Разговор с хуторянами затянулся, но матриарх не сожалела о потраченном времени: хозяин и хозяйка оказались очень наблюдательными людьми и рассказали Бенезии о многом, что, вполне возможно, ускользнуло от внимания и от понимания других жителей района. Азари слушала землян, вставляла короткие реплики. Она постаралась сделать всё, чтобы её новые знакомые рассказали всё, что хотели и так, как хотели. Нет, ничего особо настораживающего или опасного в том, что рассказали ей хуторяне, не было. Матриарх не ощутила никаких признаков или сигналов опасности, но то, что ей сообщили эти иденцы... было интересным, заслуживающим внимательного обдумывания.
Теперь, возвращаясь в селение, Бенезия обдумывала услышанное, 'поворачивала' состоявшийся разговор в своей памяти так и этак, находила немало взаимосвязей, которые следовало проследить. Явик незаметно побудил старшую Т'Сони к тому, чтобы почаще выходить за рамки привычного восприятия окружающей действительности и теперь, размышляя над тем, что сообщили ей хуторяне, азари была благодарна протеанину. Если уж ей, пожилой азари, протеанин смог так необычно и своевременно помочь, то для Лиары он вполне сможет стать Наставником. Тем самым Наставником, которыми протеане всегда были для азари с того момента, как вмешались в их длительную и сложную эволюцию. Это потом, много позднее, после ухода протеан, азари, оставленные без руководства и без внешнего управления, постарались представить дело так, что наставники, воплощённые в том же культе Атаме, были суровыми, жестокими и даже безжалостными властелинами. Обычный защитный механизм, свойственный психике почти любого разумного органика, в очередной раз сработал. Да, теперь Бенезия не сомневалась: появление на Цитадели совершенно реального, живого взрослого протеанина наделает немало шума и породит множество проблем для разумных органиков, которые буквально окопались на Цитадели, сделав станцию обиталищем богатеев и знати.
Явик, при всей его офицерской и командирской подготовленности, не любит ни богатства, ни знатности, он прост и чёток, последователен и немногословен. Может быть, он не был на Цитадели никогда, а может быть — он всё же два-три раза, вряд ли больше — побывал на Цитадели. Сейчас важно, как он воспримет нынешнюю Цитадель и нынешних её обитателей. Вряд ли это восприятие будет полностью положительным.
Явик, конечно, будет сдерживаться, но... Как бы там ни было, для него почти все представители ныне известных рас — форменные примитивы. Конечно, протеанин сдерживается, почти не употребляет это слово и его синонимы, но... Одно дело — борт хорошо знакомого Явику фрегата или хорошо известные ему археологи. Тот же Сташинский, которому протеанин хоть немного, но доверяет, а другое дело — цитадельцы. И этот террариум — Советники Цитадели. А встречаться с ними Явику, скорее всего, придётся. И эта встреча может очень плохо закончиться для Советников. Явик может не сдержаться и тогда... Будет сложно.
Поняв, что раскручивает ситуацию в деталях на недопустимом сейчас уровне, матриарх отметила, что лес остался позади и до селения остались считаные десятки метров. Миновав околицу, азари постучалась в калитку подворья одного из домов, поприветствовала прибежавшего мальчугана, погладила дворнягу, сидевшую на цепи, и вошла в коттедж.
Явик. 'Нормандия', протеанская база, 'Клинок Ярости', Иден Прайм. Работа и планирование
Явик. Работа с протеанским маяком
Протеанин вошёл в свою каюту-выгородку, прикрыл за собой дверь. Точнее — закрыл. Щёлкнул замок, снаружи высветился запрещавший вход красный сигнал на панели ВИ. Явик замер в шаге от двери. Он снова вернулся... Вернулся куда? Вне всякого сомнения, домой. Потому что именно эта каюта на этом земном человеческом, пусть и турианского проекта корабле, стала его первым домом после пробуждения из криостазиса-анабиоза.
Он часто вспоминал тот момент, когда очнулся от анабиоза, разорвал путы стазиса, понял, что он — вернулся. Наверное, даже Джон Шепард не знал всего, что сумел и смог испытать протеанин в те секунды пробуждения. Ему, человеку, землянину, этого не испытать и не ощутить никогда. По многим причинам. Даже сейчас, зная, что теперь он, протеанский воин, не одинок, что у него есть выжившие, живые сородичи, есть Таэла, сохранившая к нему чувства. Явик понимал, что кроме него самого никто не смог бы испытать в точности то, что он уже испытал, вернувшись из сна в реальный мир. Через пятьдесят тысяч лет после того, как Протеанская империя пала под ударами Жнецов. Вал ощущений, чувств, эмоций, захлестнул его, но он, к счастью, сумел с ним справиться.
А затем... затем он стал осваиваться в новом мире и в новом времени. Здесь уже никто почти ничего не помнил и не знал о протеанах, о расах, десятках и сотнях рас, которые когда-то властвовали на просторах огромной галактики. Стал осваиваться и постепенно возвращаться к тому, каким он сам был в той прошлой жизни, когда вокруг была война со Жнецами... Стал пробуждать себя самого. Чтобы снова встать и встретиться с древним врагом. И на этот раз не дать ему уйти в Тёмный Космос безнаказанно, не дать ему уйти, уничтожив высокоразвитые расы.
Можно было долго говорить о том, что пробудилось в нём с тех пор, как он открыл глаза и очнулся, как впервые, на нетвёрдых ещё ногах, вошёл в эту каюту, ставшую его жилищем и его... убежищем. Ему никто из нормандовцев не мешал становиться прежним. А многие... теперь он был готов это признать, даже помогали. Особенно — Джон Шепард. И даже он, землянин, человек, старпом, офицер и спецназовец, не знал до конца, кто такой Явик, что он такое. Слишком много лет прошло с тех пор, как Явик появился на свет, не меньше времени прошло и с момента, когда над Явиком сомкнулись створки анабиозного саркофага. Даже анабиозом в этом времени называют во многих деталях совершенно иной процесс. Многое здесь и сейчас называют по-иному. И вряд ли всё когда-нибудь будут здесь называть так, как это именовалось в эпоху всевластия Протеанской Империи.
Можно было желать погибнуть в борьбе со Жнецами. Явик до сих пор помнил, как почувствовал присутствие рядом Жнеца. Почувствовал и понял, что древний враг... усмирён. Он сохранил силу, мощь, сохранил оружие, но он... не стрелял, не вредил, не разрушал. Он будто бы спал. Получалось, что именно земляне, альянсовцы, люди первыми столкнулись в бою с основным боевым военным кораблём расы Жнецов. Столкнулись — и выстояли. Не победили, просто остановили.
И это уже было много... Потому что когда Цитадель стала раскрываться в 'ромашку', у протеан, составлявших большинство цитадельцев, не нашлось ни сил, ни возможностей, ни времени, чтобы попытаться остановить раскрытие Станции. А потом... потом в Галактику хлынули Жнецы. И если где-то когда-то разумным органикам, объединённым под властью Протеанской империи, и удавалось останавливать корабли Жнецов, заставлять их замирать... то это было настолько редким случаем, что они, эти факты, тонули под валом потерь, боли, крови, горя.
Протеанская империя оказалась обезглавлена. Лишена верховного командования. И... ткань Империи, связывающая десятки и сотни рас, начала слабеть, расползаться... истончаться. А тогда... Тогда обитателям Галактики нужно было совершенно другое. Нужно было встать и встретить врага. Но для этого нужна была единая воля, для этого нужна была уверенность в победе, для этого нужна была вера, для этого нужен был чёткий приказ. Ничего этого не было. А были... Природа ведь не терпит пустоты... Были — растерянность, страх, уныние. Была душевная и даже физическая... Да, да физическая боль. От осознания реальности гибели верховного руководства Империи.
Жнецы тем временем волна за волной входили в Галактику. Входили из Тёмного Космоса через опустевшую Цитадель. Хранители... единственная раса... ушла к своим чанам, затаилась, закапсулировалась.
Только потом Явик... узнал об этом и понял достаточно много, как именно это произошло. Опустевшая Цитадель... Ни одного разумного органика. Пожары, 'стенами' гулявшие по лепесткам. И — центр Цитадели, из которого... выходили всё новые и новые армады и флоты Жнецов. Остановить их не было никакой возможности. Протеанские имперские Охранные флоты, окружавшие Станцию, погибли в первые же секунды активации Цитадели в режиме огромного, можно сказать — гигантского ретранслятора.
А потом... к Цитадели смогли приблизиться немногие разведгруппы. Явик входил в состав нескольких таких разведгрупп. Им удалось... высадиться на Станции. И удалось уйти. Несколько раз удалось уйти, хотя они изначально понимали, что этот рейс, этот полёт, скорее всего — в один конец... Но они все были воинами. Все — десантники, разведчики, спецназовцы. Потому они... они понимали, на что идут. И Явик видел другую Цитадель. А потом, блюдя тайну, скрывал даже от сородичей то, что он видел тогда там, на Цитадели. Благо, он к тому времени уже стал старшим офицером и прошёл переподготовку, открывшую ему такие возможности. Тайн в Протеанской империи всегда было немало.
Для окружающих Явика протеан то, что он видел на Цитадели, так и осталось тайной. А он раз за разом, пусть редко, но возвращался мыслями к тому, что он видел на мёртвой Станции, на мёртвой Цитадели. И каждый раз вспоминал, как ему пришлось стрелять в свою подругу-азари, уже подпавшую под медленную индоктринацию. Он так и не узнал никогда, кто из Жнецов или из их прислужников 'заразил' азари. Ту, с которой у Явика были 'отношения', превышавшие дружеские...
Та пустая и мёртвая Станция, на которую Явик потом, спустя месяцы, возвращался несколько раз, накрепко была связана в памяти протеанского воина с тем, что он почувствовал и пережил, когда стрелял в свою индоктринированную подругу. Стрелял... понимая, что делает что-то совсем противоестественное, опасное, необратимое. И, в то же время — крайне необходимое... Ему было тогда очень больно... Он преодолевал эту боль, прятал её за 'стенкой' и стрелял, стрелял, понимая, осознавая и свыкаясь с мыслью о том, что каждую секунду этого действа он запомнит навсегда. Как часто говорили нынешние земляне — 'на всю оставшуюся жизнь'. С тех минут... он постарел. Внутренне. А может быть — даже внешне.
При желании Явик мог бы воспроизвести секунда за секундой каждое мгновение той встречи с подругой-азари. Встречи, ставшей для неё... и для него... последней. Последней, когда он видел её живой... ставшей мёртвой... Воспроизвести не только внутри себя, в своём сознании и в памяти, но и вовне. Шепард не знал об этой расовой технологии протеан. Не знала о ней ничего и Чаквас. Ни Джон, ни Карин, ни Дэвид о многом не знали. Протеане умели хорошо хранить свои тайны.
Сейчас, когда до отлёта на Цитадель оставалось всё меньше времени, Явик копался во всех доступных ему материалах по этой станции. Копался, используя любую свободную минуту. Даже медитации он теперь раз за разом посвящал обработке полученных сведений о Цитадели. И то, что он узнавал, его не радовало. История грозила повториться. В ещё более страшных масштабах. Теперь на Цитадели сидело только политическое руководство, а военное на этот раз располагалось в расовых мирах, но это не могло бы помочь встретить врага, если Жнецы снова используют Цитадель как самое крупное 'окно' в Галактику. А в том, что они используют Станцию именно так, Явик не сомневался.
Размышления Явика о происшедшем на Цитадели тогда, пятьдесят с лишним тысяч лет тому назад, странным образом совмещались с размышлениями о том, что происходит на этой станции сейчас. И, снова и снова полоща пальцы рук в проточной воде, Явик думал о том, что... ничего не меняется. Раз за разом — ничего не меняется. Да, где-то развитие идёт, где-то есть изменения, но... Этого мало, критическая масса остаётся непреодолённой.
Тяжёлые размышления прерывались необходимостью помочь нормандовцам на корабле, на стояночном поле, на выезде... Хорошо, что он знал теперь, что не одинок, что у него есть сородичи, что выжила любящая его Таэла... И всё же... скрываясь в каюте, Явик постоянно возвращался к размышлениям о Цитадели... Безрадостным. Тяжёлым. Тягучим. Понимал, что многое придётся пояснить Андерсону. Прежде всего — ему. Не Шепарду, это — не его уровень, а именно — Андерсону. Надо будет 'чистить' Цитадель. Чистить от грязи, от скверны, от проблем. Решать десятки вопросов. За один раз всё это сделать — не удастся. Как бы напряжённо ни работали нормандовцы, им не удастся сделать очень многое за один раз.
Получается... что нужна будет 'вилка'. Во-первых, на Цитадели должна быть база для 'Нормандии'. Не для корабля, а точнее — не только для корабля, а прежде всего — для экипажа, для команды. Во-вторых, фрегат должен раз за разом возвращаться к Цитадели. Просто потому, что только его экипажу и команде под силу сделать всё, чтобы удержать Станцию под контролем. И тогда... пусть из всех других ретрансляторов сыплются Жнецы. Такого потока, такого вала кораблей, несущих гарантированную, безусловную смерть разумной органической жизни в Галактике... ни один ретранслятор не обеспечит. Только Цитадель.
Потеряв Цитадель, Жнецы вынуждены будут распылить свои силы, а это уже — шанс. Цитадель... надо удержать под контролем местных жителей. На Хранителей надежды мало. Практически — на них надеяться нельзя. Они раз за разом скрываются в недрах станции и... выживают. Сами выживают. Явик видел эту мёртвую пустую неживую Цитадель, уже вернувшую лепестки в исходное, полусведённое воедино положение.
Он видел её и другой, закапсулированной и прожигавшей толстым белым лучом ближайшую планету. Тысяча парсек для этого луча — ничто. А Цитадель ещё и поворачивалась. Раз за разом поворачивалась, ища и находя новую жертву. Ставя жирную точку в конце многих историй жизни разумных органиков. Окончательную точку.
Живущие ныне на Цитадели разумные органики ничего этого не знают, они этого не видели, не чувствовали и потому — не понимают. Они наслаждаются жизнью и, уповая на 'кредиты' и на драгоценности, раз за разом гонят от себя мысли о том, что столь спокойная, размеренная, а главное — сытная, обеспеченная жизнь может когда-нибудь, очень скоро закончиться. А к другой, более сложной и менее сытной жизни они не готовы. И будут пытаться выжить за счёт других разумных органиков.
На Станции может воцариться хаос...
Станцию неоднократно придётся чистить, патрулировать, контролировать, охранять. И, конечно же, защищать. А значит, надо будет увеличивать численность нормандовцев. Делить их на два... экипажа, скажем. Наземный, то есть станционный, и корабельный. И делать так, чтобы оба экипажа работали как единое целое. Станционный экипаж 'Нормандии' будет держать 'за горло' Цитадель и всё её население, а корабельный — выполнять сложнейшие и важнейшие задачи в космосе, далеко от Станции. Угроза возвращения 'Нормандии' к Цитадели по тревоге будет хорошим охлаждающим глупую горячность фактором влияния.
Впрочем, угроза появления 'Нормандии' у Цитадели уже сейчас работает вполне реально. Далеко не всем Советникам хочется, чтобы фрегат Альянса Систем добрался до Цитадели. И не всем менее значительным 'фигурам', в силу статуса или обеспеченности предпочитающим ныне пребывать на Станции и воображать, что они владеют Галактикой.
