Он вскидывает руки, вырываясь из моего блока, и его движения сразу переходят в следующие удары, перетекая из одной немыслимой позы в другую. Но я не играю по чужим правилам, исчезая в мерцании и отступая. Вскидываю правую руку и включаю щит, переводя его в другой режим. Техника, вместо того, чтобы формировать защитный контур, выплескивает концентрированную чакру в сторону противника широкой волной. Он отшатывается на пару шагов и перекатывается в сторону, подхватывая выпушенную ранее бутыль и снова к ней прикладываясь.
Выстреливаю лучом, и этот биджев урод "ловит" мою атаку ладонью и отправляет в меня. Луч оставляет борозду на броне, быстро затягивающуюся, прежде чем я прерываю атаку. Ладно. Он неплох, можно становиться серьезным. Напряжение воли, и по телу проносится то, что с натяжкой можно назвать ощущениями. Чакра течет быстрее, пульсирует, готовясь обрушить на кого-нибудь свою разрушительную мощь.
Убираю щит, встряхивая рукой, подбрасывая в воздух сразу несколько взведенных снарядов. Сеннин готовится к атаке, но происходит не то, чего он ждет. Снаряды взрываются в воздухе между нами, первая половина — с дымом, другая с небольшим запозданием — осколочные заряды. Дробь ожидаемо не причиняет ему вреда, но заставляет на миг зажмуриться от неожиданности. Этого мгновения мне хватает.
Мерцание, завершающееся одновременным ударом коленом в живот и локтем в лицо. В этот раз он не блокирует удары и не уклоняется, отлетая назад и барахтаясь по земле, будто мячик. Лохматый мячик в обносках, поднимающий своим барахтаньем много пыли.
На последнем обороте он все же справляется с инерцией и подскакивает на ноги, одним длинным движением совершая призыв и перехватывая вызванный грубый посох с колокольчиком на конце. Колокольчик качнулся, оглашая окрестности невероятно мелодичной трелью, слишком громкой для такого маленького колокольчика. Он ухмыльнулся.
А я вскинул левую руку и атаковал лучом. Таким, каким пробивал барьер вокруг храма демонов. Атака, длившаяся пару секунд, оставила передо мной трехметровую выжженную борозду, уходящую почти на метр в землю. Луч пробил насквозь все встреченные дома, и ушел в море. Сеннин успел уйти в сторону с линии атаки, и сейчас его лицо выражало некоторое удивление. Теперь он будет опасаться моих атак, потому что знает, что такой удар просто не перенесет без потерь.
Он взмахнул посохом, но потуги на иллюзии я игнорировал. Вскинул руку, и уже через пару мгновений он уклонялся или отбивал мои снаряды. На случайные жертвы среди местных не обращали внимания ни я, ни он. Вокруг уже лежали тела, кому-то прилетел случайный снаряд, кто-то был разрезан на части отраженным сеннином лучом. Нам все это не мешало.
Он, наконец, решился на атаку. Быстрый призыв очередной бутылки, которая ударом посоха была отправлена в мою сторону. Вскидываю щит, и бутылка разбивается об него, расплескивая во все стороны какую-то жидкость. Сеннин щелкнул пальцами, и печать, нанесенная на внутреннюю стенку разбившегося сосуда, сработала, зажигая жидкость.
Сеннин скользит вперед, считая, что мутно-голубое пламя лишило меня обзора. Могло бы, если бы я смотрел глазами. Я выпустил цепь, делая шаг назад и одновременно убирая щит. Взмахнув цепью, я поймал ею некоторое количество пылающей жидкости, простой трюк, не более. Но теперь моя цепь полыхала.
Любитель панд притормаживает у самого пламени и выдыхает струю алкоголя. Поскольку алкоголь напитан природной чакрой, пламя, летящее в меня, тянет на технику "А" ранга. Но я растворяюсь в мерцании до того, как огонь достает до места, где я стоял. Оказавшись за его спиной, атакую пылающей цепью, которую он, наклонившись назад и едва не коснувшись затылком земли, блокирует посохом. Противник резко встает, одновременно дергая посохом, сопровождая движение ударом ноги, потому что считает, что, дергая за цепь, заставит меня приблизиться. Но я лишь не мешаю цепи выскальзывать из механизма, встречая его атаку своей. Пропуская ногу мимо себя, я ударил под колено, стараясь лишить его уверенной опоры, чтобы снизить подвижность.
Сеннин, пользуясь энергией моего удара, развернулся вокруг своей оси, собираясь атаковать. Но я дернул за цепь, ведь сейчас он стоял на одной ноге и не успевал найти точку опоры. Он качнулся в мою сторону, поставил перед собой посох, опираясь на него, прыгнул вперед, одновременно нанося мне удар ногой. Биджева макака, признаю, его движения почти непредсказуемы, и, по большей части, являются акробатическими пируэтами, которых просто нельзя ожидать от нормального рукопашника.
Но ведь и я не рукопашник.
Высвобожденный щит выпустил волну чакры, и я сразу дернул на себя цепь. Толстяк выпустил посох, потому что не мог перехватиться за него удобнее, мешала моя все так же пылавшая цепь, обмотанная вокруг древка посоха. Мне же это не помешало нисколько. Сеннин, продолжая изображать обезьяну, встал на одну ногу, а вторую, получившую от меня удар, прижимал к груди. Он сложил жесты руками, и на посохе сработали печати призыва, высвободив еще три бутылки с горючей жидкостью. Мгновение, и они взрываются, расплескивая во все стороны пламя, на которое я не обращаю внимания. Какого-нибудь гэнина это пламя обратило бы в прах меньше, чем за минуту. Тюнин бы, пожалуй, успел выбраться, но получил бы в процессе много травм. Дзенин бы свалил, отделавших парой подпалин. Я же применял технику, благодаря которой пламя тут же опало на землю и, отчасти, на посох. Который я тут же попытался сломать об колено. Древко треснуло, но не поддалось.
Сеннин, пользуясь моментом, призвал еще одну бутыль и начал пить. Понятно, это его способ поддерживать режим отшельника, одновременно помогая использовать пьяный бокс. Наблюдая, как он напивается, я продолжал ломать посох. На втором ударе волокна начали расходиться и трещать, посох погнулся. На третьем сломался надвое, обломки я отбросил в разные стороны.
Сеннин, отбросив бутыль, поднялся, покачиваясь.
— Ты сломал палку... подаренную... сенсеем!
Он пьян. Это может быть как обычным делом для него, нормальная реакция на долгое использование режима отшельника, связанная с количеством выпитого, так и реакция на мою силу, ведь ему со мной не справиться, и он это понимает.
Его рывок был быстрым. Я бы так не смог, только шагом или мерцанием. Уходя от удара ногой, я отшатнулся назад. Сеннин резко приземлился, попытавшись достать меня ударом снизу, затем перетек в другую стойку его стиля, вставая и одновременно приближаясь ко мне, и лишая меня возможности маневра. Пару ударов руками я успел блокировать, но биджев говнюк был неприятно прыток для своих габаритов. Еще несколько ударов руками, в которых я с трудом распознал связку, но все равно не успел. Удары, во время которых он перетекал из позы в позу, заканчивались одновременным ударом руки и ноги Мало кто может набрать достаточно инерции, чтобы совершить такой удар, но пьяный стиль на то и рассчитан. Он просто продолжал движение, которое закончилось переворотом, вставанием на ноги, и ударами ног, отбросившими меня назад.
Едва коснувшись ногой поверхности земли, я применил мерцание, атакуя с двух направлений. От одного удара он уклонился, второй блокировал. Использую луч сенчакры, который он тут же отражает в сторону. Снаряд — отлетает туда же. Из ножен выскальзывают клинки, едва не лишив его глаза, но уклонился. Новая связка, которую я не могу блокировать, и поэтому просто исчезаю в мерцании, уходя в сторону. Биджева макака угадывает, куда я смещусь, и опережает мой блок. Новый неприятно сильный удар вызвал тихий гул металла доспеха. Достаточно.
Выбрасываю несколько гранат с дымом, одновременно отпрыгивая назад. А затем и вообще использую мерцание, скрываясь за стеной. Пьяница оглядывается, пошатываясь на месте. Значит, не сенсор.
— Эй! Куда ты подевался! А ну выходи!
Это было занимательно, но у меня нет времени на игры. Сосредотачиваюсь и начинаю перемещаться мерцанием, чтобы не попадать на глаза пандорену. Я узнал, на что он способен, остальное прямо сейчас не первостепенно. К тому же этот толстяк, почти наверняка, из Великой Деревни. Вероятно, как и Джирайя до недавнего времени, шляется и ищет приключения себе на задницу, потому что в деревне ему слишком скучно. Но ничего, когда я соберу Каге и настрою их против Рассвета, ему тоже будет, чем заняться. Несколько скачков, я оказываюсь у стены госпиталя, которую прохожу насквозь. Трата чакры, но так быстрее.
Моя появление, ожидаемо, вызывает вспышку страха, сменяющуюся негодованием. Но мне нет дела до всех здесь присутствующих. Оракул обнаруживается над телом в одной из одиночных палат. Здесь же и новоиспеченный Дайме.
— Я приказал никого не пускать! — поморщился толстяк, но громко возмущаться не стал.
Игнорирую:
— Оракул?
"Я не уверена" — призналась павлин.
— Ты часто это повторяешь в последнее время.
"Извини" — она испытывает искреннее сожаление. — "Я молода и только учусь"
— Я знаю. Ты можешь ее найти?
"Я чувствую направление"
— Этого достаточно.
И, продолжая игнорировать молчавшего и удивленного мужчину, покидаю госпиталь.
Глава 3/8.
Здесь было холодно. Холодный воздух щипал обнаженное тело. Железные оковы обжигали кожу. Стол холодил спину. Попытки вспомнить, как она здесь оказалась, наткнулись на головную боль.
— О! Я рад, что ты очнулась!
Голос был незнакомым, и принадлежал мужчине. Немного шипящий, чем напоминал голос Орочимару, который она неплохо помнила, но намного моложе. На ее глазах была повязка, так что видеть она ничего не могла. Как не могла и сказать из-за помещенного в рот кляпа.
— Прошу прощения за доставленные неудобства. Но мы же оба знаем, что ты весьма прыткая особа. А я никак не мог позволить тебе сбежать сейчас, — продолжил молодой мужчина. — Ты, я думаю, меня не помнишь. Мы с тобой и не виделись, если быть откровенным.
Зазвенели какие-то железки. Хотя почему какие-то? Звон медицинских инструментов Сигурэ определила с точностью до "наверняка". И этот звон не обещал ей ничего хорошего, учитывая, что она прикована к операционному, видимо, столу, и уже раздета.
— Знаешь, мне было не с кем поговорить последнее время, так что тебе выпала сомнительная честь побыть моим безмолвным слушателем, — он нервно усмехнулся. — Как я установил, болтать с самим собой можно, но не бесконечно.
Шаги, до этого он находился где-то у нее в ногах, а теперь подошел к ее столу. Теплые пальцы коснулись кожи и с нежностью выбирающего место для надреза хирурга прошлись от живота к груди.
— Ты, возможно, ждешь, что я раскрою тебе свои коварные планы, да? Прости, у меня несколько иная тема для разговора.
Он отошел куда-то в сторону, снова раздался звон инструментов. А затем характерный звук разрезаемой плоти.
— У меня было много свободного времени, когда эти твари сумели убить Орочимару-сама. Джуин не сработал. Им удалось блокировать печати, и уничтожить Орочимару-сама. Полностью выжечь его сущность из этого мира. Но! Это не значит, что я не могу ничего сделать!
Пауза, звон металла и звук упавшего в лоток органа.
— Но я не об этом хотел рассказать. Ты знаешь, что Орочимару-сама был настоящим гением? Я не осознавал этого, пока не добрался до его библиотеки. Сколько исследований он провел! Сколько великолепных экспериментов поставил! Это немыслимо! Его знания могли бы произвести революцию! И произведут! Еще произведут! Когда придет время.
Мужчина перешел в другое место. Раздался скрип письма.
— Так вот, по поводу знаний... Его исследования природы чакры. Ты знаешь, что стихийная чакра одна? По совокупности свойств все пять стихийных элементов мало чем отличаются друг от друга, и различия на выходе протекают не от природы чакры, а от природы синоби, применяющего технику. Но это противоречит нашим знаниям! Ведь бывают стихийные выбросы! Молния во время дождя? Райтон. Землетрясение? Дотон. Лесной пожар? Катон. Но это невозможно! Эксперимент за экспериментом. Орочимару-сама установил — стихийная чакра, или то, что мы под ней понимаем, получает свойства в процессе элементарного преобразования, производимого синоби.
Он замолчал и начал нервно стучать по столу.
— По сути, стихийнай чакра находится в нашем теле изначально. Она является какой-то частью всей нашей чакры. В первую очередь синоби выделяют ее из всего остального объема, а затем преобразуют. Это не очевидно, но синоби могут различаться в скорости выделения стихийной чакры. Но на практике это играет очень малую роль, по сути. Но! Остается вопрос. Почему появляется природная чакра после стихийных явлений, никак с синоби не связанных?
Он снова начал писать.
— И Орочимару-сама нашел ответ. Эти преобразования совершает бог.
Снова молчание, длившееся не меньше минуты.
— Я не задумывался над этим особенно раньше. Не отрицал возможности существования некоего божества. Но никогда не думал, что найду доказательства его существования. Орочимару-сама не стал его искать. Это лишено смысла. Но... Это важное знание, я думаю. Нужно учитывать существование этого неизвестного существа, кем бы или чем бы оно ни было. Полагаю, не стоит ждать от него дружелюбия. Я, почему-то, почти уверен, что мы говорим о чем-то сродни биджу.
Закончив писать, мужчина пошел в другую сторону. Не в ту, в которую он ходил до этого. Теперь он оказался слева от Сигурэ.
— Так вот, возвращаясь к стихийной чакре. В теории любой синоби может освоить любую стихию. Никакой предрасположенности на физическом уровне нет. Предрасположенность является следствием образа жизни и наследственности. Но в очень малой степени. И это не самое поразительное. Поразительно то, что любой синоби, имея достаточно опыта, может освоить все стихии. Теоретически. На практике никто не осознает, что есть одна хитрость. Не зная этой хитрости, нельзя освоить все стихии.
Он подошел к ее столу и начал наносить какой-то рисунок на живот. Жидкость, краска, была очень холодной и вызывала странное жжение внутри.
— Хитрость в том, что каждую стихию нужно примерять на себя по-разному. Это не только стихий касается. То есть... — он усмехнулся, будто вспомнил шутку. — Это лежит на поверхности. Об этом многие знают. Но никто не догадывается собрать все это вместе. Или же... Не осознавая некоторых основополагающих законов... В общем... Каждую стихию нужно применять по-разному. Чтобы в твоем теле разные стихии преобразовывались в разных местах. Это не то, чтобы сложно... Первые три раза. Но с каждым разом все сложнее. Ну, привыкнешь ты выдыхать пламя с воздухом, а воду ассоциировать с собственной слюной, например. Но каждый следующий шаг будет сложнее предыдущего. К тому же существуют и другие факторы, которые способны усложнить и без того непростую задачу.
Нанесение рисунка завершилось, и мужчина ушел куда-то за голову Сигурэ.
— Занятия медициной, углубленное развитие гендзютсу, занятия фуин. Все это накладывается на нашу ауру. Чакра меняется, подстраивается под наши занятия. Это, опять же, не значит, что синоби лишается возможности изучать новые направления. Но, на практике, большинству не хватает таланта и усердия, чтобы открывать для себя новые направления. Орочимару-сама таким не был. Он владел всеми пятью стихиями, при этом был великолепным ирьенином и разбирался в фуиндзютсу. А значит, дело не в физических ограничениях, а в самих синоби.
