— Тоба Микксакс, это покроет расходы на Адду вместе с гонораром Фарра?
Он кивнул. — Вот-вот. Конечно, самому Адде придется искать работу, как только он поправится. И...
— Я приму предложение, — уныло сказала она Тобе. — Скажи ему.
Колесо начало вращаться вокруг своей оси.
Толпа закричала. Сначала вращение было медленным, и человек, прижатый к ней, казалось, улыбался. Но вскоре инерция набралась, и Дюра смог увидеть, как голова мужчины ударилась о спицу.
— Дюра, я знаю Коса, — сказал Тоба. — Он будет хорошо к тебе относиться.
Кос Френк кивнул ей, но не недоброжелательно.
— Насколько близко я буду к Фарру?
Тоба колебался, странно глядя на нее. Кос Френк казался смущенным.
Теперь наглазники жертвы закрылись; его кулаки были сжаты от боли при вращении. Воспоминания о нападении свиньи на Адду вернулись к Дюре. По мере того как человека крутили, воздух в его капиллярах терял свою сверхтекучесть, начинал сворачиваться и замедляться; сфера мучительной боли распространялась по его телу от нижней части живота, окружая оболочку онемения. И...
— Дюра, ты не понимаешь. Кос владеет потолочной фермой, которая граничит с моей. Итак, ты будешь работать на корке... как кули. Я объяснил Косу, насколько хорошо вы, восходящие по потоку, приспособлены к такой работе; на самом деле я нашел вас на корке, и...
— Что насчет Фарра?
— Он будет в гавани. Он будет рыбаком. Разве ты этого не поняла? Дюра...
Теперь мужчина вращался так быстро, что его конечности превратились в размытое пятно. Он, должно быть, уже без сознания, подумала Дюра, и было бы хорошо, если бы он не мог видеть своего лица.
— Где гавань, Тоба Микксакс?
Он нахмурился. — Прости, — сказал он с искренним раскаянием в голосе. — Иногда я забываю, насколько все это ново для тебя. Гавань находится у основания города, на вершине хребта... деревянного столба, который спускается от самого основания. Колокола из гавани следуют по всей длине хребта, ныряя глубоко в мантию. И...
— И это неприемлемо, — прорычала она. Кос Френк отшатнулся от нее, широко раскрыв глаза. — Я должна быть с Фарром.
— Нет. Послушай меня, Дюра. Это не вариант. Фарр идеально подходит для гавани; он молод и легок, но невероятно силен. Ты слишком стара для такой работы. Мне жаль, но так оно и есть.
— Мы не расстанемся.
Лицо Тобы Микксакса стало жестким, его слабый подбородок выдвинулся вперед. — Послушай меня, Дюра. Я сделал все, что мог, чтобы помочь тебе. Ито и Крис полюбили тебя; я вижу это. Но у меня есть своя жизнь, которую я должен вести. Прими это сейчас, или я просто уйду отсюда. И оставлю тебя и твоего драгоценного брата на милость охранников... и через полдня вы присоединитесь к этому человеку на колесе, как еще двое безработных бродяг.
Теперь колесо превратилось в размытое пятно. Толпа восторженно завопила.
Раздался хлопающий звук, тихий и непристойный. Колесо быстро замедлило ход; руки, ноги и голова мужчины болтались, когда колесо совершало последние обороты.
Брюшная полость заключенного лопнула; воздушные сосуды свисали среди складок плоти, как толстые, окровавленные волосяные трубки. Толпа, словно охваченная благоговейным страхом, притихла.
Тоба, ничего не замечая, все еще смотрел в лицо Дюре. — Что будет тогда, Дюра? — зашипел он.
Охранники сняли сломленного человека с колеса. Толпа, с нарастающим гулом разговоров, начала расходиться.
* * *
Дюре и Фарру разрешили навестить Адду в его больничной палате — его палате, вспомнила Дюра.
На одной стене медленно вращался огромный вентилятор, и в палате было приятно прохладно — почти как на открытом воздухе. Больница находилась недалеко от внешней стены города, и палата была соединена с внешним миром всего лишь коротким коридором и была сравнительно светлой; войдя в нее, Дюра почувствовала бодрость и энергичность.
Но эти первоначальные впечатления быстро развеялись при виде Адды, который был подвешен в центре комнаты в лабиринте веревок, лент и бинтов, почти все его избитое тело было скрыто тонким материалом. Врач по имени Дени Макс, кругленькая, чопорная на вид женщина, чей пояс и карманы изобиловали таинственным оборудованием, суетилась вокруг подвешенного человеческого существа.
Адда посмотрел на Дюру и Фарра из своего гнезда из марли. Его сломанное правое предплечье было покрыто кучей бинтов, а голени были стянуты вместе в клетке из шин. Кто-то соскоблил гной с его здорового глаза и наложил мазь, защищающую от симбионтов.
Дюра, как ни странно, теперь испытывала больше брезгливости к ранам Адды, чем когда пыталась справиться с ними голыми руками в корковом лесу. Это неприятно напомнило ей о мертвых животных, выставленных в музее. — Ты хорошо выглядишь, — сказала она.
— Лживая свинья, — прорычал Адда. — Что, во имя костей ксили, я здесь делаю? И почему ты не убралась, пока могла?
Врач прищелкнула языком, поправляя повязку. — Ты знаешь, почему ты здесь. — Она говорила громко, как будто Адда был глухим ребенком. — Ты здесь, чтобы исцеляться.
Фарр сказал: — В любом случае, мы скоро уедем. Я ухожу на работу в порт. А Дюра отправляется на потолочную ферму.
Адда смерил Дюру одноглазым ядовитым взглядом. — Ты тупая сука.
— Теперь все кончено, Адда, я не буду с этим спорить.
— Вам следовало дать мне умереть, а не превращать себя в рабов. — Он попытался поднять руки, обмотанные марлей. — Как ты думаешь, какая жизнь у меня теперь будет?
Дюра нашла тон Адды отталкивающим. Он казался диким, неконструктивным, неуместным в этой огромной, упорядоченной среде. Она поймала себя на том, что противопоставляет жестокость Адды тихой робости Ито, которая проживала свою жизнь серией крошечных движений, как будто едва осознавая ограничения толпы людей вокруг нее. Дюра не поменялась бы местами с Ито, но она чувствовала, что теперь понимает ее. Ярость Адды была грубой, непонимающей. — Адда, — резко сказала она. — Оставь это. Дело сделано. Мы должны извлечь из этого максимум пользы.
— Действительно, — философски вздохнула доктор. — Разве так бывает не всегда?
Адда уставился на женщину. — Почему бы тебе не держаться подальше от этого, ты, отвратительная старая карга?
Дени Макс покачала головой с легким неодобрением.
Дюра, сердитая и выбитая из колеи, спросила доктора, выздоравливает ли Адда.
— У него все так хорошо, как мы могли ожидать.
— Что это должно означать? Почему вы, здешние, не можете говорить прямо?
Улыбка доктора стала еще шире. — Я имею в виду, что он будет жить. И похоже, что его сломанные кости срастаются — медленно, из-за его возраста, но срастаются. И я зашила лопнувшие сосуды; большинство его капилляров теперь способны выдерживать давление...
— Но?
— Он никогда больше не будет сильным. И он, возможно, не сможет покинуть город.
Дюра нахмурилась; краткие, эгоистичные мысли о длительных периодах оплаты счетов промелькнули у нее в голове. — Почему? Если он выздоравливает, как ты говоришь...
— Да, но он не сможет поддерживать прежний уровень пневматического давления. — Макс вопросительно нахмурилась. — Понимаешь, что это значит?
Дюра стиснула зубы. — Нет.
— О боже. Так легко забыть, что вы все потоковые...
Адда закрыл глаза и откинулся на спинку своей марлевой сетки.
— Послушайте, — сказала Макс, — наши тела функционируют, используя свойства воздуха переносить массу... Нет? Хорошо. — Она указала на вентилятор, вмонтированный в стену. — Вы знаете, почему этот вентилятор здесь — почему вентиляторы установлены по всему городу? Для регулирования температуры — чтобы нам было прохладно здесь, в жаре южного полюса. Воздух, в котором мы обитаем, представляет собой нейтронный газ, и он состоит из двух компонентов — сверхтекучей и обычной жидкости. Сверхтекучая жидкость не поддерживает перепады температур — если вы ее нагреваете, тепло проходит прямо сквозь нее.
— Итак, это означает, что если вы добавите больше сверхтекучей жидкости в массу воздуха, его температура упадет. И аналогично, если вы удалите сверхтекучую жидкость, температура повысится, потому что останется обычная жидкость. И это принцип, по которому работают настенные вентиляторы.
Фарр нахмурился. — Какое это имеет отношение к Адде?
— Тело Адды наполнено воздухом — как твое, так и мое. И оно пронизано сетью крошечных капилляров, которые могут втягивать сверхтекучую жидкость, чтобы регулировать его температуру. — Дени Макс подмигнула Фарру. — В наших телах есть крошечные воздушные насосы... их много, включая само сердце. И для того же нужны волосяные трубки... чтобы выпускать воздух из вашего черепа, поддерживать в вашем мозге нужную температуру. Вы знали об этом?
— И это тот механизм, который сейчас не может работать так хорошо для Адды.
— Да. Мы, конечно, восстановили основные сосуды, но после разрыва они уже никогда не будут прежними — и он просто потерял слишком большую часть своей капиллярной сети. Он также остался ослабленным. Вы понимаете, что воздух также питает наши мышцы?.. Послушайте, предположим, вы нагрели бы замкнутую камеру, например, эту комнату. Знаете ли вы, что произошло бы со сверхтекучей жидкостью? Неспособная поглощать тепло, она улетучилась бы из комнаты — энергично и так, как только могла. И, поступая так, она повысила бы давление в другом месте.
— Когда Адда хочет поднять руку, он нагревает воздух в легких. Он, конечно, не осознает, что делает это; его тело делает это за него, сжигая часть энергии, которую он запасает во время еды. И когда его легкие нагреваются, воздух устремляется наружу; капилляры доставляют воздух к мышцам, которые расширяются и...
— Так вы говорите, что из-за повреждения этой капиллярной сети Адда больше не будет таким сильным?
— Да. — Она перевела взгляд с Дюры на Фарра. — Конечно, вы понимаете, что наши легкие на самом деле не легкие, не так ли?
Дюра покачала головой, сбитая с толку этим последним скачком. — Что?
— Ну, мы, конечно, артефакты. Созданные существа. Или, по крайней мере, наши предки были такими. Люди — настоящие люди, я имею в виду — пришли в этот мир, на эту Звезду, и создали нас такими, какие мы есть, чтобы мы могли выжить здесь, в мантии.
— Ур-люди.
Макс улыбнулась, довольная. — Ты знаешь о ур-людях? Хорошо... Что ж, мы считаем, что у первоначальных людей были легкие — резервуары некоторого количества газа — в их телах. Так же, как и у нас. Но, возможно, функция их легких была совершенно иной. Видите ли, наши легкие — это просто хранилища воздуха, рабочего газа для пневматических систем, которые питают наши мышцы.
— Какими они были, эти ур-люди?
— Мы не можем быть уверены — войны сердцевины и реформация не оставили нам никаких записей, — но у нас есть несколько убедительных гипотез, основанных на законах масштабирования и аналогиях с нами самими. Анатомия аналогов была моим основным предметом в студенческие годы... Конечно, это было давно. Они были очень похожи на нас. Или, скорее, мы были созданы по их образу и подобию. Но они были во много раз больше нас — фактически, примерно в сто тысяч раз выше. Поскольку в среднем ур-человеке доминировало равновесие между различными наборами физических сил, он был ростом в метр или больше. И его тело не могло быть основано, как наше, на связи ядер олова ... Вы понимаете, о чем я говорю? Ядра олова, из которых состоят наши тела, содержат пятьдесят протонов и сто сорок четыре нейтрона [ошибка: если учитывать только стабильные изотопы, то число нейтронов в ядрах олова изменяется от 62 для изотопа Sn112 до 74 для изотопа Sn124]. Видите, это двенадцать на двенадцать. Нейтроны собраны в сферическую форму с симметриями третьего и четвертого порядка. Как видите, много симметрии; множество простых способов соединения ядер путем совместного использования нейтронов, множество способов образования цепочек и сложных структур ядер. Связь ядер олова является основой всей жизни здесь, включая нашу собственную. Но не для ур-людей; физика, которая доминировала в их структуре — плотности и давления, при которых, как мы думаем, они обитали, — вообще не допускала бы никаких ядерных связей. Но у них, должно быть, был какой-то эквивалент оловянной связи...
Она протянула руки и пошевелила пальцами. — Итак, они были очень странными. Но у них были руки и ноги, как у нас — так мы считаем, потому что иначе зачем бы они дали их нам?
Дюра покачала головой. — Это не имеет никакого смысла.
— Конечно, так и есть, — улыбнулась Макс. — О, от пальцев есть польза. Но разве не было моментов, когда ты променяла бы свои длинные неуклюжие ноги на реактивный пузырь воздушной свиньи? Или на простой лист кожи, похожий на доску для серфинга, который позволил бы тебе перемещаться по магнитному полю в десять, в сто раз быстрее, чем вы можете сейчас? Вы должны признать это, моя дорогая... Мы, люди, плохо подходим для окружающей среды мантии. И причина, должно быть, в том, что мы являемся микромоделями ур-людей, которые создали нас. Без сомнения, форма ур-людей идеально подходила для того странного мира, из которого они пришли. Но не здесь.
Разгоряченное воображение Дюры наполнило ее разум видениями огромных, туманных, богоподобных людей, вскрывающих корку и выпускающих пригоршни крошечных искусственных людей в мантию...
Дени Макс пристально посмотрела в наглазники Дюры. — Тебе это ясно? Я думаю, важно, чтобы ты поняла, что случилось с твоим другом.
— О, это ясно, — крикнул Адда из своего кокона. — Но это не имеет ни малейшего значения, потому что она ничего не может с этим поделать. — Он засмеялся. — Ничего, теперь она приговорила меня к этому сущему аду. Правда, Дюра?
Гнев Дюры хлынул, как разогретая сверхтекучая жидкость Дени. — Меня тошнит от твоей горечи, старик.
— Ты должна была дать мне умереть, — прошептал он. — Я же говорил тебе.
— Почему ты не рассказал нам о Парц-Сити? Почему вы оставили нас такими неподготовленными?
Он вздохнул, в уголке его рта образовался пузырь густой мокроты. — Потому что нас вышвырнули десять поколений назад. Потому что наши предки проделали такой долгий путь, прежде чем построить дом, что никто из нас не думал, что когда-нибудь снова встретит Парц. — Он рассмеялся. — Лучше было забыть... Что хорошего было бы в том, чтобы знать о существовании такого места? Но откуда мы могли знать, что они распространятся так далеко, испачкав корку своими потолочными фермами и колесами? Черт бы их побрал...
— Почему нас отослали из Парца? Это было из-за... — Она повернулась, но Дени Макс делала пометки на свитке стилусом из вещества сердцевины и, казалось, не слушала. — Из-за ксили?
— Нет. — Он скривился от боли. — Нет, не из-за ксили. Или, по крайней мере, не напрямую. Это было из-за того, как наша философия заставляла нас вести себя.
Люди верили, что знания о ксили появились до прибытия людей на Звезду — что они были принесены туда самими ур-людьми.
Говорили, что богоподобные ксили господствовали в таких огромных пространствах, что по сравнению с ними сама Звезда была не более чем пылинкой в глазу гиганта. Люди, стремящиеся к превосходству, возмущались ксили — даже вступили в безнадежную войну против великих проектов ксили, таких конструкций, как легендарное кольцо.
