Всего лишь короткий миг, один точный замах, удар и тварь падает на пол уже обезглавленная. А её улыбка ещё долго будет перед моими глазами, как подтверждение того, что иногда приходится делать выбор. И, что бы ты не выбрала, он никогда не станет истинно правильным. И за каждое такое решение придется отвечать перед самым строгим судьей — твоей собственной совестью.
— Не выходите из шатра,— коротко бросила я, скрываясь за некогда белоснежным пологом.
Сколько времени прошло с начала этой бойни, я даже примерно не представляла. Но, стоило мне выйти из шатра, как резкий, для глаз тени, луч солнца, пронзил серую хмарь на горизонте. Тут же зажмурилась, возвращая глазам привычный вид, а когда открыла их вновь, оказалось, что уже начинает светать. Уцелевшие твари, словно почувствовав приближение рассвета, начали отступать к кромке тропического леса. Вскоре, последняя из них скрылась за густыми зарослями, сверкнув напоследок не добрым взглядом, который обещал новую встречу.
Только сейчас, я вдруг осознала, что вокруг царит просто ненормальная тишина. Она повисла над поляной покрывалом смерти и горя.
'А вдруг больше никто не выжил?', паническая мысль пронеслась в голове, заставляя испуганно осматривать окружающее пространство.
Но, вот Олаф склонился над чьей-то фигурой, рядом с ним застыл Бьорн, поджав побелевшие губы, он успокаивающе похлопал мужчину по плечу. Вот к ним спешат и остальные северяне: Дэйм, Рик, Бран, Стэфан,... Повернув голову в другую сторону, с облегчением понимаю, что с Брэйданом все хорошо. Сейчас он, Сэй Лум и ещё несколько аирцев ходят среди распластанных на земле тел людей и животных, выискивая среди этой мешанины раненных, тех, кого ещё можно спасти. Но, судя по всему таких...нет?
Не сразу понимаю, как дрожат мои руки. И как тяжело вдруг становиться дышать.
'Закрыться, держаться, закрыться...', как молитву твержу сама себе.
Сама не понимаю как, но я уже иду в сторону сидящего на земле Олафа. Ощущения такие, что на поляне не осталось и сантиметра, на котором не было бы пролито крови. Кажется, что ступни с каждым шагом вязнут в кровавом месиве из человеческой плоти. Что то влечет меня именно в тот уголок поляны, будто бы там я могу быть нужна кому-то...очень сильно нужна.
— Wir muss dane it (Надо сделать это). — тихо шепчет Бьорн на ухо склонившемуся над кем-то Олафу. — Willst du mich...(Хочешь, я сам...)
— Ich will! (Я сам!) — рычит вдруг Олаф, скидывая руку Бьорна с своего плеча. — Gabst mir sagt wilrau! (Дайте мне попрощаться!)
Уже не чувствуя ног подхожу совсем близко. Кажется, мне не нужно знать языка, чтобы понять, что происходит. Его тело со всех сторон окружили северяне. Суровые воины, привыкшие терять то, что дороже всего, сейчас прощались с тем, кому привыкли доверять свою спину, кого многие уже давно считали братом. А, кто-то, провожал в последний путь родного сына.
Кельм лежал на темной от крови земле. Он тяжело и прерывисто дышал. Его губы потемнели, приобретая какой-то странный землистый оттенок. А рыжие локоны, рассыпались по земле, превращаясь в буро-красные. Он с трудом смотрел на родного отца, который в этот миг, казалось, состарился за все заимствованные годы. Олаф немигающее всматривался в глаза сына, словно пытаясь ухватиться за него, не отпустить, удержать.
— Well, da, wir met soon! (Да, ладно, па, встретимся ещё), — тяжело захрипел Кельм и попытался улыбнуться.
Первый шок прошел, и сейчас я просто не понимала, почему они все стоят и ничего не делают? Почему не лечат его?!
— Почему вы не поможете ему? — хрипло спросила я, привлекая к себе всеобщее внимание.
— Не лезь, пацан, — вдруг зарычал Бьорн, но тут же был отдернут от меня в сторону крепкой рукой Брэйдана, не понятно каким образом оказавшегося тут.
— Ничего нельзя сделать, — тихо сказал он, — яд wigrou разъедает душу, уничтожает её.
Быстро перевела взгляд на Кельма. Рыжий, кажется, стал ещё бледнее, но на его теле не было ни одного серьезного повреждения. Лишь маленькая розовая царапина на правой щеке.
'Вот и ещё одно мое решение в эту странную ночь. Только сейчас сомнений быть не может, неважно это, главное помочь тем, чем можешь здесь и сейчас'. Аккуратно положила руку на плечо Олафа, и быстро обойдя убитого горем отца, приблизилась к Кельму. Осторожно опустилась на колени и положила ладони на его щеки.
— Что ты делаешь? — как-то потерянно спросил Олаф.
— Возвращаю тебе сына.
-Что? — непонимающе вскрикнул Бьорн.
Ему вторили и остальные. Я же, их уже не слушала, а поймав затуманенный взгляд рыжего северянина начала склоняться над ним, пока наши лбы не соприкоснулись. Тень скользнула внутрь Кельма, чувствуя все его естество. Дело было плохо, так не выйдет.
— Велите женщинам освободить шатер и несите его туда,— жестко сказала я, не смотря ни на кого конкретно.
— Но, — попытался, было, кто-то возразить.
— Быстро, — уже прорычала я.
Когда Кельма занесли в шатер, северяне было попытались усесться вокруг умирающего. Но, такого свидетельства моих подвигов, мне уж точно было не надо.
— Вон пошли, — так же грубо, скомандовала я.
Прослеживалась странная закономерность, что чем грубее я с ними разговаривала, тем лучше они выполняли приказы.
— Если, хоть кто-нибудь войдет, будете хоронить его сегодня же вечером.
— Но, ты..., — опять встрял было Бьорн.
И, вновь, на помощь пришел Брэйдан.
— Хорошо, — коротко кивнул он, уводя товарища за руку, как ребенка.
Оставшись наедине с Кельмом, который так и не приходил в себя после общения с отцом, присела рядом с ним, и, вложив в ладонь легкий энергетический импульс, хлопнула его по щеке. Рыжий недовольно нахмурился, но глаза все же открыл. Какое-то время он потерянно пытался всмотреться в мое лицо, несколько раз непонимающе моргнул, и наконец, сказал:
— Недоделанный? Тебе чего?
Я аж чуть не подавилась заготовленной по случаю речью! Но, быстро взяв себя в руки, как можно серьезнее, сказала:
— Слушай сюда Рыжий, я тебя вытащу, но мне нужно, чтобы и ты этого хотел так же сильно, как и я.
— Понятно, — расплылся в кривой ухмылке северянин, — я сдох или сошел сума?
— Пока ни то и не другое, но ещё слово и будешь выбираться сам, — рыкнула на Кельма, используя уже проверенный прием.
Кельм странно нахмурился, но замолчал.
— Если скажешь кому, что сейчас увидишь или хоть как-то упомянешь, я тебя сам же и порешу, учти, я не шучу.
Откуда брались силы у этого рыжего, я просто не понимала, но вместо того, чтобы согласно кивнуть, он опять разулыбался во весь рот и игриво поинтересовался, чего такого он не видел, что я могу ему показать.
— А вот и посмотрим, — хмыкнула я, начиная стягивать с него сапоги.
Я раздела его до нательных порток, которые, как я поняла, исполняли функцию нижнего белья. Всё это время, северянин не уставал посмеиваться и подшучивать над тем, чего я от него хочу. Должно быть, перестаралась я с импульсом, но нужен он мне был в сознании, когда я начну.
— Теперь послушай меня, Кельм, ничего не бойся, — вкрадчиво заговорила я. — Я проведу тебя за собой, но для этого мне нужно быть к тебе так близко, как только можно, я должен чувствовать тебя своим продолжением не только духовно, но и физически.
Кельм непонимающе сощурил глаза. Сейчас он выглядел ещё более бледным, уставшим, но озорные огоньки в его глазах никуда не ушли. Я осторожно сняла шапочку, и потянулась руками к пуговичкам на куртке.
— Эээ, — прохрипел он. — Дэй, ты чего это, парень? — кажется, северянина наконец-то проняло и вид его стал каким-то испуганным.
— Если хочешь жить, то просто молчи, — еле слышно отозвалась я, кладя куртку рядом с ним. Тут же сняла обувь и начала разматывать ноги.
— Дэй, слушай, ты не смотри, что я того..., — выразительно закатив глаза, сказал он. — Но, на тебя меня ещё хватит, лучше оденься и вали, — с рычащими нотками в голосе продолжал, уговаривать меня он.
Не слушая больше его угроз, постаралась сосредоточиться на собственных ощущениях. Вот уж не думала, что придется предстать в таком виде перед мужчиной, и уж тем более, не ждала, что этим человеком окажется Кельм.
Потянулась рукой к сложной косе, быстро распустила волосы, чтобы, хоть так скрыть наготу. Сняла штаны, оставаясь в просторной рубахе и коротких, плотных штанишках, что выступали аналогом женского белья в Аире.
Северянин нервно сглотнул и как-то странно захрипел.
— Не все так, как ты привык думать, — если я хотела его успокоить, то сказала видимо что-то не то, потому, как Кельм разразился совсем уж бурной тирадой на родном языке, а закончил всего несколькими словами по аирски:
— Долбаный извращенец, я живым не дамся!
Не споря с ним, просто сняла рубаху и начала расстегивать крючочки на тугой полоске, что удерживала грудь. Со стороны северянина воцарилось молчание и лишь его учащенное дыхание, говорило о том, что он все ещё жив.
— Ты..., — еле слышно, прошептал он, когда широкая повязка упала рядом с ним, и тяжело сглотнув, с какой-то невероятной жадностью начал всматриваться в черты лица, фигуру. — Боги...
Я, молча, подошла к нему и опустилась на пол:
— Молчи сейчас, не мешай.
Когда мои тонкие пальцы легли на его запястья, Кельм странно напрягся, после чего дыхание его окончательно сбилось, став каким-то ломанным и хриплым. Открытыми ладонями провела по всей длине рук, до самых плеч, стараясь ощутить движение внутренних токов и энергии, подстраивая себя под него. После чего, легко села к нему на бедра, и положив руки на, отчего-то горячие, щеки мужчины наклонилась к нему так близко, что наши губы почти соприкасались.
— Посмотри на меня, — почти ласково прошептала в его губы.
Кельм судорожно сглотнув, с трудом открыл глаза, неверяще всматриваясь в мои.
— Обними меня, так крепко, как сможешь, — его большие, грубые ладони, тут же сомкнулись на моей спине, прижав к обнаженной груди.
Казалось, сердце Кельма вот-вот вырвется из груди, так сильно оно стучало сейчас. Мне и самой было не по себе, уж больно интимно он касался меня, слишком горячими казались его ладони, а глаза, будто светились изнутри, странным, будоражащим кровь, блеском. Но, сейчас все это было не уместно, не говоря уже о том, что ничего подобного впредь, я постараюсь не допустить. Прикрыв веки, выпустила тень, и когда вновь открыла глаза, уже тьма посмотрела в ответ на северянина.
— Иди ко мне, — позвала его.
Кельм, не в состоянии пошевелиться, испуганно замер, в немом ужасе продолжая смотреть мне в глаза.
Наклонилась ещё ближе, соединяя наши губы. Теперь его вдох — это мой вдох, его сердце бьется так часто, но моё выводит свой ритм, уводя его за собой.
'Дыши со мной, будь мной, растворяясь во мне', призывает тень непокорную душу.
Серые глаза все ещё испуганно смотрят, но вот, проходит миг и Кельм начинает дышать ровно, в унисон со мной. Его сердце превращается в эхо моего. Единый ритм биения жизни на двоих. Так просто, так правильно. Но, это лишь начало нашего пути. И уже через мгновение, начинаю соединять наши поля. Многого не надо, лишь суметь слиться хоть на миллиметр, а дальше уже моя тень будет чистить его биополе, тело и душу.
Яд тварей серыми проплешинами выедает энергетическое поле северянина, я вижу это так ясно. Ощущения такие, словно в душу опрокинули кувшин кислоты, которая прожигает на сквозь все до чего может дотянуться, биополе похоже на рваную тряпку, аура из сияющей превратилась в блеклую и больную. Тянусь к ней, своей тенью, поглощая в себя все поврежденные участки, заменяя их своей чистой энергией, вливая её капля за каплей. Яд 'жжет' меня изнутри, потому просто избавляюсь от него, выбрасывая на самые тонкие слои мироздания. Нематериальная материя, разве может быть такое? Ещё как.
Кельм держит меня крепко, его руки замерли, словно стальные. Но, сейчас не понять, где я, а где он. Мои пальцы запутались в рыжих прядях, а губы слились с его в единое целое. Это не поцелуй, нет, просто ещё один способ быть ближе. Кажется, мы соединяемся друг с другом каждым миллиметром кожи, тоже самое происходит сейчас и с нашими душами, аурами и энергиями. Полный обмен, замкнутый цикл, а я, словно фильтр пропускаю через себя яд тварей сразу на нескольких слоях мироздания.
Время растворилось и перестало существовать, когда руки северянина обмякли и очень медленно опустились по моей обнаженной спине. Кельм уснул спокойным, оздоровительным сном. Ему нужно было ассимилировать мою энергию, принять её и приспособиться, постепенно изменяя её под себя. Тяжело дыша, я буквально съехала ему под бок. Перед глазами все плыло и кружилось, но мысль о том, что кто-нибудь может не утерпеть и войти, прибавила сил одеться. Несколько раз я просто не могла попасть ногой в штаны, кое-как, раза с десятого, удалось застегнуть крючки на повязке и натянуть на себя рубаху. Куртку, как я не старалась, застегнуть не удалось.
С трудом поднявшись на ноги, сотрясаясь всем телом от слабости, поплелась в сторону выхода. Непослушные пальцы сжимали шапочку, которую я так и не смогла надеть. Волосы остались также распущенными.
Полог шатра показался каким-то невероятно тяжелым. Откинуть его удалось далеко не сразу, несколько раз я подносила руку к плотной ткани и просто не могла ухватиться за его край, промахиваясь снова и снова. Возникло желание, плюнуть на все и на всех и остаться спать прямо здесь, у входа. Когда полог шатра распахнулся с другой стороны, яркий солнечный свет больно ударил по глазам, заставляя щуриться.
— Дэй, — тихо произнес такой знакомый голос Брэйдана.
Без лишних слов, он подхватил меня на руки и вынес наружу.
— Как ты? — с тревогой, посмотрели на меня зеленые глаза.
— Устал, — скупо сказала я, откидывая голову ему на плечо.
Брэйдан нес меня не долго, в какой-то момент, он остановился, и очень аккуратно, не спуская меня с рук сел на землю. Тут же поняла, что мы не одни. Он принес меня туда, где сейчас одним, уже не таким большим, кругом, сидели уцелевшие после нападения люди и северяне. Только женщин среди них не было. В круге, с нашим появлением воцарилось гнетущее молчание, и десятки любопытных глаз обратились ко мне. Перед глазами все расплывалось, но, тем не менее, я постаралась взять себя в руки и посмотреть на лица тех, кто ждал от меня объяснений.
Брэйдан ещё крепче прижал меня к себе и заговорил:
— Спрашивай и мы уйдем, — обратился он к кому-то сидящему справа от себя. — Он сильно ослаб, — кивнул Брэйдан в мою сторону.
Тут же кисти моих рук, накрыла одна огромная мозолистая рука, и я увидела, как надо мной склоняется отец Кельма. Лицо Олафа было, словно восковая маска, казалось, мужчина приготовил себя к самым страшным новостям, и уже вознамерился хоронить своего ребенка. Морщины, на его лице, ранее не столь бросающиеся в глаза, приобрели четкое очертание. Взгляд стал тусклым и каким-то безжизненно пустым.
— Скажи мне, — тихим шепотом, попросил он, словно уже знал ответ.
— Он спит, скоро проснется, надо будет покормить, — говорить получалось с трудом. — Восстанавливаться будет ещё несколько дней, но все будет хорошо, Олаф.
