Дома нас ждал настоящий семейный ужин. Служанки расстарались — и на столе была и традиционная рыба на пару, и сашими с маринованным осьминогом, и запеченная целиком в духовке курица по-европейски, и легкие салаты, и рис, куда же без него. Даже бутылочка сливового вина наблюдалась. Как раз по соседству с притащенной Нанто из дома бутылочкой старого саке.
Но основным было не это, главное — что девчонки уже собрались на кухне и ждали только нас с Юбари, не разоряя богатый стол и не подъедаясь по отдельности. Что сказать, здорово, когда все вместе ужинают, делятся впечатлениями от прошедшего дня, шутят друг над другом и перемывают косточки знакомым. Офигительная атмосфера, как раз то, что было нужно каждой покалеченной душе, нашедшей приют в этом старом доме.
— Как прошло с Церковью? — улучив момент, когда общее внимание сконцентрировалось на Йокояме, чуть ли не в танце повествующей о своем сегодняшнем полете, вполголоса поинтересовался я у Ингрид. — Удалось договориться с Эдой?
— Скряга твоя Эда и скупая сволочь. Однозначно. — Бьорк, противореча своим словам, довольно усмехнулась, явно вспоминая какие-то приятные детали переговоров. — Торговалась за каждый цент, скупердяйка, как будто ей на билет в Рай не хватало. Но так-то да, договорились, Церковь выкупит половину М-16 из списка, треть пулеметов, кучу разных боеприпасов, почти все мины и еще там всякого по мелочи. Завтра утром она позвонит и подтвердит соглашение. Просто сегодня ей надо перетереть что-то там в финансовой части и утрясти вопрос с настоятельницей, сумма-то немаленькая получилась. В принципе, если вы ударите по рукам, то сделка срастется на следующей неделе. У нее уже есть на примете корабль, готовый отбыть в сторону Японии хоть завтра.
— Ну и отлично. У нас тоже все тип-топ, удачный день получился. — успокоился я и отпил немного саке из пиалы. — Завтра подобьем первый заказ, включим наш интерес, отправим факс и все, станем немного богаче. Всегда бы так, а то пашешь, пашешь, а кроме горба или новой дырки в организме ничего не зарабатываешь.
В общем, выпили-закусили, поговорили-похихикали, немного потолкались, и вдруг незаметно наступило время заканчивать с посиделками и начинать собираться. И вот тут-то все пошло наперекосяк. Вот он, тот ключевой момент, из-за которого относительно предсказуемый вечер превратился в феерию раздолбайства, разгула и безудержного веселья. Валмет и Чикита вместо того, чтобы чинно-благородно подъехать в 'Желтый Флаг', заехали по дороге к нам. Именно с них все и началось.
* * *
— Ну что, Такаяма, доигралась? — пылающие незамутненным бешенством ярко-синие глаза заставили душу провалиться в пятки, но отступать мне было некуда. Да и желания сдавать назад, если честно, тоже никакого. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Пора мне, наконец, взглянуть в глаза своему страху, расставить все точки над 'ё' и определить формат наших с непредсказуемой русской отношений. Все равно вечно делать вид, будто все в порядке и избегать разговора по душам не получится. Невесело усмехаюсь, задираю лицо и, насколько получается спокойно, встречаю ее давящий взгляд. — Надеюсь, у тебя есть очень убедительные объяснения своему поведению. Вот прямо очень и очень убедительные! Потому что, если их нет, я не знаю, что я с тобой сделаю, малолетка ты охамевшая!
Пальцы, словно сами собой, начинают перебирать струны. Две застывшие тени передо мной, как будто вырезанные из черной бумаги точеные женские фигуры, у которых не различить ни лиц, ни объема. Серебряный, сумасшедше-неземной и до отвращения неживой яркий свет фонаря, четко очерчивающий границы, за которые отброшена тьма Города Грехов. Хрустальная, волшебная в своей нереальности атмосфера встречи. Ночь, шорохи и вопли, характерные для старого неблагополучного района, полного заброшенных строений, жилищ бедноты, ночлежек маргиналов и откровенных руин. И звуки вальса, перебором слетающие со старенькой гитары. Сюрреалистичная картина, достойная кисти самого Босха, но увы, это всего лишь обычная жизнь в Роанапуре, а не фантазии великого живописца.
— Увы, моя госпожа. Я не знаю, чем смогла вас так расстроить. — Страх не ушел, ярко-голубые звезды, выжигающие волю к сопротивлению, все так же давили, пытаясь сломать... но разве это важно, когда звучит вальс? Когда утонченное безумие нашего рандеву настолько зашкаливает, что обычные человеческие чувства отступают на задний план, заставляя подчиниться сказочной иллюзорности ночи? — Я готова объяснить вам все, что угодно, и даже больше. Вот только не понимаю, отчего вы так обозлились на меня?
— Ты пьяная, что ли? Или страдаешь провалами в памяти? Вроде рановато тебе в маразм впадать, а, Такаяма? Хватит нести всякий вздор! Не понимает она! — Рука, застывшая у моей шеи, все же не сжалась, ломая горло. Хороший знак, теперь сама Балалайка наверняка гадает, что вообще происходит и с чего у меня поехала крыша. А она не поехала, просто настроение такое, меланхоличное. Устал бояться, вот и все. — Или на самом деле не понимаешь?! Ладно... Ладно... Вдох-выдох, я спокойна, я совершенно спокойна, и меня совсем не тянет прибить... Тебя, прибить, Такаяма. Очень тянет тебя пришибить нахрен и забыть обо всех твоих взбрыках и загадках. Шарады она мне тут разыгрывает на ночь глядя, паршивка!
Щелчок пальцев, из темноты проявляются безмолвные антрацитовые фигуры, выкладывают свой груз и исчезают так же беззвучно, как и появились. Смотрю на странный набор и пытаюсь понять, что он означает. А также с чего он вообще появился в это время, в этом месте, и какое отношение имеет ко мне. Не просто же так Владилена решила позагадывать мне ребусы в полчетвертого ночи? Хотя...
Небольшого, надежно привязанного к доске крокодила примерно двух метров в длину помню. Мы его сегодня с крокодильей фермы сперли. Тоже идея казалась офигеть, какой отличной, а вот теперь не кажется. Варварски раскуроченный сейф без днища. Тоже помню, я же его и разворотил. Только какого болта он тут, а не на дне моря? А, да, все верно, это мы с Юбари днем протупили и забыли, вторая часть вопроса снимается. Остается первая: как этот металлолом оказался здесь? Пакет с тубусом — его мы и хотели ночью по-диверсантски незаметно подбросить к дверям 'Отеля'. Подбросили. По-диверсантски. Стыдоба, да и только, стая пьяных павианов меньше бы запалилась.
Кстати, а почему секретный прибор находится передо мной, а не в недрах русской лаборатории, он им что, не так уж и нужен оказался? Или... Погодите, погодите... Картонный тубус лежал в белом пакете с каким-то синим логотипом, а на асфальте лежит синий с белым. Это другой пакет, который через Йокояму передала Сакурономия...
Мля... Пакет с литровой бутылкой водки 'Смирнофф' и письмом, в котором староста, не упоминая имен и фамилий, написала: 'Пусть ты холодна, как снега северных варваров, моя любовь крепка, словно этот русский напиток. Ты бываешь страшной настолько, что внушаешь ужас одним своим видом, но меня это не остановит'. И что-то там еще было типа: '... горечь от твоего безразличия подобна горечи, заключенной в этом сосуде, но она расплавится без следа от огня моих чувств, как уходит зимняя стылость от глотка крепкого алкоголя...', не помню точно, но как-то так. Ну и стандартное для таких писем окончание: 'Добьюсь твоего признания, чего бы мне это ни стоило, пойду на все, чтобы ты стала моей'.
Короче, очень поэтично высказалась тихоня Юи, видимо, долго думала, готовилась, собиралась с духом и подыскивала слова. А после моего искрометного выступления в прошлую субботу и чудесного спасения из рук слетевших с нарезки парней, ее прорвало. Понятно теперь, с чего у Балалайки все предохранители вышибло, и она понеслась за мной в ночь, роняя тапки, а не стала дожидаться непонятно чего, на что я там решил пойти, чтобы добиться ее взаимности. Да блин, как так-то? Ой, лажа, ой, позорище...
— Ага, вижу, начинаешь понимать. Проникаться всей глубиной своего падения. — От морозного тона Владилены казалось, что в тропическом Роанапуре вот-вот выпадет снег. — И что мне с тобой сделать за такие намеки? Есть идеи?
— Понять? — Я с тоской рассматривал не менее печально взирающего в бесконечность крокодила. Ступни в колодках модельных туфель заныли еще сильнее, хотя, казалось бы, куда уж больше-то. Щеки горели от стыда, потому следующее слово удалось выдавить из себя с заметным трудом. — И простить? Вы меня реально не так поняли, это не то, о чем вы подумали!
— Ох, Такаяма, Такаяма... — мне почудилось, или в голосе русской прозвучала усмешка? — ты сейчас как пьяненькая жена, пойманная на горячем. 'Понять, простить, не то подумали'... Кайся давай, что ты там на самом деле имела ввиду. Мне не семнадцать лет, чтобы полночи гоняться за упившейся тинейджеркой, ломящейся в мой дом и открыто заявляющей, что она считает меня страшной, как крокодил. Но, если я не соглашусь принять ее любовь, то она пойдет на все и в конце концов вскроет мое целомудрие, как чертов сейф, не считаясь с моими желаниями и наклонностями. Мне мужчины нравятся, Такаяма. Серьезные взрослые мужчины, как минимум ровесники. А не сопливые наглые девчонки, которым и восемнадцати нет!
* * *
Что Валмет, что Чикита принарядились, настроились и горели предвкушением вечернего загула и интересных знакомств. А потому стремились донести свое видение предстоящего вечера до всех окружающих. Уж не знаю, что им мешало уйти в отрыв самостоятельно, но шанс хорошенько покутить именно сегодня они решили использовать на сто процентов, ни в чем себя не ограничивая, что моментально привело к гнуснейшему злодеянию в мой адрес.
Другими словами, меня вытряхнули из привычного камуфляжа, угрозами и шантажом впихнули в откровенно легкомысленный наряд из полупрозрачной модельной блузки и юбки-солнышка сильно выше колен. Хорошо хоть право на плотные черные колготки удалось отстоять. Затем, злорадно похихикивая, жестоко принудили — двумя ударами под дых и одним подзатыльником, ага, — влезть в мерзопакостные шпильки. А я так надеялся, что про них никто не вспомнит хотя бы неделю... Не судьба.
— Ты же теперь офицер, целый лейтенант, Такаяма. Слово давала. Слушай, а давай я тебе еще раз врежу, а то у тебя морда чрезвычайно недовольная. — Валмет куражилась, как могла, отхлебывая граппу прямо из бутылки и с явным одобрением разглядывая статую имени меня посреди гэнкана. Подруги рассредоточились вокруг и, что характерно, все, как одна одобряли экзекуцию. Разве что Гого сочувственно морщилась, но против большинства не выступала. — Шучу-шучу, у меня такое отличное настроение, не могу сдержаться. Прям шутка за шуткой, сама себя не узнаю. Лейтенант, смирно! Два шага вперед — шагом марш!
Вбитые в подкорку армейские рефлексы бросили тело вперед в попытке выполнить команду. И у меня даже получилось! Правда, застыть на месте, как того требует устав, после перемещения не вышло: предательский каблук подвернулся, и меня с грохотом впечатало в стену. А вокруг обидно загоготали, что совсем не добавило мне ангельской кротости!
— А еще у нее белье не кошерное, вон, сами посмотрите. — Наябедничала Бьорк, тыкая в меня пальцем и вытирая выступившие от смеха слезы. — Скучные белые боксеры военного образца и спортивный топ вместо нормального бюстгальтера. Хорошо, что они новые, но... как бы это помягче сказать... людям лучше не показывать.
— Мелкая, я тебя придушу ночью. Ты забыла, мы ведь рано или поздно вернемся домой? И тогда я вылезу из этих пыточных колодок, доползу до кровати, лягу спать. Дождусь, когда ты, змея, прошнырнешь ко мне в койку, и тогда конец тебе сразу же придет, справедливый и неминуемый! — посулил я, мрачно зыркая по сторонам и, цепляясь за стену, воздвигся на обе ноги. — Что вы ржете, кобылы? Не собираюсь я никому ничего показывать, понятно? Коко в городе нет, а всем остальным какое дело, что за трусы на мне надеты? Удобно, чистые, нигде не натирает — и ладно, большего от трусов не требуется. Меня устраивает, а остальные могут засунуть свое мнение в собственное дупло.
— Не-е-ет, лей-те-на-ант Такаяма. Так не пойдет. В настоящем офицере все должно быть прекрасно: и душа, и тело, и нижнее белье. Чикита, хватай ее и неси в комнату. — Вот так вся толпа оказалась в моей маленькой спаленке. Финнка мстительно оскалилась, недвусмысленно проходясь взглядом по моей фигуре, а остальные, гадские предательницы, ее поддержали, предвкушающе перешептываясь. Валмет секунд десять поиграла со мной в гляделки, посерьезнела и посчитала нужным пояснить свою мысль. — Ты сама согласилась пройти мое обучение, не так ли? Добровольно. Оно уже началось, считай предстоящий выход тренировочным. Да, хозяйки нет в Роанапуре, и никто не претендует на то, что сможет тебя раздеть. Если кто-то попытается, так мы все вместе ему или ей грабли вырвем. Но! Рэнге, ты же девочка! Ты в отношениях! Привыкай носить красивые вещи естественно и постоянно, а не по необходимости от случая к случаю. Все понятно? Раздевайся!
И я разделся. А что мне оставалось? Встать в позу и начать качать права? Так это глупо. Тем более, что одноглазая истину глаголет: Рэнге — девочка, я давно это принял и впадать в истерику от такого заявления не собирался. Тело у меня женское, и никуда от этого не деться. Всю жизнь в камуфле не пробегаешь, надо осваивать новые горизонты, а не идти на поводу у привычек. Женщины в повседневности носят всякое-разное, так что овладеть этим умением однозначно стоит. В дальнейшем по-любому пригодится.
— Так-так-так, что я вижу. Держите меня семеро, Такаяма, только не говори мне, что это у тебя единственный девчачий, он же парадно-выходной комплект нижнего белья. — Прислонившаяся к стене и наблюдавшая за моим переодеванием Валмет сокрушенно, причем на сей раз без всякой издевки, покачала головой. — Красивый комплектик, не спорю. Я его на тебе при нашем первом знакомстве видела. И Коко его наверняка лицезрела. Твою же мать, хафу, ты что, совсем по пояс деревянная? Ты его до старости решила хранить и одевать лишь по великим дням?
— Да что не так-то?! Нормальное белье, симпатичное, с кружавчиками, женственное — дальше некуда, почти нихрена не прикрывает. — Я поправил резинку, впившуюся в нежное место и с тоской посмотрел на валяющиеся на покрывале удобные боксеры. — Блин! Вы вот сегодня начнете весело отжигать и напропалую фестивалить, а я полвечера буду думать, как незаметно долбаные кружева из задницы достать.
— Красота требует жертв. — покровительственно похлопала по моему плечу финнка, оказавшаяся не такой сукой, как я до того считал. — Ничего, ученица, все рано или поздно заканчивается. Привыкнешь. Человек — такая скотина, что ко всему приспосабливается. Даже к сводящей с ума веревочке между булок и неудобной обуви. Зато через полтора месяца, когда прилетит Хакматьяр, ты встретишь ее с улыбкой, стоя на высоких шпильках и совершенно не испытывая никаких неудобств от надетых на тебя ультрасоблазнительных стрингов. Прикинь, как наша малышка обрадуется, когда узнает, через что ты ради нее прошла?! На вот, глотни зелья для куража, и пошли, нам пора выдвигаться, если не хотим опоздать.
