Предел свободы. Часть 3

— Сила человека в его разуме. Мы не должны уподобляться животным, как того хочет Министерство! Посмотрите на Грэйбэка — он брызжет повсюду слюной и от него воняет псиной!

В помещении воцарилась мертвая тишина. Оборотни боялись даже взглянуть в сторону Фенрира, который счастливо воскликнул:

— В круг, щенок! Я научу тебя уважению! — он пытался спровоцировать Люпина все время, да и появился в лагере только затем, чтобы прибрать его к рукам. Один из старейшин, старик с волчьими глазами и клыками, которые давно перестали превращаться обратно в зубы, все время неприязненно смотревший на Ремуса, довольно оскалился, предвкушая предстоящую схватку. Люди Грэйбэка быстро очертили на земле круг, возле которого столпились все, находившиеся в лагере. Фенрир уже предвкушал победу и предстоящее празднование. Его помощник передал ему огромный мясницкий тесак, и тот немедленно принялся с ним поигрывать. В своей меховой безрукавке на голое тело и с огромной взлохмаченной бородой он походил на настоящего варвара из учебников истории.

Ремус спокойно вошел в круг и обратился к толпе:

— Я всегда считал, что разум — это то, что отличает нас от животных. Но если у кого-то его нет, то тут ничего не поделаешь. И мы должны относиться к ним, как бешеным животным, которых нужно уничтожить.

— Прощайся с жизнью, Люпин! — оскалился Грэйбэк.

Однако Ремус вовсе не собирался этого делать. Он буквально имел ввиду каждое произнесенное слово. После короткого кивка Дрэйк передал ему дробовик, и Люпин без колебаний выстрел Фенриру в живот.

Никакого поединка. Никаких правил. Бешеных животных нужно уничтожать без жалости и сантиментов.

Внутренности Грэйбэка разлетелись по площадке, но оборотень был все еще жив. По-видимому, он действительно был берсерком, поскольку не прекращал непрерывно угрожающе рычать в сторону Люпина.

Окружающие, и особенно вожди и старейшины приглашенных стай, были шокированы столь откровенным попранием традиций. Люпину было плевать, он смотрел на людей Грэйбэка, которые столпились вокруг своего умирающего вожака. Некоторых из них задело разлетевшейся дробью, но для оборотней один маленький металлический шарик был не слишком опасен. Помощник Фенрира, ставший главным претендентом на место альфы, посмотрел Ремусу в глаза и прорычал:

— Ты за это заплатишь!

— Да неужели, — холодно ответил Люпин.

Оборотень на секунду опустил взгляд, не решаясь перечить вожаку, но затем вспомнил, что и сам намеревается стать таковым, и пересилил себя:

— Мы еще вернемся и уничтожим ваше маленькое убежище...

— Не вернетесь, — спокойно произнес Ремус. — Потому что не уйдете.

С этими словами он произвел еще один выстрел, который снес полголовы помощнику Фенрира.

Следом прозвучал выстрел из Ли-Энфилда. Дрэйк не отставал от вожака. Повинуясь условленному сигналу, местные оборотни набросились на бойцов Грэйбэка, которые выхватывали кинжалы, тесаки и палицы. У нападавших были трофейные шокеры, пожарные топоры и монтировки, что вкупе с численным преимуществом обеспечило им победу над более мощными и лучше обученными врагами. Они яростно набрасывались на врагов, круша топорами грудные клетки и сами падая под ударами противника. Вооруженные шокерами бойцы Люпина вырубали врагов одного за другим. И никакое мастерство не спасало. Дрэйк время от времени точными выстрелами разбивал группы, вокруг которых начинали образовываться очаги сопротивления. Через несколько минут все было кончено. Успех был полным.

Оборотни Люпина все еще бродили вокруг, добивая оглушенных и вырубленных током, а также собирая собственных погибших, коих оказалось восемь человек. То и дело слышались чавкающие звуки — поверженным отрубали головы, чтобы раненые не смогли затаиться и позднее вернуться мстить.

Как ни странно, Грэйбэка не затоптали в пылу схватки. Видимо бойцы решили, что Люпин должен добить его лично.

— Это неслыханно! Невиданное попрание традиций и законов гостеприимства! — внезапно возмутился старейшина, поддерживавший Фенрира.

Ремус слегка приподнял руку, и этого хватило, чтобы заткнуть возмутителя спокойствия.

— Я пытался убедить вас миром, но вы не захотели слушать. Если вас может убедить только сила, что ж, пусть так. Я стану этой силой. Как говорил мой старый наставник, ради высшего блага. С этого дня никаких нападений на мирных жителей. Авроры и охотники — вот наша добыча. Если кто-то промышляет в Лютном, то и здесь никаких запретов.

Мы докажем, что мы люди, и у нас есть сила. Что мы не какие-то животные, которых можно по желанию загнать в клетку или просто уничтожить. Рано или поздно, но мы вернем наши права.

— А если мы откажемся? — исподлобья взглянул на Люпина один из вожаков.

— Вы можете или следовать за мной, — пожал плечами тот, а затем подошел к умирающему Фенриру и произвел добивающий выстрел в голову, отчего та разлетелась на куски, — либо его путем, но знайте: ничем хорошим для вас это не кончится.

Прозвучало до крайности убедительно, и пример был более чем наглядным.

Несколько позже, когда вожаки уже покинули лагерь, Ремус спросил у Дрэйка:

— Что думаешь?

— Они подчинятся, — пожал плечами тот, — кроме старика. Тот затаил злобу. Доберется до своих и поднимет бучу.

— Значит сделай так, чтобы не добрался.

— Понял.

* * *

Нора, апрель 1995.

Для всех четверокурсников-гриффиндорцев свадьба Рональда Уизли и Парвати Патил была значимым событием хотя бы уже потому, что все они были приглашены на торжества. Многим было любопытно взглянуть на свадьбу с индийским колоритом, однако этому было не суждено сбыться, поскольку отец невесты настоял на самом архаичном варианте проведения свадебного ритуала, который исключал любые попытки жениха сбежать от ответственности. Это было знаком крайнего недоверия, и даже среди самых ярых поборников традиций считалось оскорбительным, однако в свете поведения своего младшего сына глава семейства Уизли не готов был поручиться за то, что Рон не наделает глупостей. В итоге, к вящему недовольству Молли, Уизли пришлось согласиться и на архаичный ритуал, предполагавший полное отсутствие свидетелей, и на значительную роль Патилов в жизни новобрачных. Артуру удалось выторговать проведение последующего торжества в Норе и, что немаловажно, некоторую свободу для своего сына, которому в ином случае пришлось бы сразу после свадьбы покинуть Хогвартс и начать работать в чайной лавке индийского торговца...

Торжество проходило на лужайке возле Норы и напоминало то ли фуршет, то ли пикник, поскольку вся официальная часть в итоге свелась к тому, что директор Дамблдор, который, руководствуясь лишь ему понятными мотивами, вызвался провести ритуал, заверил многочисленных гостей, что все прошло хорошо, а затем разразился длинной речью, в которой пожелания перемешивались с туманными фразами о будущем магического мира, единственной целью которых, по-видимому, была демонстрация невинной мудрости великого белого волшебника. Гарри и его друзья друзьями собрались возле одного из небольших белых столиков, которые словно грибы после дождя заполонили относительно небольшую поляну перед Норой. Среди различных закусок особенно выделялась выпечка миссис Уизли, однако что касается напитков, то в этот раз столь любимый волшебниками тыквенный сок потеснили разные сорта чая, любезно предоставленные семьей невесты. Тем временем другие гости подходили к новобрачным, которые в своих праздничных нарядах смотрелись словно куклы, которые гордо демонстрировались друзьям и знакомым их семей. Все многочисленное семейство Уизли сгрудилось слева от пары, в то время как не менее многочисленные Патилы находились справа. И все бы ничего, но Альбус Дамблдор, вместо того чтобы покинуть трибуну и присоединиться к другим гостям, встал позади молодоженов и, положив руку на плечо Рона, олицетворял собой этакого всеобщего дедушку. Несмотря на то, что событие было, в общем-то, радостным, широкая улыбка Дамблдора все равно была как-то не к месту. Это было особенно заметно на фоне сосредоточенного лица жениха, который, сжав челюсти, всем своим видом демонстрировал решимость идти до конца. Пожалуй, прославившийся своим мужеством Виктор Крам во время испытания с драконом и то смотрелся менее внушительно. Парвати, в отличие от своего жениха, выглядела слегка смущенной, но в то же время в её глазах явственно читалось облегчение. То ли от того, что непростая ситуация, в которой она оказалась, все-таки закончилась свадьбой, то ли от того, что самая сложная часть — ритуал — осталась позади.

Тем временем гости поодиночке, парами или целыми семействами подходили к жениху и невесте и, помахав перед их лицами подарками, начинали нахваливать свои дары родителям. За столиком гриффиндорцев тем временем проходила жаркая дискуссия на тему, кто первым отправится вручать подарки. Все дело в том, что когда ребята решали, что же дарить новобрачным, то они сконцентрировались на одном вопросе — чего Уизли не хватает больше всего? И, несмотря на многочисленные протесты Драко, гриффиндорцы пришли к заключению, что столовые манеры подарить все же нельзя, а значит, остаются лишь деньги. Когда Гарри поинтересовался приемлемой суммой, то был ошарашен ответом Невилла, который безапелляционно заявил, что для человека его положения дарить меньше пятисот галеонов как-то даже зазорно. То же касалось и самого Лонгботтома, который предусмотрительно прояснил этот вопрос у бабушки. Дин и Симус тут же решили скинуться на какой-нибудь другой подарок, потому что они попросту не могли позволить себе дарить подобную сумму, да и сам Поттер начал колебаться, поскольку по маггловским меркам сумма была очень даже большой. Однако Невилл продолжал настаивать, что меньшее будет рассматриваться всеми как скупость, и в итоге Гарри сдался. Малфой, наблюдавший за всеми этими метаниями со стороны, лишь ухмылялся.

Тогда, в гриффиндорской гостиной, подобный подарок казался более чем разумным, однако, наблюдая за процессом вручения подарков, Гарри, а вместе с ним и Невилл, начал колебаться. Просто подойти и вручить мешок с монетами? Это будет смотреться как-то...пошло. И вот почти все уже вручили свои подарки, из которых образовалась довольно большая горка в стороне от Уизли. Вот прошли гриффиндоские подруги Парвати — Лаванда с какой-то косметической дребеденью и Гермиона, которая неизменно считала, что лучший подарок — книга. Симус и Дин вдвоем тащили сундук, надпись на котором гласила, что в нем находится все, что нужно для ухода за детьми. Трое гриффиндорцев начали переглядываться. Наконец Малфой фыркнул и, достав палочку, отлевитировал многочисленные напитки и закуски на другой стол, где мгновенно образовалась безобразная куча. Затем блондин просто подхватил стол и вместе с ним направился в сторону молодоженов и их родителей. Подобное вызывающее поведение приковало к нему взгляды всех присутствующих. Даже Дамблдор прекратил изображать прижизненный памятник самому себе. Драко нисколько не смущаясь поставил стол перед новобрачными, отцепил с пояса кошель и высыпал на стол внушительную горку золотых монет. Затем он высокомерно вскинул голову и, чеканя каждое слово, произнес:

— Тысяча золотых монет. Столько же, сколько получит победитель Турнира Трех Волшебников. Я знаю, Рон, ты как-то рассуждал, что бы ты сделал, если бы выиграл подобную сумму. Однако, надеюсь, эти деньги ты направишь исключительно на благо своей семьи.

Малфой развернулся и отправился к Гарри и Невиллу. Уизли, Патилы и многие гости, не отрываясь, смотрели на горку золота, которая, однако, по меркам магического мира представляла небольшой капитал. И пока оцепенение не развеялось, Гарри и Невилл также подошли к столу и, присовокупив свои наилучшие пожелания, увеличили горку на столе ровно в два раза.

* * *

Там же, немного позже.

— Драко, ты выпендрежник, — пробурчал Гарри. Гости уже начали расходиться, однако Дамблдор дал школьникам немного времени, прежде чем вернуть их в школу. Учитывая постоянную занятость великого волшебника, довольно щедрый жест.

— Я Малфой, — довольно улыбаясь, ответил блондин.

— И все же это выглядело так, будто ты кичишься своими деньгами, — неодобрительно покачал головой Дин.

— Не моими, но родовыми, — Драко патетически вскинул вверх указательный палец. — И дело даже не столько в них, сколько в истории нашей семьи.

— Довольно грязной, — тихо пробурчал Невилл. Дин, Гарри и Симус с любопытством смотрели на него.

— Давай, расскажи им. Мы, Малфои, никогда не скрывали этой истории, — подначил блондин.

— Об этом не принято говорить... — начал было Невилл, но, не выдержав любопытных взглядов однокурсников, сдался. — Ладно. Если коротко, то во время французской революции многие из французской магической элиты сражались на стороне роялистов. Они считали, что сумеют одолеть чернь достаточно быстро. Вышло иначе. Тогда они начали искать поддержку в Англии, но английским волшебникам, по большому счету, было плевать. Родовые гнёзда уничтожались одно за другим. И даже французские гоблины не успели перевести золото в другие страны. Так один из предков Малфоев после принесения соответствующих клятв оказался хранителем состояний множества старинных французских родов. Борьба с Наполеоном затянулась, и старик в итоге умер от драконьей оспы. Та же участь постигла его наследника. Но если Доминик Малфуа был честным человеком, и, кроме того, намертво был связан множеством Непреложных обетов, то унаследовавший огромнейшее состояние второй сын Жером никаких обязательств не имел. Конечно, в его руках оказалась слишком большая сумма, чтобы ему позволили так просто наложить на нее руки. И тогда Жером предпринял по-своему гениальный ход. Он подкупил весь английский Визенгамот. Суммы были настолько большие, что не отказались ни гордецы Поттеры, ни богатейшие Блэки. В итоге Жером Малфуа превратился в лорда Иеронимуса Малфоя, и за его спиной стоял цвет английского волшебного сообщества. Французы были не в том положении, чтобы протестовать, а мы за пределами страны получили репутацию проклятых торгашей.

— Так почему же об этой истории не принято говорить? — спросил Гарри, немного смущенный тем, что и его предок участвовал в таком неблаговидном деянии. Невилл не успел ответить.

— Потому что наша история напоминает всем, что когда-то мы купили английский Визенгамот. И каждый раз, когда представитель нашей семьи швыряет непомерные суммы на какую-то мелочь, представители старых родов вспоминают об этой истории.

Глава 16

Поместье семьи Риддл, май 1995.

Старший аврор Рэйли любил свою работу и гордился достижениями. И, несмотря на то, что многочисленные завистники относили его стремительный карьерный взлет к удаче, подкрепленной протекцией Скримджера, он предпочитал думать о себе, как о профессионале. И у него были все основания так считать. Во-первых, далеко не каждый волшебник был способен не просто искать какие-то магические следы преступника, а выполнять сложную аналитическую работу. Говорят, в ведомстве мадам Боунс подобное не было чем-то примечательным, но в аврорате Рэйли с его рэвенкловским подходом определенно выделялся. Во-вторых, он был способен принимать решения в обстановке крайней неопределенности. И в-третьих, даже когда обстановка была не до конца ясна, он старался продумывать свои действия хотя бы на несколько шагов вперед.