в продукты.

— Продукты... Продукты не укупишь сейчас...

— Дешеветь они точно не будут.

— Вы так уверены? Временное правительство обещает спекулянтов расстреливать...

— Я уверен, что это правительство совсем уж временное. При всех недостатках "преемника" — критичные для себя вопросы он контролировал очень тщательно. И если вдруг неожиданно исчез, так, что никто и найти не может — значит, всё действительно плохо.

— Ну, хорошо... нелогично заключила женщина. Спасибо за весточку от дочери, а, собственно, ваш интерес в этой истории какой?

— А вот для этого я и приехал, для нашего общего интереса. Дело в том, что всё не просто плохо, всё действительно страшно. Хуже, чем в девяностые. Я думаю, нам предстоит пережить небольшое оледенение, возможно, вместе с другими природными катаклизмами, и уж однозначно — с полным социальным крахом.

— Ну, говорил кто-то такое. А другие говорят — чушь ненаучная?

— Ну, это смотря какой наукой проверять. Если физикой — то не очень-то чушь, вполне научно. А если государственной социологией...

— Причём тут социология?

— Никто не позволит сказать по телевизору такое. Даже в интернете эта версия очень старательно подчищается, причём как тупо уничтожаются публикации, так и вбрасывается множество заведомого бреда — от того, что всё произошедшее дело рук пришельцев — даже специальный термин у них для этого — "алиены-содомиты", представляете? До рассказов якобы очевидцев, причём очень неглупо написанных, с дозированными грамматическими ошибками, не дилетанты работали, так вот, рассказов о появлении Годзиллы.

— Про Годзиллу в самый раз. Как раз после "Фукусимобыля" было время вырасти — улыбнулась Ольга Витальевна.

— Дело не в Фукусимобыле. Просто кому-то потребовался информационный шум, чтобы утопить в нём сообщения о реальных событиях. Официальные каналы они контролируют, а интернет — дезинформируют. Из этого также можно заключить, что переворот этот — фальшивый...

— Да нам-то что с его фальшивости?

— С переворота — ничего. Это москвичам важно. Я так понимаю, их просто бросят, все двадцать миллионов, ну, может кроме ста-двухсот тысяч "нужных людей". Нас, впрочем, тоже бросят, но нам проще — бросили нас ещё год назад, тогда падать было не так высоко...

— Ну хорошо, переворот фальшивый, Годзилла не пришёл — а что же всё-таки происходит? Высокая политика меня не так уж интересует...

— Ну вы же знаете про вулкан?

— Так все про него знают. Но бардак начался ещё до вулкана, после — он только ускорился. Ну и... социальные, как вы говорите, события... — они ведь тоже не от вулкана.

— Вулкан снял тормоза. Точнее, ожидание последствий вулкана. Беспорядки недавние — явно же были искусственно вызваны.

— Не обязательно. Турок у нас действительно не любят. И турок, и особенно прочих, кто за ними сюда понаехал...

— Не любят уже вон сколько. А рвануло — ровно через три дня. И ловко так, словно весь прошлый опыт собрали и учли... В общем, как я думаю — не случайно это, и когда начнутся настоящие проблемы — будет тут большая резня.

— Так, у вас есть план? Или даже Идея?

— Не совсем так, — Петрович отлично уловил иронию. — Не Идея. Просто я вижу проблему — и ищу способ её решить. Наташа и Сергий — согласились в этом участвовать. Думаю, потому, что им сейчас отсидеться в тихом месте хочется, всерьёз они катастрофу не воспринимают — ну, в их-то годы не удивительно.

— А, а я, значит, как мудрая и разумная, должна воспринять?

— Не обязательно должны. И верить мне не прошу. Наоборот, буду очень рад, если окажусь старым дураком...

— Ну, не такой уж вы старый.

— Я так и знал, что по второму пункту...

— Ой, ну я же не это хотела сказать... — смутилась Ольга

— Да не важно это. Важно, чтоб если я всё же не дурак — у вас было всё готово. У вас и ваших друзей. И Наташиных друзей — там список должен быть.

— Где, в той записке? Не было.

— Помните, в школе учили, как Ленин письма из тюрьмы писал?

— Нет. Что писал — вроде помню, а вот как... Лет-то сколько прошло...

— Вот и отлично, и никто не вспомнит! Никому и в голову не придёт такого уровня записки проверять. А писал он молоком. Достаточно погреть — молочный сахар карамелизуется и буквы проявятся.

— И зачем такое шпионство?

— Ну, считайте, что я безумный профессор — улыбнулся Петрович. Только мне этих людей знать пока не надо. А вам — пока не надо знать, что я задумал. Никто всего знать не должен.

— Наташка придумала? — подозрительно посмотрела женщина

— Нет. Она же не безумный профессор.

— Ну вот, а уже почти поверила, что она в безопасности и под присмотром — всерьёз расстроилась Ольга

— Вам не надо верить. Просто приготовьтесь — побольше еды, тёплая одежда и что ещё может понадобиться долгой холодной зимой. Как можно больше — может так выйти, что в следующем году лета совсем не будет. А может — не так. Но запасы всё равно вам пригодятся, так что вы ничего не теряете. И Наташа ничего не теряет — в посёлок ей всё равно нельзя, и вы сами это знаете.

— Да уж знаю... А вы её не сдадите?

— Да мне-то это зачем?

— А если денег предложат?

— Кто же мне-то будет предлагать? Только вы и знаете, что она вообще как-то со мной связана. Да и не в стиле "органов". Это в кино "про буржуев" такое бывает — награда за кого-то там. А наши — денег не дают, наши — только берут...

— Да я не про "органы"... В "органы" она уже загремела — нервно усмехнулась женщина — но дуракам везёт, отпустили. И Валерка — он тоже не подарок, конечно, но калечить не будет. Заходил уже, спрашивал. Я, конечно, на него как баран на новые ворота, только не поверил. Да и я не очень — замешаны ведь они с машиной? — понизив голос спросила Ольга Витальевна. Петрович качнул головой, типа не знаю, но женщина только усмехнулась и продолжила: — Я турок боюсь...

— А им-то зачем?

— А кто их разберёт. Они сами друг друга не очень-то понимают. Это ж мы их всех турками называем, а там понамешано... От наших же здешних татар до вообще не пойми кого...

— И что, непойми кто будет деньги предлагать? Им-то зачем?

— Ну, не будут и ладно. Может, и зря я боюсь — свернула она тему.

— Ладно, засиделся я, а путь неблизкий... В общем, вы подумайте, как побольше продуктов на имеющиеся деньги купить. Картошку и овощи не берите, это у нас есть. А вот крупу, муку, макароны... И кто в списке молочном — тоже скажите, пусть пока просто готовятся. Хуже от этого точно не будет.

— А всё-таки, какой у вас план? — спросила Ольга Витальевна возле выхода. — Хотя бы в общих чертах — можете сказать? К чему готовиться-то?

— Да ничего нового не придумать — всё придумано до нас. Если в городе война и немцы — надо в лес бежать, к партизанам. И сидеть там тихо, пока тут резня. А потом посмотрим, кто кого переживёт.

— Понятно, правду не скажете...

— Да я уже сказал. Ну разве что про партизан — для красного словца. Партизанить мы не будем, у нас задача другая... А партизанить — и без нас найдётся. По слухам, какая-то банда народных мстителей в районе уже объявилась.

— Ну, по слухам да. Так то банда... Говорят — фашисты...

— Ну, они, видимо, русские фашисты. А на том берегу — нерусские фашисты. Есть надежда, что они друг друга займут так, что до нас дела уже не будет...

— Дай то бог...

— Доживём — увидим. В любом случае надо дожить, так что запасами займитесь. А там поглядим — с этими словами Петрович наконец взялся за ручку входной двери.

— До свидания. Надеюсь, мы ещё встретимся.

— Взаимно надеюсь — поклонился профессор. Иногда ему нравилось вот так, в старомодном стиле.

61. 16.08. Четверг.

— Вот вам и народная мудрость — несколько витиевато выразился профессор, встречая утром высунувшихся из выделенной им комнаты Сергия и Наташку.

— Какая ещё мудрость — сонно переспросила Наташка. У Сергия сил на разговор не было, он и встал-то из одного чувства приличия — сколько можно дрыхнуть, пока другие работают? Планов на день было порядочно — профессор вычертил схему быстровозводимой землянки, и было пора уже готовить детали — двери и окна, которые можно готовыми оттащить в лес и там просто вставить в проёмы, забив щели мхом, а не возиться с подгонкой.

— Ну, есть же такая поговорка — "после дождика в четверг". Вот и дождик, а после него — будет уже что-то другое. Не дождик, как я думаю.

— Началось?

— Да, похоже, началось. Я с утра отыскал погодные сводки — сейчас их много запрашивают, постоянно валится... Уже накрыло Ярославль и Тверь, и атмосферный фронт движется на юг.

— И что там? Буран? — поёжилсь Наташка.

— Нет, всё хитрее. Буран — это по сути то же самое, что и тайфун, более лёгкий влажный воздух вторгается в сухой, тяжёлый...

— Как это влажный — и лёгкий? — удивился Сергий.

— А вот так. Вода — уникальное вещество. При такой массе молекулы она должна быть газом. Там же что — кислород и два водорода, все лёгкие. Кислород, который "о два" — тяжелее почти в два раза, углекислый — почти в три... Но они — газы, все молекулы болтаются отдельно. А водяные — слипаются в цепочки, и получается плотное вещество, жидкость. Поэтому плотность в восемьсот раз больше воздуха. Но в облаках-то — пар! То есть вода в виде газа. И она легче воздуха.

— Ничего себе фокусы...

— Да, раньше про это в школе учили. А вас, получается, уже нет?

— Может, и учили, у меня по химии вечный трояк — жизнерадостно поведала Наташка.

— Ну... в общем, ладно — продолжил лекцию профессор — влажный лёгкий воздух с океанов перемещается на континент, вода конденсируется и выпадает, дождём или снегом. А у нас — картина совсем другая. От вулкана к нам дует воздухом сухим и тяжёлым — ещё более тяжёлым, потому что в нём пепел. И не большой вихрь — циклон, идёт, поливая всё водой, а наоборот — идёт антициклон, а по его границам закручиваются вихри поменьше. Ну, кто догадался? — Петрович и правда ощутил себя на лекции, даже начал рукой показывать, как закручивается вихрь.

— Этот, как его... Торнадо! — вспомнил Сергий

— По-русски, вообще-то, говорят "смерч". Но по существу правильно — идёт на нас фронт торнадо. Не сплошной, конечно, отдельными полосами. Но о разрушениях уже сообщают...

— Надо, наверное, предупредить всех — нерешительно высказалась Наташка.

— А как? По посёлку бегать и орать? — не поддержал Сергий.

— Позвонить хотя бы!

— Ага, тут нас по телефону и вычислят...

— Кто вычислит? Нас что, ФСБ ищет?

— Ну, да... ФСБ мы до одного места...

— Телефон где?

— На шкафу лежал...

— Ты его хоть зарядил?

— Зарядил и выключил.

Наташка упорхнула звонить — Сергий уже начал перемещаться без костылей, но быстро ходить было ещё больновато.

— Ну, поселковых она предупредит, а нам что делать?

— А нам — ничего.

— Почему? Всё готово уже?

— Нет. Просто никто не должен знать, что мы тут самые умные. Умных не любят.

— А если крышу снесёт?

— Дом всё равно бросать — равнодушно, словно не жил тут несколько лет, не чинил и не укреплял крышу совсем недавно, ответил Петрович.

— Тогда что, сразу в пещеру перебираться?

— Ну, во-первых, вероятность, что накроет именно нас — небольшая. А во-вторых — ничего мы не сделаем. Это нужно десятка три тросов через крышу перекинуть, анкера вбить, закрепить, окна щитами закрыть — а где это всё брать?

— И что, просто сидеть будем?

— Ну, услышим вой смерча — укроемся. Подвал тут добротный, явно дом другой стоял, а этот после войны построили кое-как...

— Ну всё равно, странно как-то.

— Ничего странного. Есть старая пословица — "лучшее — враг хорошего". Если будем стараться всё сделать лучшим, как только возможно — не сделаем ничего. Не хватит нас на это. Так что будем делать только то, что сделать действительно надо. Сейчас — надо все полезные вещи перетаскать в подвал. А как туча придёт и пчёлы угомонятся — ульи привязать. На них-то проволоки хватит...

Переноска вещей заняла почти целый день. Очень уж много всякого разного оказалось у профессора припасено в сарае — и столярный инструмент, и пчеловодный инвентарь, и какие-то хитрой формы лопаты и тяпки, бензопила, вся, как мумия, обмотанная промасленными тряпками, ещё два велосипеда, старые как мамонты, но тоже тщательно смазанные... Аккуратно напиленные детали для укрепления крыши дома Петрович велел оставить — не понадобятся уже.

На суету подошёл сосед, поинтересоваться, не случилось ли чего. Профессор честно рассказал про штормовое предупреждение, но не спокойно и взвешенно, как он говорил обычно, а намеренно нервно, суетливо и со страхом. Не столько даже потому, что решил играть психа, а чтоб тот не поверил. Отношения у них были не лучшие. Сосед выслушал, помрачнел сперва, задумался, а потом просветлел, хохотнул даже — вечно вы, учёные, паникуете. Ближе к земле надо быть, чтоб не витать в облаках... штормовых. А уж на просьбу помочь оттащить в погреб громоздкую медогонку и вовсе махнул рукой и посоветовал дурью не маяться. Вернейший способ отучить любопытствовать — попросить помочь...

Сергий и Наташка весь разговор прекрасно слышали, но делали вид, что их нет. Заметил ли сосед, что Петрович не один — хрен его знает. Заметил так заметил, а не заметил — ещё лучше. В подробностях не видел — и ладно.

Закончив с эвакуацией имущества, занялись было столярным делом, но работа как-то не шла. Вдвоём еле-еле собрали четыре земляночных окошка — рамка с пазами да три стекла в неё. А потом стёкла кончились, на двери не было петель, вместо них Петрович начал мудрить что-то самодельное из толстой проволоки, а Сергий как-то незаметно задремал прямо на ходу. Никак он не чувствовал себя здоровым, то нога болела хоть на стенку лезь, то сонливость накатывала. Легкораненый, блин... Наташке и вовсе делать было нечего — нехитрый быт не требовал особых работ, и по будущему строительству толком помочь она не могла — хотя и умела не только "гвоздь забить", но и сверх того кое-что. Оставалось сидеть, думать — и думы были как-то всё больше не радостные.