— Спасибо, Иосиф Самойлович. Читается легко. Но становится не очень радостно на душе. Неужели настолько паршиво обстоит дело с нашим директорским корпусом? И почему-то большие начальники любят товарный продукт попинать...
— Обстояло десять лет назад. Было страшно, когда товарные поезда почти переставали ходить по стране, всего два-три поезда за целые сутки по Транссибу. Страна умирала, неужели Москва не видела, что наделала... Сейчас полегче, но инвестиций на разработку я не нашёл. А как обстоит, вам бы и не сталкиваться. Вместо полнокровного развития страны на пользу всем её жителям примитивно устроенная кормушка для своих. Одно сырьё гонят, выручку делят по ближнему кругу, как в мафии. Вы и чаю не попили, остыл чаёк... Да, попинать любят. Не умную голову, не проталкивающую руку, так хоть ногу в туфле приложить. А чем иным удостовериться, если нечем? Даже этого не сообразят.
Замечу, что с авторскими правами положение лучше не стало. Как, например, поступают киношники? Вместо того, чтобы работать в тесном содружестве с автором литературного произведения, вылавливают отовсюду идеи, по служебному заданию сажают полуграмотных сценаристов писать за нищенские гроши, чтобы и у них не возникло авторских прав, — и готово дело! Жаль, поезд скорый, подъезжаем к Ярославлю, мне выходить. Так ни жить, ни работать нельзя. Всё же надеюсь, что когда-нибудь наша молодёжь положение изменит. Вопрос, в каком от нас поколении? Давайте прощаться.
Когда старичок вышел, я достал книгу Александра Иванова, раскрыл её и удивился, что издана она будет только через два года. Едва я положил её на столик, на нём тут же оказалась смятая российская пятидесятирублёвка, даже не уплаченные в магазине монгольские тугрики, а книга исчезла. От неожиданности я даже руку отдёрнул. Для меня этот факт стал сигналом, что календарное время восстановилось. Временные перескоки от полёта нашего МиГа и слива за борт изменённого времени кончились. Доеду поездом, ничего страшного. Отмечу, что "Золото бунта" я всё же купил через два года, но уже за сто рублей, из-за инфляции.
В Ярославле у меня появился новый сосед, директор камнерезного завода с южного Урала, бывший таксист. В городе при слиянии рек Волги и Которосли он заказал какой-то редкий инструмент. Ехал он до Екатеринбурга, там ему надо было пересаживаться на поезд вдоль Уральского хребта. Высокий плечистый моложавый блондин, обаятельный и жизнерадостный. Мне показалось, что в купе сразу посветлело. На визитке было его имя, Иннокентий. Подарил мне красочный проспект со своей продукцией. Уже через десять минут он стал звать меня Борей, я тоже обращался к нему по-свойски, Кеша. Всё для него было решаемо, всё без проблем. С ним за его таксистскую жизнь произошло множество интересных историй и, чтобы переслушать все, надо было несколько раз проехать до Владивостока, а потом обратно, до Москвы.
— Ты, Боря, невозмутимостью напоминаешь моего батю. Я как-то приехал к родителям, он сидит на кухне, пьёт пиво и обстоятельно лущит мелких окуней. Хоть и не рыбак, сам купил, сам засолил, сам навялил. Захожу, батя меня увидел, спокойно долил стакан, поставил на стол бутылку и матери в комнату: "Мария, иди. Иннокентий приехал".
Или вот, был весёлый случай, ещё в советское время. В час ночи беру бабульку в аэропорту. Куда, спрашиваю, ехать, мать? Называет соседний город, надо к сестре. Деньги есть, на самолёт сын посадил. Не ждать же утра, когда пойдут электрички. И до вокзала, знает, не близко. Лучше уж сразу ехать к сестре. Поехали. Подъезжаем к городу. В час ночи у них отключают уличное освещение, и темнотища до пяти утра, все спят. Сейчас почти два часа. Адрес какой, мамаша? Дак не помню я адрес-то, сынок, Бог-то его знает, а я к вечеру и утро и обед позабываю. У сестры ворота синие, ишо собака во дворе залает. Представляешь, Борь?
Я начал улыбаться.
— Что с такой пассажиркой будешь делать? Не высаживать же старого человека, она на полном серьёзе, и спокойно так сидит рядом, на переднем сидении. На меня надеется. А мне как быть? Адрес в не своём, другом городе: в темноте синие ворота и собака в невидимом дворе. До рассвета кататься, весь город с бабулей объехать? Он горнозаводский, старинный. Более новый там только микрорайон соцгорода при заводе, остальные дома одноэтажные. У таксистов план, и надо сделать. Тут и включил соображалку. Еду и в уме со всей поспешностью вычисляю и определяю, что только по улице вдоль пруда могут быть синие ворота, больше быть им негде. Тьма. От пруда расползается туман. Свечу всеми фарами, противотуманками и подфарниками, чтобы мимо не проскочить. Подъезжаем в два десять. Бабка до слёз радуется: вот же они, сестрины синие ворота. Ишо и собака залаяла. Здоровья тебе, сынок. Стоял, пока не убедился, что не ошиблась она воротами, когда сестра к бабуле вышла, обнялись обе.
Не в силах удержаться, я захохотал.
— Смеёшься, а мне каково было? Вот с поездом я однажды припух. Ехал на юг. В купе две пожилых соседки, катят на морской песочек, косточки погреть. Жужжат вместе и по очереди весь день напролёт, безостановочно, как радио, только без музыки. Одна — уж такая из себя интеллигентная, куда там телевизионной героине Веронике Маврикиевне. Знала множество иностранных слов, вставляла к месту и не к месту. Дай, думаю, хоть выйду на воздух в Пензе, прогуляюсь по перрону, подышу на воле, голова отдохнёт, газетки в киоске возьму. Пока туда, пока сюда, поезд укатил, а я остался с газетами в руке. Аллюром через вокзал на площадь к стоянке такси. Выручай, говорю, брат, от поезда на юг отстал. Я тоже таксист, всё понимаю, не обижу. Он уже на низком лёте над дорогой сообразил, где будет следующая остановка у моего поезда. Километров через сто, ладно, что пассажирский, а если бы поезд скорый был, то и на триста, и четыреста, и больше пришлось бы догонять. Долетели за три минуты до прибытия поезда, рассчитался честь по чести. Иду в вагон, а около моего купе такой аларм, мать честная, святых выноси! И проводница, и бригадир, и начальник поезда уже здесь, сыр-бор, тыр-пыр. Дамы меня увидели — у обеих челюсти отпали и общий столбняк. А я так вальяжно: вот, говорю, я за газетками только выходил.
Железнодорожники покачали головами и успокоенные ушли. Тут обе дамы обрадовались и ретиво за меня взялись, свои кости перемыли и приметили, наконец, соседа. Вы, наверное, военный? Спрашиваю, вы думаете? Мы это по вашей короткой стрижке поняли. Да, говорю, был майором, теперь подполковник. А вы, наверное, лётчик? Вы же всё-таки отстали от поезда, не разубеждайте нас! Потому что мы поняли, как вы нас догнали, вы на самом-то деле лётчик! Да, говорю, от вас не скроешь ничего, очень наблюдательные попутчицы, я лётчик. Глиссада, радиолокатор, угол снижения, разбег, стреловидные плоскости. Коллеги из реактивной авиации на бреющем помогли поезд догнать. Ах, ах, ах! Убедились в своей правоте и потеряли, при мне, интерес ко мне. А когда возвращался из туалета, понял, что им представилась возможность до конца дней обсуждать это приключение и ахать от своей проницательности.
— Трогательные старушки. Кеша, ты так натурально их изобразил...
— Идём в ресторан, Боря, поужинаем.
За столом в вагон-ресторане Иннокентий рассказал ещё одну приключившуюся с ним историю, когда он рисковал потерять крупные деньги:
— Когда началась демократия, ушёл из такси. Ни у кого денег нет даже на трамвай. А мне семью кормить, жена потеряла работу, дочь школьница, сына надо собрать в первый класс. У друзей случаи один страшней другого. Приятель решить сделать бизнес на мясе. Взял под квартиру кредит, закупил у знакомых в бывшем совхозе машину мяса. Рассчитывал начать продавать за неделю до праздников, прикинул, как рассчитается за кредит, ну, и доход. А в деревне осенние свадьбы, затянули с забоем скота. Забрал, наконец, мясо и в город привёз в самый канун праздника, везде уже закрыто, никто не принимает. Он к бывшим коллегам, у тех в аренде промышленные холодильники. Да, говорят, примем, возьмём к себе твоё мясо. После праздников заберёшь. Он разгрузился и успокоился. А когда приехал забирать, холодильники отключены, из-под дверок пенистая жижа течёт. Он к этим приятелям, а те ему: в бизнесе, братан, друзей нет. Ты нам в кооперативные киоски поставки перебиваешь, у нас тоже мясо не сертифицировано, ни магазины, ни мясокомбинат без бумаг не принимают. Отдал банку за кредит квартиру. Прихожу к другому приятелю, он пять коробок с упаковками масла сливочного по двести граммов на кухне на всех горелках в кастрюльках перетапливает. Тоже просрочка по какой-то причине, или старьё подсунули, под обёртками вырос чёрный грибок. По неопытности многие прогорали. Особенно опасно подписываться на какие-нибудь срочные поставки, небольшой процент неустойки при крупной сумме и длительной просрочке оборачивался серьёзными, иногда непосильными потерями. Так чуть и со мной не получилось.
Живых денег в достатке при Егоре Тимуровиче Гайдаре, не тем быть бы ему помянутым, в стране не было, все перешли на бартерную систему и взаимозачёты. Заменили собой Госплан. У меня была выстроена сделка со сложной цепью обменов по России и нескольким бывшим советским, а теперь независимым республикам: одним партию автомобилей "Жигули", от них трансформаторы, за них шпалы, от тех диаграммные бумаги для промышленных контрольных приборов, за бумагу медицинские термометры и одноразовые шприцы и так далее. Близко к концу цепочки надо было привезти в Приднестровье крупную партию материалов для теплоизоляции фургонов рефрижераторных автомобилей. Из Приднестровья я должен пригнать заказчику в город на Волге через границы Молдовы с Украиной и Украины с Россией три новых рефрижератора на базе грузовиков-трейлеров КАМАЗ, и сроку оставалось мне всего два дня.
Получил машины, поехали к нам. Оп-па! Граница Молдовы с Украиной по речке на замке. Натурально, на замке! Шлагбаум на мосту крепкий, повешен амбарный замок. Не объехать, кругом камыши, плавни. Встали КАМАЗы на молдавской земле. Время жмёт, а молдаван нет. Идём к украинским пограничникам. В хате сидят пятеро или шестеро крепких хлопцев, и на пограничников-то не все похожи. Оказывается, пограничники вместе с таможенниками. У одного родился сын, все дружно отмечают. На нас никакого внимания, морды красные, дым коромыслом. Один выглядел потрезвее, спрашиваю, сколько пьют? Третий день. Столько мы и были при заводе, как ни торопили изготовителя, он и без того шёл нам навстречу, и вдвое сократил сроки. Спрашиваю, на сколько ещё здоровья хлопцам хватит? Он внятно сказал, чтобы приходили на той неделе, и на этом с нами всё. Выходим от них — что делать? По срокам угораю, только хлопцам, служакам у погранмоста этого не докажешь. Они с оружием, а мы не на танках, одна очередь спьяну — и за три рефрижератора не расплатишься. Кто-то из нас курит, кто-то в кустики отошёл, стоим, а обсуждать нечего. Не проедешь и не отойдёшь.
Слышим через час, вроде бы, в отдалении мотоцикл затарахтел. Не помню, что у них тогда было, милиция или полиция. А только подъехал местный участковый зачем-то. Глянул на нас, всё понял, в сторону пограничной хаты махнул рукой. Сколько вас на КАМАЗах? По сто долларов за машину и с каждого, проеду с вами в кабине, полями проведу, в объезд растаможу. Через сорок километров на ваших машинах проехать можно. Мы дали ему девятьсот долларов и кое-как успели к заказчику.
Я без слов только покачал головой, когда Иннокентий закончил рассказ.
Он рассказывал что-то очень забавное и завтра, но поучительного для предстоящего устройства моей жизни в стране было для меня в его историях уже немного. Или, скорее, я не всё уловил, не зная ещё, что меня ждёт. Но книга исчезла, газет я не купил, проспект прочёл, все истории с благодарностью прослушал. Прощаясь в Екатеринбурге, Кеша сказал мне:
— Зашёл в купе, вижу: сидишь один, смурной какой-то, надо подбодрить. Не поддавайся.
После Урала я в купе был один. Никто в Сибирь со мной не ехал. Все хотят в Москву, где крутятся деньги. Что хорошего тут скажешь?
Глава четвёртая
ГДЕ ЭТО "МЕСТО ПОД СОЛНЦЕМ"?
Видели всё на свете
Мои глаза — и вернулись
К вам, белые хризантемы.
Исса Кобаяси
9
Августовское гнездо
Я не сразу понял, что в кармане плаща звонит мой сотовый телефон, тот, что достался из сумки от прикреплённых к нам с Хэйитиро на авиабазе в Асахикава японцев, так получилось, что ни разу не слышал ещё его звонка.
— Борис?
— Да, слушаю.
— Привет, я твой брат Иван. Ты где?
— Привет. Я в поезде, через три часа подъезжаю к нашему Городу.
— Тебя встретит и привезёт мой водитель, он знает тебя в лицо.
Мой номер не был известен даже Акико, так поначалу я подумал. Как узнал его Иван? Вспомнил, что давал телефон Джеймсу. Но ведь и Акико точно так же смогла бы списать номер. И не только Акико и Джеймсу. Куче народу он мог быть известен, тогда не стоит об этом и задумываться.
Ещё на перроне, у главного входа в вокзал, ко мне подошёл смуглый темноволосый невысокий мужчина лет тридцати, близкого к турецкому или южному кавказскому типа, в чёрной кожаной куртке, серой рубашке с галстуком и чёрных брюках. Без акцента поздоровался и взял у меня сумку. С разных сторон подтянулись ещё трое одетых почти так же славян, тоже без головных уборов, не выглядящих крепче обычного, но повыше водителя и с отточенными тренировками профессиональными взглядами. В группу они не сбивались, даже в людной привокзальной сутолоке держались недалеко, но порознь. Мы пришли к бронированному внедорожнику "Метредес". Мне пришлось устроиться сзади, поскольку впереди, за перегородкой, находились водитель и охранник. Он на меня оглянулся и, глядя мне в глаза, слегка поклонился. Я ответил. Водитель по внутренней связи подсказал, что в баре в моём отделении имеются лёгкие закуски и питьё.
С площади от железнодорожного вокзала и, расположенного за нешироким сквером от него, центрального автовокзала, друг за другом стремительно двинулось несколько машин, и составилась колонна из четырёх одинаковых внедорожников. В быстром движении они иногда менялись местами. Город мы пересекли минут за пятнадцать: по-осеннему одетые люди, жилые дома, по центру сталинской постройки, к окраинам панельные пяти-, девяти— и шестнадцатиэтажки, витрины магазинов, проспекты, скверы, улицы мелькали, немногое показалось бы интересным. Проехали по мосту над широкой сибирской рекой, внизу был речной вокзал, почти безлюдный в наступившем предзимье и без пришвартованных к причалу пассажирских теплоходов.
"По долинам и по взгорьям" мы безостановочно неслись по хорошо асфальтированному шоссе на большой скорости почти три часа. По обе стороны от шоссе темнели кедры, светлее выглядели сосны, с лиственниц начала опадать жёлто-оранжевая хвоя. Октябрь кончался, приблизилась поздняя сибирская осень. В дороге я съел по паре бутербродов с красной рыбой и копчёной колбасой и выпил пол-литровую бутылочку минералки. Дважды мы влетали, не сбавляя хода, в полосы несильного дождя, но выше, в предгорьях, было сухо, и бесконечную тайгу оживляло послеполуденное солнце. В средней по ширине реке Алтынагаре, к ней трижды приближалось шоссе, теснимое горами, отражалось бездонное синее небо с белыми облаками. Я пытался понять, знакомы ли мне эти места, но всё казалось и обычным, и непривычным одновременно, и я оставил бесполезные попытки. Просто смотрел по сторонам и любовался голубыми далями и зелёными просторами, периодически возникающими то справа, то слева в просветах и разрывах в несущейся за окнами тёмной стене тайги.
